Странные ангелы - Папилина Ф. - Страница 40
- Предыдущая
- 40/69
- Следующая
Если папа охотился за вампиром и просто хотел обезопасить меня, то почему не предупредил о грозящей опасности и не оставил надежный контактный номер? Зачем он взял меня с собой в этот городишко, ни словом не обмолвившись о цели приезда?
Я молча стояла, разглядывая коробки, сваленные в гостиной. В доме пахло чем-то красным, кажется, помидорами и пряностями. Обеспокоенный моим молчанием Грейвс неловко обнял меня за плечи:
— Послушай, я тут приготовил спагетти. Перед этим, правда, заезжал в торговый центр и забрал кое-что из своих вещичек. Дрю, может, сначала приведешь себя в порядок и переоденешься в сухое? А потом расскажешь, что приключилось. Ты, наверное, совсем заледенела от холода.
Да, я вся заледенела, и вечерний мороз за окном тут ни при чем.
Меня трясло от внутреннего холода, пробирающего до костей. Окоченевшее тело и непрекращающийся шум в голове — лучше не придумаешь! Хотя нет, оказывается, придумать можно еще и не то. К гулу в голове прибавились возникшие после сегодняшней встречи вопросы, которые не давали покоя с того момента, как я завела грузовик.
Еще раз подумай, Дрю! Будь внимательней!
Кровососы способны зомбировать людей. И я это знаю. Как правило, первый вопрос, возникающий при встрече с зомби, прежде всего касается способа, с помощью которого его вернули к жизни. Было ли это колдовство вуду, или причина кроется в неправильном погребении? Толи вампиры, толи кто-то другой оживляет трупы, шаркающие по темным улицам?
Если дело только в захоронении за оградой освященного кладбища, проблема решается легко и быстро. Если мертвецов оживила черная магия, следует искать колдуна. Наверняка это он подчинил трупы своей воле, заставил ходить и убивать людей.
Если разлагающихся мертвецов поднимает из могил вампир, решивший превратить в зомби убитых им людей, считайте, что вы уже на том свете. Правда, еще может помочь шальное везение и группа поддержки. У меня не было ни того, ни другого.
— Дрю, слышишь? — потряс за плечо Грейвс, возвращая меня в реальный мир. Он озабоченно заглянул мне в лицо, нахмурил брови и добавил: — Дрю, у тебя такой вид, будто ты повстречала привидение. — Тут он сообразил, что ляпнул глупость, и смущенно усмехнулся. — Наверное, так и есть, правда?
Даже не представляешь, как ты близок к истине, парень! Наконец-то я нашла силы ответить:
— Ага, ты абсолютно прав. — Пришлось собрать последние силы и отойти от него на пару шагов. Наткнувшись на подвернувшуюся под ноги коробку, я скривилась от боли. — Пойду переоденусь. Знаешь, я бы сейчас с удовольствием поела спагетти.
— Вообще-то это скорее рагу, — пожал плечами Грейвс. — Бросил на сковородку все, что нашел в доме. Нагреть тарелочку?
Овощное рагу, на совесть сдобренное чесноком, было любимым блюдом отца. Бедное сердечко сжалось в груди от боли.
— Пожалуйста.
Желудок устал урчать, несмотря на то, что часами обходился без еды. За это время он привык к всевозможным перипетиям и превратился в неприступную цитадель.
Лицо Грейвса прояснилось. Он отпустил мою руку и робко улыбнулся:
— Отлично! Я так за тебя волновался.
А знаешь, я тоже. Тоже волнуюсь за себя. Я ведь теперь все равно превратилась в живой труп. Мне не справиться в одиночку с вампиром. Он поиграет со мной, а потом… Вот она, суровая правда жизни!
— Я тоже, — глухо произнесла я вслух.
Я доплелась по коридору до лестницы и поднялась в спальню, там, с трудом сбросив с себя промокшую одежду, через силу натянула сухие джинсы с футболкой. Каждое движение вызывало приступ острой боли в спине, пострадавшей в очередной раз. Ссадина на голове от удара о край фонтана ныла, ребра в груди ломило. Пришлось изрядно поворочаться в кровати, чтобы найти удобную позу и избавиться от мучительной боли.
