Портрет дамы с жемчугами - Кикути Кан - Страница 30
- Предыдущая
- 30/63
- Следующая
– В Хаяму?… – воскликнула Рурико и замялась, не зная, что ответить.
– Да, в Хаяму. Нынче весной я купил дачу у виконта Хаяси. Летом там жила только Минако. Я ездил всего два или три раза. Говорят, что в тех местах особенно хорошо и спокойно осенью. Поэтому мне хочется пожить там как можно дольше.
Можно было подумать, что поездка – дело давно решенное, так спокойно говорил о ней Сёда.
Но Рурико сразу разгадала его тайный замысел. Она прекрасно понимала, что влечет за собой жизнь в Хаяме, где она останется наедине с Сёдой. Но проявить малодушие Рурико сочла для себя недостойным и решила доказать, что сможет защитить себя даже в самых трудных обстоятельствах.
– Великолепно! – сказала Рурико. – Я тоже очень люблю тишину и покой. – На ее лице нельзя было заметить и тени тревоги.
– Значит, вы согласны? Благодарю вас! – произнес Сёхэй, обрадованный до глубины души.
«Я увезу ее и разлучу с Кацухико. К тому же в Хаяме с нами будут только слуги. Комнаты там чисто японского типа и не запираются. В Хаяме она наконец станет мне настоящей женой. Любая девушка, как бы сильно она ни любила своего бывшего избранника, волею судьбы выйдя замуж за другого, все надежды возлагает на мужа. Так что Рурико, надо думать, перестанет капризничать, как только я овладею ей».
Рурико между тем весело сказала:
– В таком случае, я очень кстати собралась к Мицукоси! Надо купить все необходимое для поездки.
Для влюбленных поездка в Хаяму была бы счастливым свадебным путешествием. Но Рурико она сулила трудные испытания. Уехать вдвоем с Сёхэем было для нее все равно что отправиться на эшафот. Здесь, в доме, было многолюдно. К тому же у Рурико была пусть маленькая, но своя отдельная комната, запиравшаяся на ключ. По ночам ее самоотверженно стерег преданный ей Кацухико. В общем, Сёхэю было не так просто нарушить данное ей слово. Совсем другое дело в Хаяме. Там она останется один на один с врагом, всецело положившись на судьбу, и должна будет стоять насмерть.
Взволнованная этими тревожными мыслями, Рурико укладывала вещи. На дно большого сундука, наполненного платьями и различными принадлежностями туалета, она положила свой кинжал – главное, что ей могло понадобиться в Хаяме.
Кинжал подарил Рурико отец, когда, уступив настойчивым просьбам дочери, согласился выдать свою любимицу за ненавистного ему врага.
«Этот кинжал, – сказал отец, – взяла с собой твоя мать, когда стала моей женой. В прежнее время женщины всегда носили кинжал, чтобы в случае нужды защитить свою честь. В жизни с Сёдой он непременно тебе пригодится. Смотри же, не меняй принятого решения!»
Рурико крепко запомнила слова отца и не расставалась с кинжалом. Он был ее неизменным и надежным спутником, вселял в нее бодрость и мужество. Вот почему, оставаясь наедине с Сёхэем, она ни разу не испытала страха.
Когда стало известно, что Рурико на время покинет Токио, больше всех горевал Кацухико. Как только Рурико стала собирать вещи, он тоже вытащил большой отцовский сундук, набил его разной одеждой и другими вещами, а сверху положил таз и умывальник, чем очень насмешил служанок. Он ходил за Рурико по пятам, боясь, как бы она не уехала без него. Сёхэй же, глядя на сына, с трудом сдерживал раздражение.
В день отъезда Кацухико наконец понял, что его оставляют дома, и пришел в неистовство. Такие приступы случались с ним два или три раза в год. И вот, когда отец с Рурико сели в автомобиль, он босой выбежал из дому, пытаясь открыть дверцу автомобиля. Его всячески удерживали, но, обладая огромной физической силой, он всех расшвырял и вцепился в дверцу так, что его невозможно было от нее оторвать.
Вид несчастного Кацухико, отчаянно бившегося у автомобиля, тронул Рурико, и она почувствовала к нему невольную жалость, как к преданной собаке.
– Вы бы взяли его с собой, ему так хочется поехать с нами! – обернувшись к мужу, сказала она с легкой усмешкой, которую не могла скрыть.
