Мастер боя (Мое имя - Воин) - Степанычев Виктор - Страница 40

• Предыдущая
• 40/76
• Следующая

Сапсан не мог определить, сколько времени он находился без сознания. Открыв глаза и вспомнив, что с ним произошло, Роткевич попытался вскочить на ноги, но не смог этого сделать. Собственно, и пошевелиться ему было проблематично.

Он лежал связанный мэнуки, со стянутыми вместе руками и ногами, словно баран перед стрижкой. Рядом валялись обломки шеста. Соперник стоял, устало опустив плечи, в нескольких шагах от поверженного трижды чемпиона.

Зал бушевал и гремел овацией. Истерически-радостно орал в микрофон судья. Разом нахлынувшая усталость сковала мышцы Петра. Его хватило лишь на то, чтобы поднять вверх руки, приветствуя зрителей, аплодирующих новому суперчемпиону.

Двери ринга распахнулись, и в десятиугольник заскочили парни в белых спортивных кимоно. Они подбежали к Роткевичу и распутали проволоку, которой тот был связан. Ему помогли подняться и под руки повели прочь с ринга. На гордого Сапсана было страшно смотреть. Его лицо было белым, как мел, и он заметно пошатывался, тяжело переступая ногами. Видимо, не только мэнуки не давала ему двигаться, когда он лежал связанным. Выплеск энергии, вложенный Петром в завершающие удары схватки, оказался чересчур мощным даже для такого бойца, как Сапсан.

Проходя мимо Петра, он дернул сопровождающего, принуждая остановиться. Их глаза встретились. Взгляд Роткевича был безразличным и тусклым.

— Лучше бы ты меня убил, — глухо произнес Сапсан и после секундной паузы добавил: — А теперь я убью тебя.

Петр брезгливо поморщился и отвернулся. У него не было ни малейшего желания разговаривать с этим человеком.

Дальнейшее происходило как во сне. Его обнимали и качали выскочившие на ринг «дракончики» и Леон. Бурнаш хлопал его по плечу и что-то кричал трибунам. Генерал Слуцкий возложил на Петра огромный лавровый венок. Какие-то представительные мужи вручали призы ему, Стасу, Косте. Вынесли большой кубок и поставили у ног команды «драконов». Рядом мелькнули лица Азамата и Османа. Их тоже поздравляли и что-то вручали.

Великий Дракон наблюдал за всем словно со стороны. Вся эта суета и радость окружающих были ему безразличны. Вдруг явилось странное чувство, что он, Петр Алексеевич Романов, человек без прошлого, боец не по своей воле, совершенно чужой в этом зале, в этом пространстве, в этом времени... Кто он? Пришелец? Где его мир? Где его Вселенная? Ответа на вопросы не последовало.

Он почувствовал, как мягкая кошачья лапка, предвестник боли, осторожно коснулась затылка. Дотронулась и сразу наполнила голову мучительно-острыми иголками. Не было сил шевельнуться и отстраниться от тормошащих его людей. Только Леон заметил, как побледнело лицо Петра. Он что-то шепнул на ухо Бурнашу. Тот, глянув на нового чемпиона, поддержал его под локоть и повлек с ринга. С другой стороны ему помогал Леон. По его команде «дракончики» Стас и Костя подхватили ноги Петра. Бурлаков делал вид, что все в порядке, и приветственно махал трибунам рукой. Срочная эвакуация больного превратилась в торжественный вынос нового суперчемпиона боев без правил с ринга. Зрители поддержали процессию радостным ревом.

Скопившиеся у входа в десятиугольник секьюрити выстроились в две шеренги, освобождая проход. Под бурные крики и овацию зала команда Бурнаша с Великим Драконом на руках скрылась в проходе под трибунами.

Несколько часов Петр приходил в себя. Такого продолжительного приступа сильнейшей боли у него не было с того времени, когда он скрывался в подземном убежище дедушки Ахмада. Анальгин — одна, потом еще одна и еще две таблетки — не помогал. Боль на короткое время будто бы шла на убыль, но тут же накатывала и терзала с прежней силой. И вновь Петр корчился на диване в раздевалке, раздираемый нестерпимой пыткой.