Я лежала неподвижно, пытаясь продлить миг блаженства как можно дольше, и слушала фальшивое пение Грейвса, доносившееся с кухни. Прежде чем уснуть, я успела-таки плотнее укутаться в одеяла и пожалеть по поводу несостоявшегося ужина и недооцененных усилий Грейвса.
Потом меня сморил тяжелый сон.
Я редко вижу сны о маме.
А если вижу, то обычно один и тот же.
Над детской кроваткой склоняется мама, ее лицо круглее луны, а сиянием сравнится только с солнцем (может, так кажется, потому что я еще совсем маленькая). От маминых волос пахнет цветочным шампунем, гладкие блестящие локоны волной падают на грудь, где мерцает серебряный медальон на цепочке.
В красивых темных глазах, как и на всей левой половине лица, залегла тревожная тень. Будто в ясный погожий денек внезапно начался ливень и солнечный свет в окне вдруг потускнел.
— Дрю, — произносит она ласковым, но настойчивым тоном. — Просыпайся, милая.
Я тру ладошками глаза и зеваю.
— Мамочка?
Мой голос звучит глухо. Иногда это голос двухлетнего ребенка, а иногда девочки постарше, но всегда удивленный, тихий и сонный.
— Вставай, Дрю, — говорит мама и, протянув руки, поднимает меня с негромким оханьем, будто не веря, что ее дочь так выросла.
Я уже большая девочка, и меня не надо носить на руках, но так хочется спать, что я не спорю, а лишь погружаюсь в тепло маминых объятий, прислушиваясь к учащенному ритму ее сердца.
— Я люблю тебя, солнышко, — шепчет она, касаясь губами моих волос.
Мама окутывает меня запахом свежеиспеченного печенья и тонким ароматом духов.
В этом месте сон развеивается. Я слышу чьи-то шаги или, вернее, биение пульса. Сначала тихое, но потом все громче, и с каждым новым ударом ритм учащается.
— Я так люблю тебя, детка, — повторяет мама.
— Мамочка… — Я склоняю голову ей на плечо.
Она несет подросшую дочь на руках. Когда мама ссаживает меня на пол, чтобы открыть дверь, я не протестую.
Мы спустились вниз в чулан. Я не помню, откуда мне это известно. Мама останавливается перед непонятным квадратным отверстием в полу, где уже в одеялах и на подушке с родительской постели лежат несколько моих мягких игрушек. Меня снова сжимают в крепких объятиях, а потом усаживают в подпол, и тут впервые накатывает беспокойство.
— Мамочка?
— Мы поиграем в прятки, Дрю, солнышко. Ты спрячешься здесь и подождешь, пока отец не вернется домой с работы.
На обычную игру не похоже. Раньше я пряталась от папы в чулане, чтобы напугать его, но не посреди ночи и не в тесной дыре в полу, о существовании которой я даже не подозревала. Никогда!
— Мамочка, не хочу так играть, — лепечу я, пытаясь выбраться из подпола.
— Дрю! — Мама больно хватает меня за руку, но потом ослабляет хватку. — Солнышко мое, нам нужно сыграть в эту особенную новую игру. Спрячешься здесь в чулане, и, когда папа придет домой, он обязательно найдет тебя. А теперь ложись и будь хорошей девочкой!
Я не хочу прятаться в чулане и хнычу: «Не буду, не буду!»
Но я послушный ребенок, поэтому устало сворачиваюсь калачиком на дне темного теплого подпола. А тень на мамином лице становится глубже, только мерцают во тьме глаза, и почему-то вместо карих они приобретают цвет голубого летнего неба и больше не смеются. Мама заботливо укрывает меня одеялом и улыбается одними губами, пока я в изнеможении не закрываю глаза. Сон еще не сморил меня. Сквозь дремоту я слышу, как она закрывает люк подпола, и вокруг становится совсем темно. Однако в подполе пахнет мамой, и потом я так устала. Издалека до меня доносится далекий, еле слышный звук — это закрывается на замок дверь в чулан.
Перед тем как сон улетучивается, я слышу мерзкий, пробирающий до костей зловещий хохот, будто кто-то подсмеивается надо мной и пытается говорить, набив рот острыми лезвиями. Чувствую, что мама рядом, но ее охватывает отчаяние. Вот-вот случится что-то непоправимое.
- Предыдущая
- 40/69
- Следующая