– Вздор! – сердито отрезал Сёхэй и, высунувшись из автомобиля, приказал: – Уведите его! Нечего с ним церемониться! А будет буйствовать, посадите в ту комнату, где его раньше держали. Да хорошенько смотрите за ним, поняли?
С огромным трудом удалось юношу оторвать от автомобиля.
Сёхэй сделал знак шоферу, и автомобиль тронулся. Сёда и Рурико стали устраиваться поудобнее, а издали до них доносились душераздирающие крики Кацухико. Эти крики еще долго стояли у них в ушах.
Первые дни в Хаяме стояла прекрасная погода. Бирюзовое, без единого облачка небо, которого никогда не увидишь в Токио, прозрачным куполом раскинулось над горами и морем. По спокойной блестящей поверхности воды медленно пробегали легкие волны и так же медленно исчезали. Море было теперь не темно-синим, как в середине лета, а бледно-голубым. На горизонте в легкой дымке тумана вырисовывалась горная цепь Идзу.
Наступил конец октября. В городе стало безлюдно и тихо, дачи были наглухо заперты. Дача Сёхэя находилась у самой воды, рядом с дачей императора. Чистый белый песок со следами белоснежной морской пены простирался до самых дверей. Сёхэй с утра уезжал в Токио, и Рурико наслаждалась ничем не нарушаемыми тишиной и покоем, часто прогуливаясь в одиночестве по берегу моря. На пляже не было ни души, и одинокая тень Рурико на песке выглядела печально. Любуясь бескрайним, величаво и беззаботно раскинувшимся морем, отраженным в нем бездонно глубоким и ясным осенним небом, Рурико с особой остротой чувствовала, как ничтожна и омерзительна жизнь, которую ведут люди. Ее страстное желание мстить, так же как и ее замужество, казалось ей теперь недостойным, даже преступным, и она испытывала нечто похожее на угрызения совести.
Сёхэй был рад, что увез Рурико в безопасное место. Находясь в отличном расположении духа, он, всякий раз превращаясь из Токио, привозил Рурико какой-нибудь неожиданный и приятный для нее подарок, а также уйму всяких вкусных вещей.
На пятый день после обеда погода испортилась, а к вечеру поднялись волны, которые все с большей и большей яростью обрушивались на берег, наводя страх на не привыкшую к морю Рурико. Старик сторож поглядел на низко несущиеся над морем тучи и пробурчал себе под нос:
– Быть нынче шторму.
Ветер все крепчал, в темноте лишь белели гребни громадных волн. Рурико сидела у окна с тонким стеклом и, хмурясь, смотрела на море. Вдруг сильный порыв ветра закружил песок и с шумом бросил его в стекло.
– Ах, скорей закрой ставни, – съежившись от страха, приказала Рурико служанке.
Она сидела в запертой комнате при электрическом свете, который сегодня казался ей более тусклым, чем обычно. Сильная в борьбе за свою честь, она оказалась беспомощной и слабой перед лицом стихии. Дом, стоявший на рыхлой почве, временами так сильно дрожал, что казалось: еще немного, и он свалится в воду. Волны угрожающе ревели, словно хотели поглотить дом вместе с его обитателями.
Впервые после свадьбы Рурико с нетерпением ждала мужа. Обычно к моменту его возвращения нервы ее напрягались, и она ощущала неприятный холодок во всем теле. Но в этот вечер она ждала его с нетерпением. Сильная, как железо, рука его казалась ей надежной защитой, и она с тревогой думала о том, что от станции Дзуси он будет ехать в автомобиле по пролегающей вдоль самого берега, теперь опасной дороге.
– В такую погоду особенно страшно ехать через Абадзури! – поделилась она своими опасениями со служанкой. *
В этот момент налетел яростный порыв ветра и до основания потряс дом. Прикованная к земле цепью крыша так затрещала, словно ее с силой отдирали от дома.
– Лучше бы господин не ехал сегодня сюда, – ответила служанка. – Это очень опасно в такую бурю.
Но Рурико втайне надеялась, что муж непременно приедет. Обычно при одном лишь взгляде на него она испытывала непреодолимое отвращение, но теперь видела в нем надежную опору.
Совсем стемнело. Буря не утихала. Волны с грохотом обрушивались на берег и докатывались до самого дома.
- Предыдущая
- 30/63
- Следующая
