Волшебный дневник - Ахерн Сесилия - Страница 37

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая

– Спокойной ночи.

Уэсли высунулся из окна и проговорил довольно громко:

– Увидимся, Тамара.

– Да. Конечно.

Мне хотелось поскорее убраться подальше.

Банда, расположившаяся у главного входа, свистела и смеялась, и я поторопилась спрятаться в темноте.

В эту ночь я узнала нечто очень важное. Некоторые события не стоит предотвращать. Иногда предстоит почувствовать себя дурой. Иногда предстоит испытать боль на глазах у всех. Иногда это необходимо, чтобы повзрослеть, чтобы перейти в другой день. Дневник не всегда прав.

Дневник рассказал мне, что должно случиться до часу дня. И правда, все было необычно в то утро и в точности так, как я прочитала в дневнике. Розалин разбудила меня и наказала оставаться дома – во второй раз за все время, – и мне стало окончательно ясно одно: она не хочет никому меня показывать. Подумать только, до чего ей страшно и стыдно сообщать о нашем с мамой существовании, о папе, который сам распорядился своей жизнью, что считается самым ужасным грехом. В груди у меня поднялась злость, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы не заявить, мол, я тоже еду на службу, но все же я осталась лежать под одеялом, прислушиваясь, как удаляется шум машины в раскрашенном сепией дне, весьма отличавшемся от дня, описанного в дневнике. Такое не очень необычно, когда знаешь, что что-то случается, и знаешь, что это должно было случиться, – но я как будто уже начинала привыкать.

Когда Розалин и Артур уехали, я решила, что хватит спать, оделась и побежала вниз. Я сидела в саду, когда на дороге показался «чинквеченто» с открытым окошком, словно летевший мне навстречу.

– А вот и она! – воскликнула сестра Игнатиус, сверкнув глазами. – Девочка, которую я хотела повидать. Едешь на службу?

Я посмотрела на машину, в которой теснились четыре монахини.

– Садись сестре Регине на колени, – пошутила сестра Игнатиус, и я услышала «Вот еще» изнутри. – Мы всегда поем во время утренней службы. Ты тоже в нашем хоре, так что должна быть в храме, если только твой ларингит остался в прошлом.

– Нет, – беззвучно проговорила я, схватившись за горло и закрывая рот рукой.

– Полощи солью – и будешь как новенькая, – сказала она, внимательно глядя на меня. И вдруг просияла: – Кстати, спасибо за книжку.

– Пожалуйста, – прервала я молчание. – Я взяла ее специально для вас.

– Так я и подумала, – хмыкнула сестра Игнатиус. – Знаешь, сначала она мне не понравилась, твоя Мэрилин Маунтротмен. Слишком она была заносчивой и хотела слишком многого, а потом я полюбила ее. Не меньше, чем Тарик. Они не выглядели настоящей парой, но постепенно он стал понимать, о чем она думает, особенно когда она плакала над письмом отца, о котором не хотела ему говорить. Должна признаться, меня это тоже задело за живое. Он все понял. Он понял, что она любит его. Умный человек! Представляю, как он сделал свои миллионы и стал нефтяным воротилой. И мне нравится, когда на первой обложке есть фотографии персонажей. Это помогает мне представлять их, пока я читаю. Например, его с зачесанными назад волосами, мускулистого…

– Вы вправду прочитали?

– Ну да, конечно же прочитала. Теперь ее читает сестра Концептуа.

Женщина на переднем пассажирском сиденье повернулась к нам:

– Только не говори, что будет дальше. Пока он нанял частный самолет до Стамбула.

– О, у тебя впереди все самое интересное, – хлопнув в ладоши, произнесла сестра Игнатиус. – Два слова: турецкие радости.

– Я же просила не говорить, – прервала ее сестра Концептуа. – А ты не можешь промолчать.

– Пора ехать, – вмешалась сестра Мария, сидевшая за рулем. – Не хватало еще опоздать.

– Буду ждать тебя на следующей неделе, ладно? – без тени улыбки спросила сестра Игнатиус.

– Конечно, – кивнула я. – А сейчас пойду в постель. Если увидите Розалин, скажете ей об этом?

Она прищурилась:

– Ты уверена?

– Да. Абсолютно уверена.

– Понятно. А зачем ты встала с постели?

– Нам и правда пора, – сказала сестра Мария, включая зажигание. – Подождите. – Кажется, я запаниковала. – Вы должны назвать имя.

Несколько мгновений спустя они, не включив сигнальных огней, уже заворачивали за угол, и сестра Игнатиус высоко поднимала руку в прощальном приветствии.

Это было в десять часов утра.

Я заранее наметила несколько дел, и во главе списка поставила маму. Для начала пролистала телефонную книгу и нашла человека, имя которого мне назвала сестра Игнатиус. Послышался гудок, второй, третий, потом, когда уже должен был включиться автоответчик, я услышала мужской голос.

