Банджо - Кертис (i) Джек - Страница 35

• Предыдущая
• 35/78
• Следующая

Ее лицо было искажено зверской ухмылкой, и Гэсу показалось, что ее терпение исчерпалось и Бесси готова отомстить за то, что се в очередной раз обозвали “черномазой”.

— Дорогой, положи яблочко на темечко этому дураку шерифу, — сказала она, растягивая слова. — Я хочу посмотреть — получится у меня очередью сбить это яблочко у него с головы?..

— Фред, знаешь, она действительно собирается это сделать, — сказал гробовщик громким шепотом.

Плечи шерифа опустились, лицо передернулось; когда он поспешно вставлял свой старый револьвер в кобуру, его руки дрожали. Повернувшись в полоборота к черной красавице, величественной в гневе, он выдавил из себя:

— Я извиняюсь. Честное слово! Ей-Богу, извините. У меня просто так вырвалось, пожалуйста, извините!

— А должок мы теперь, думаю, можем снизить до двухсот долларов, а? — спросил Гэс.

— Да, да, конечно, сэр, — уверил его гробовщик.

— Жаль, что вы так быстро согласились. Я думал, вы будете торговаться, и тогда бы я спросил, какой гроб вы хотите приобрести для себя самого. Мне бы не хотелось обижать вашу неутешную вдову.

— Мы определим долг в двести долларов. Так будет по справедливости.

— Я надеюсь, вы делаете это не потому, что вас заставляют так поступить, а? Ведь вы делаете это по доброте душевной, правда?

Поступаете так, потому что уважаете людей — черных, белых, индейцев, богатых, бедных? Я прав?

— Конечно, сэр, правы. Я всегда восхищался стариной Чарли Бридлавом. Поэтому мы и устроили такие отменные похороны.

— Вот и прекрасно. А теперь запишите это все на бумаге, — сказал Гэс, вынимая из конверта две стодолларовые купюры.

Гробовщик не спорил. На гербовой бумаге, которая была положена на капот машины, он написал все, что требовал Гэс. Потом Гэс вручил ему деньги.

— Вот теперь все как надо, — сказал Гэс. — С людьми надо обращаться по-человечески.

— Совершенно верно, сэр. Ну что, Фред, поехали?

— Нет, Фред еще не готов ехать. Он вот тут стоит и размышляет, как чего-нибудь такое подстроить, чтобы мы далеко отсюда не уехали. А потом сказать, что мы сопротивлялись закону, пытались смыться — ну, в общем, организовать что-нибудь такое умненькое.

— Нет, нет, что вы, сэр! — запротестовал Фред. — Я к вам больше ничего не имею.

— Фред, можешь мне поверить, у меня хорошие друзья. И если со мной что-нибудь случится, они приедут сюда, даже если им придется проехать тысячу миль, и с удовольствием остановят твое трепетное сердечко. Ты понял? И у них есть нужные для этого инструменты.

— Мне все это очень не нравится, но сила на вашей стороне. Гэс повернулся и посмотрел на женщину, которую обступили ее дети; она прижимала к себе тех, кто стоял ближе.

— Ладно, теперь можете ехать, — сказал Гэс, — но чтобы эту женщину больше не беспокоили. А если сунетесь сюда, то я об этом тут же узнаю.

— Не беспокойтесь, сэр, все будет в порядке. До свидания, сэр, — сказал гробовщик, бросившись к своей машине; он напоминал большого борова, бегущего по льду.

Шериф старался идти медленно и важно, демонстрируя запоздалую смелость, но Гэс не смотрел в его сторону.

Он подошел к женщине с детьми и вручил ей бумаги.

— Храните их, — сказал он. — Тут сказано, что вы рассчитались со всеми долгами и что сделано это по обоюдному и добровольному согласию. И никаких бумаг больше не подписывайте, пока кто-нибудь из детей вам не прочитает, что там написано.

— Понимаете, у меня нет денег, чтобы отправить детей в школу. Для нас времена трудные. Мы умеем выращивать только яблоки, и больше ничего. Надо учиться, а денег нет.

Гэс вытащил из конверта десять стодолларовых купюр и сунул их в мозолистую, жилистую руку:

— Вот, возьмите. Это на образование детей. Но не покупайте на них ни машины, ни новой мебели. Это только на образование, ладно?

— Ох, мистер, ох, мистер! — стала причитать потрясенная женщина. — Как вас зовут?

— Гэс Гилпин, а это — Бесси.

