Портрет дамы с жемчугами - Кикути Кан - Страница 9
- Предыдущая
- 9/63
- Следующая
«Верните часы!» – в устах юноши скорее звучало как: «Швырните их в лицо владельцу». Видимо, всю эту историю про дочь виконта, которую якобы любил погибший, госпожа Сёда просто выдумала.
«Быть может, она вернула себе свои собственные часы?» – мелькнула мысль. Но где найти доказательства? Вторая встреча, если она состоится, не принесет никаких результатов, так же как и первая, потому что Синъитиро не сможет выйти из-под власти ее красоты и обаяния. Он, как мотылек, попал в сотканную ею паутину, она делала псе, что ей было угодно, и даже выманила у него часы. Как досадовал Синъитиро на себя за свою слабость! Он решил во что бы то ни стало проникнуть в тайну часов.
И тут в голову ему пришла мысль о записной книжке, которую юноша просил бросить в море.
Книжка все еще лежала в чемодане. Синъитиро не удалось бросить ее в море, и он решил сжечь ее или изорвать» Но до сих пор так ничего и не предпринял. Прочесть – значило нарушить последнюю волю покойного… Но Синъитиро не знал другого способа раскрыть тайну часов.
«Раз он доверил мне часы, – размышлял Синъитиро, – то наверняка позволил бы заглянуть и в эту книжку».
Таким образом желание узнать тайну часов и госпожи Рурико заглушило угрызения совести, и Синъитиро открыл чемодан, к которому еще не прикасался с того самого дня, как возвратился в Токио. Он с опаской взял записную книжку, испытывая при этом возбуждение, как кладоискатель, напавший па след заповедного сокровища, робко открыл ее и стал листать. Каково же было его разочарование, когда он обнаружил, что никаких записей там нет. Синъитиро почувствовал себя обманутым, но продолжал листать и только на последней странице увидел совсем еще свежую запись: казалось, даже чернила не успели высохнуть. С сильно бьющимся сердцем Синъитиро жадно пробегал глазами строку за строкой, написанные неровным почерком, с ошибками.
Чувствовалось, что писал их юноша в глубоком волнении.
«Она паук, но паук очаровательный. Я мучился от своей любви и безграничной страсти, словно мотылек, попавший в раскинутую ею паутину, но это лишь забавляло ее. Она взирала на свою жертву с жестокой радостью. В феврале этого года в знак своей любви она подарила мне часы. Сняв их со своей мраморной руки, она сама надела их на мою руку. Она сказала, что эти часы – самое дорогое для нее. Безгранично веривший в чистоту ее сердца, я был счастлив и носил эти часы тайком, ибо полагал, что я ее единственный избранник. Я был уверен, что завладел ce сердцем. Но она разбила и мою уверенность, и мое сердце, и с какой жестокостью, с каким дьявольским сарказмом!
Вчера я ожидал ее возвращения в саду ее дома вместе с капитаном первого ранга Мураками. Вдруг я заметил, как капитан, приподняв рукав, посмотрел на часы. Они были как две капли воды похожи на мои. Я попросил показать их мне. Каково же было мое удивление, когда я внимательно разглядел их! Только присутствие капитана помешало мне вскрикнуть от неожиданности. Моя рука, державшая его часы, задрожала.
– Где вы их купили? – спросил я.
– Я их не покупал. Это подарок одной особы, – невозмутимо, с самодовольным видом ответил капитан, чем вызвал у меня прилив жгучей ненависти.
Эти часы нисколько не отличались от моих ни своим рисунком, ни величиной врезанных в крышку бриллиантов: неужели у нее много таких?!
В бешенстве я готов был разбить часы капитана о камень. Но капитан, как бы не замечая моего волнения, сказал:
– Ну, как? Не правда ли, удивительный рисунок? По-моему, это вещь редкостная!
На мужественном лице моряка продолжала играть самодовольная улыбка. Чтобы сбить с него спесь, мне захотелось поднести к его носу свои часы, но я тут же подумал, что капитан ни в чем не виноват. По ее милости мы разыграли глупую и в то же время жестокую комедию.