– Алло! – прохрипело в трубке, после чего человек откашлялся. – Говорите же. Я поняла, что ему трудно говорить, однако он не позволил себе включить автоответчик.

И тогда, тоже откашлявшись, Тамара-Взрослая-Девочка взялась за дело:

– Здравствуйте. Я звоню, чтобы записаться на прием к доктору Гедаду.

– А его тут нет. – Разговаривавший со мной мужчина как будто не совсем проснулся. – Могу я принять сообщение?

– Ну… Нет.. Он вернется до часу дня?

– Его операционная не работает по воскресеньям. Я помолчала. Голос показался мне знакомым.

– Я позвонила домой?

– А что, похоже на отделение «Скорой помощи»? У меня перехватило дыхание:

– Уэсли?

– Да. А это кто?

Соври, Тамара, соври, тебе нужно имя.

– Тамара. Извини, что разбудила.

– Тамара. – Он как будто почти проснулся. – С тобой все в порядке? Тебе нужен врач? Это мой папа.

– А… Врач нужен не мне, а моей маме. Только не хирург, ничего такого. Как ты считаешь, твой папа вернется домой до часа дня?

– Не знаю. Они отправились на службу, а потом на рынок. Обычно возвращаются около часа.

– Почему здесь все едут на чертову службу, а потом на рынок?

– Насколько я знаю, им это нравится. – Он зевнул. – Наверное, папа пользуется случаем, чтобы вручить свои визитки тем, кто кашляет.

Я рассмеялась.

– Ты еще долго оставался вчера?

– Около часа. Ты слышала нас?

– Да я полчаса взбиралась в свою спальню. Случайно закрыла окно и поломала все ногти, прежде чем открыла его.

Теперь засмеялся он.

– Надо было вернуться, и я бы помог тебе с окном. Я знаю, где Артур прячет инструменты. Хочешь, чтобы я попросил отца позвонить тебе в час?

– Нет, не надо. Лучше до часа.

– А как насчет завтра?

Или ждать еще неделю, когда Розалин и Артур отправятся на службу… Еще у меня есть крошечное окошко, когда Розалин пойдет к матери.

– Завтра между десятью и одиннадцатью.

– Я передам. И заставлю заехать.

– Нет, – торопливо отозвалась я. – Сюда нельзя.

– У тебя там камера или карцер? – пошутил Уэсли.

– Нет.

– Ладно, – вздохнул он. – Еще слишком рано, и я плохо соображаю. Дай мне минуту. Я подождала.

– Ясно. Ты не хочешь, чтобы Розалин и Артур узнали, поэтому, когда папа вернется, я выясню его расписание, и мы встретимся в замке в два часа.

Смешно. Он мог бы позвонить, но ему хотелось встретиться со мной.

Повесив трубку, я чувствовала, что горю. Один звонок – и почти весь список оказался перечеркнутым.

Второй пункт заключался в том, чтобы исследовать бунгало. По крайней мере, взглянуть на задний сад, ведь я ни в коем случае не намеревалась пугать старую женщину. Чтобы устроить себе алиби, я положила немного ягод в миску, вскипятила чайник, отрезала пару кусочков хлеба, сделала омлет… очень плохой, потому что он подгорел. Потом вымыла сковороду в раковине и с ужасом представила лицо Розалин, когда она увидит это.

Поставила все на поднос и прикрыла полотенцем, как это каждый день делала Розалин. Гордая своей первой попыткой приготовить завтрак, я вышла из дома и направилась очень медленно, чтобы не пролить чай, через дорогу. Держа обеими руками поднос, я с трудом перелезла через ворота, не в состоянии прислониться к столбу. Полотенце стало мокрым от чая, но я твердо шагала вперед. Миновала занавешенную тюлем гостиную и пошла дальше. И снова меня ослепило яркое солнце, светившее мне прямо в лицо. Я крепко зажмурилась и, стараясь не опрокинуть поднос, поставила его к стене. Он едва не выскользнул у меня из рук, когда пришли в движение чашки и тарелки. Потом солнце отступило, и ко мне вернулось зрение, так что я пошла дальше, глядя по большей части в землю. Когда я добралась до конца прохода, то оказалась в дальнем саду и приготовилась быть изгнанной, приготовилась увидеть маленькую старушку, которая ухаживает за своим садом, гигантские грибы и фей, единорогов и все остальное, чему полагается быть в волшебном саду, скрываемом Розалин от чужих глаз. Ничего такого не было. Совсем ничего, кроме длинного, заросшего травой поля с деревьями по обе стороны. У матери Розалин не было садоводческого таланта; чего не было, того не было.

• Предыдущая
• 37/67
• Следующая