Озабоченный Бурнаш едва не на руках приволок перепуганного врача в зеленой униформе и с тревожным чемоданчиком. Вероятно, тот был из команды «Скорой помощи», обеспечивающей финальную схватку. Павел Иванович страшно рычал и ругался, пугая доктора достаточно красочными откровениями об интимной жизни людей и животных, а также грозил всем присутствующим и отсутствующим карами и муками, в сравнении с которыми библейские могли пройти по уровню детсадовских шалостей.

Он был крайне расстроен состоянием подопечного. Знающие Бурнаша люди могли поведать, что наблюдали ранее подобное переживание бизнесмена Бурлакова один-единственный раз — в утро приснопамятного дефолта девяносто восьмого года. Тогда Бурнаш потерял практически все. Да и его личное здоровье было под большим сомнением, потому что как раз накануне он взял ну очень солидную ссуду из не менее солидной кредитной организации со скромным, но емким брендом «общак». Тогда он выкрутился, хотя попотеть пришлось изрядно.

Однако этого присутствующие знать не могли. Все были встревожены и удивлены столь экзальтированным поведением относительно уравновешенного в обычной жизни «человека-горы». Нет, конечно, Бурнаш и вспылить мог, и облаять непотребно, да и по сусалам провинившийся порой получал. Но как-то не по злобе все это было, больше — по добродушию и без нервов. А тут разволновался Пал Иванович не на шутку. Так как крайним человеколюбием и трепетной любовью к ближним Бурнаш не страдал, выходило, что и здесь припахивало если не дефолтом, то уж некими потерями в финансовом плане точно.

От обезболивающих уколов, которые предлагал сделать врач, Петр отказался. Доктор померил давление, пульс и лишь пожал плечами. И то и другое было в норме и не вызывало опасений. Он попытался помассировать больному голову, но даже легкое прикосновение к вискам вызвало у Петра стон. Бурнаш на инициативу доктора выдал нечто нечленораздельное, состоящее в основном из местоимений. Однако уже адаптировавшийся к обстановке эскулап так зло глянул на бизнесмена, что тот не осмелился продолжать опыты с грамматикой и стилистикой «великого и могучего». Скромно кашлянув в кулак, Павел Иванович стал молча и с интересом наблюдать за действиями врача.

Оставив голову больного в покое, тот легко прошелся пальцами по мышцам у ключиц и основания шеи. Эти манипуляции не вызвали явного противления у Петра.

Доктор одобрительно кивнул и жестом попросил стоящего рядом Леона помочь ему. Вдвоем они повернули стонущего Петра на живот. Пальцы врача умело пробежали вдоль позвоночника. Найдя какую-то точку на уровне плеч, он невесомыми аккуратными поглаживаниями стал массировать спину вокруг нее.

Скоро Петр почувствовал, что боль становится тупой и менее жесткой. Действия врача или анальгин, а возможно — и то, и другое, возымели действие, и мучительная пытка, разламывающая голову Петра, отступила. Сначала — всего на полминутки. Возвратилась, но уже не такой злой, как прежде. Опять ушла и вернулась минуты через три — уже не палачом, а брюзжащей старухой. Потом и старушка притихла, однако до вечера, до самых сумерек Петр чувствовал слабость и поглаживание мягкой шерстяной лапки по затылку.

Когда он смог сесть на диване, Бурнаш выдал нечто радостно-бравурное про «знай наших», «сурепку им всем во всю морду» и «мы еще им» и так далее. Он тут же полез в бумажник, вытянул сотню «зеленых» и засунул ее доктору в нагрудный кармашек. Тот принял дар без излишней скромности и переложил купюру во внутренний карман. Пока Павел Иванович радовался восставшему из полуживых чемпиону, Леон накоротке переговорил с доктором. До Петра донеслись лишь отдельные слова: «позвоночник», «томограмма», «гидромассаж».

Коротко отрадовавшись, Бурлаков скоро удалился. Разъезд VIP-персон не последним пунктом входил в программу сегодняшней тусовки. Бурнаш нынче ходил у всех на виду и был не прочь лишний раз попасть на глаза столичным непростым людям. Глядишь, может, когда и понадобится, чтобы вспомнили, что встречались, руку жали, поздравляли с воспитанием чемпиона.

• Предыдущая
• 40/76
• Следующая