Я решил швырнуть ей свои часы в лицо, как только она вернется. Но на мои упреки в вероломстве она ответила мне оскорблением, унизила меня. Она играла мною, как игрушкой! И я молча стоял, не в силах произнести ни слова, дрожал от обиды и ненависти. Если бы у меня хватило решимости одним ударом разбить ей сердце! Увы! Чтобы забыть ее, я покинул столицу. Но все мои старания оказались тщетными, ее образ преследует и мутит меня…»
Здесь запись обрывалась, а немного отступя была продолжена. Только почерк стал еще неразборчивее.
«Не в силах ее забыть! Воспоминания как змея жалят сердце. Я ненавижу ее, но мысль о ней не покидает меня ни на минуту. Я испытываю муки ада, стоит мне представить, как она дарит обольстительные улыбки своим многочисленным поклонникам. Чтобы забыть, надо уничтожить ее или себя».
Немного дальше шла еще одна запись:
«Да! Я покончу собой и покажу, как опасно играть с любовью! Собственной кровью я окрашу ее лицемерный подарок! Пусть проснется в ней совесть, если она еще не потеряла ее!»
Все это Синъитиро прочел с глубоким волнением. Юноша как будто бы погиб случайно, и в то же время его гибель можно было считать настоящим самоубийством. Из города в город метался он в поисках смерти и своей трагической гибелью отомстил легкомысленной красавице.
Но пробудит ли в ней совесть его кровь? «Верните часы!» следовало понимать, как «Швырните их ей в лицо!». Но кто эта таинственная «она»? Мадам Рурико или другая женщина? Юноша хотел, чтобы ей не просто возвратили часы, а, возвращая их, отомстили за него, чтобы швырнули эти часы ей в лицо.
Но кто же все-таки она?
Случай на празднике
– Ах, осторожнее! – то и дело восклицали одетые служанками гейши в красных передниках, окружавшие Сёду Сёхэя. От выпитого шампанского Сёда нетвердо держался на ногах. Компания поднималась на холм в середине громадного сада. На холме пышно цвели махровые вишни, напоминая о близком конце весны.
С холма можно было окинуть взором залитый горячим солнцем сад с горками и лужайками, небольшим прудом с чистой, прозрачной водой и множеством изящных беседок. Публика здесь была самая изысканная: мужчины в элегантных визитках и фраках, женщины в нарядных кимоно. По аллеям разносились звуки флейт и японских бубнов. Под молодыми соснами расположился юношеский оркестр Мицукоси, игравший веселые и бодрые мотивы. Хёсиги [9] возвестили начало балетного номера, который должны были исполнить юные артисты из труппы Итимура, и женщины живописными группами направились к устроенной в саду открытой сцене.
При виде этого великолепного зрелища на губах Сёхэя заиграла самодовольная улыбка.
«На мое приглашение откликнулось избранное столичное общество, все видные представители финансового мира и аристократии – банкиры, графы и князья, почти все именитые люди столицы. И все это благодаря моему общественному положению и имени».
Седа мысленно оглянулся на три прошедших года, принесшие ему такое богатство, какое может только присниться.
Перед Великой войной Сёхэй был скромным экспортером в Кобэ. Начало его коммерческим успехам положило приобретение парохода. С большим риском и беря в долг, где только можно, Сёда покупал один пароход за другим. И эти пароходы, словно сказочные лебеди, которые несут золотые яйца, стали приносить ему огромные прибыли. За три года Сёхэй превратился в богача с десятимиллионным состоянием. Это позволило ему расширить круг знакомств и связи. Те, кто прежде не замечал Сёду, теперь заискивали перед ним. Государственные деятели, финансисты ii крупные промышленники, некогда казавшиеся ему неприступными, сейчас сидели с ним за одним столом. На каждом шагу он чувствовал могущество денег. Даже в обществе гейш, за чашкой сакэ, Сёда видел, как велика власть золота.
Имея деньги, можно получить все, чего ни пожелаешь. Этот роскошный сад, один из красивейших в столице, куплен им за пятьсот тысяч иен. По случаю переезда в новый особняк и был устроен сегодняшний праздник. На его устройство Сёда затратил огромную сумму из расчета сто с лишним иен на каждого приглашенного. В звуках флейт и бубнов, в веселом смехе гостей, распивающих пиво, – словом, во всем Сёхэй чувствовал преклонение перед собственным богатством. Да, все это сделали деньги! Их могущество безгранично.
- Предыдущая
- 9/63
- Следующая