— Вы замечательные люди! Лучше вас я никого никогда не встречала! — воскликнула женщина. — Чем я могу отплатить вам?

— Вы предложили незнакомым людям яблок. И лучшей оплаты я не знаю.

Гэс пошел к машине — Бесси уже сидела за рулем, заведя мотор. Обернулся и, обращаясь к женщине, держащей в руках документы и деньги и покусывающей губы, чтобы не расплакаться, сказал:

— Дети обязательно должны ходить в школу. Я как-нибудь приеду к вам узнать, как идут дела, и попросить хорошее яблоко. Потом сел в машину.

— В это все просто трудно поверить! — сказала женщина. — Я молилась, молилась, и ко мне явились ангелы!

— До свиданья! — крикнул Гэс.

— До свиданья! — ласково сказала Бесси. — До свиданья, детки!

И она вывела машину на дорогу. На коленях у нее лежал “томми”.

Гэс улыбался.

— Если бы ты только видела, какая рожа была у этого тощего!

— Удивительно, — сказала Бесси. — Чтоб такая тихая черная девочка заставила такого большого и грозного шерифа трястись от страха! И только потому, что она решила поиграть немного со стареньким, маленьким “банджо”!

— Бесси, чтоб там с нами дальше ни произошло, помни, что однажды мы ехали дорогой, которая вилась по долине, по обеим сторонам дороги росли яблони, а на них было полно желтых, красных и бордовых яблок, а я тебе говорил: “Бесси, я люблю тебя”. И знаешь, нет слова, которое бы лучше выразило, что я хочу сказать.

Зимой Гэс занимался делами “Клуба Ирландского Петуха”, собирал деньги и доставлял их Фитцджеральду; ему платили значительно больше прежнего, и время от времени он получал дополнительный конвертик. Его репутация спокойного и надежного человека укрепилась.

Он предложил Фитцджеральду, чтобы Бесси пела в клубе. Поначалу тот не соглашался, но, в конце концов, Гэс сумел его убедить. Бесси пела в сопровождении небольшого оркестра. А потом Гэсу удалось затащить в клуб самого Фэтса Кинга, блестящего пианиста, чтобы он аккомпанировал Бесси. Фэтс, который, помимо всего прочего, играл классическую музыку на органе, знал джаз Канзас-Сити как свои пять пальцев и часто играл не за плату, а из чистой любви к музыке. Человеком он был энергичным и увлеченным, и когда услышал пение Бесси, то оценил ее природный дар и помог ей найти приятный оригинальный стиль, который она могла развивать в любом направлении. Бесси легко схватывала сложные ритмы, а в каждую песню, которую пела, вкладывала некоторое меланхолическое настроение. Даже в такие радостные и веселые песни как “Вовсе не шалю” и “Сижу, глотаю виски”. Эту скрытую печаль, которая иногда прорывалась на поверхность, она хотела разделить с другими.

Гэс не организовывал для Бесси пышного дебюта — все-таки их клуб был известен прежде всего как незаконное питейное заведение. Но он сообщил всем, кому считал нужным, что в клубе начинает выступать певица, которую стоит прийти послушать. И через несколько недель в дни, когда пела Бесси, народу набивалось в клуб столько, что многим приходилось стоять.

К весне она завоевала себе достаточно широкое признание и наработала солидный опыт выступлений. Несмотря на свою молодость, она могла бы уже выступать на профессиональной сцене. Она даже записала пару пластинок — в сопровождении оркестра Фэтса Кинга — в студии фирмы “Меллифоун”, но фирма была слишком малозаметной, и тираж пластинок был небольшим. Так что широкая публика не смогла еще познакомиться с таким явлением как джаз-блюз Канзас-Сити.

Во время выступлений Бесси полностью отдавалась пению, и к концу ночи она очень утомлялась. Во сне она иногда дрожала и прижималась к Гэсу, словно боялась, что невидимые демоны, которые разлучают возлюбленных, унесут ее прочь от любимого.

Но особенно Гэс радовался тому, что она прекратила употреблять наркотики. После того как Бесси полностью осознала, что ее любит настоящий мужчина, и поняла, что всякий раз, когда мрачные монстры прошлого подымали головы, она может искать у него поддержки, может положиться на силу и на решительность, с которой он отгонял он нее продавцов наркотиков и наркоманов с затуманенными глазами, бросить кокаин оказалось не таким уж трудным делом.

• Предыдущая
• 35/78
• Следующая