Завещание поручика Зайончковского - Чудакова Мариэтта Омаровна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/59
• Следующая

Там вообще главное дерево – кедр. Мало того что он помогает против аллергии. А еще запах его древесины будто бы успокаивает и снимает усталость. Сиди и нюхай щепочку – и вся усталость пройдет, и напряжение снизится. А по народной медицине – он еще какой-то накопитель энергии. Не всякий, конечно, поймет, что это значит.

Но уж что точно подтвердит любой житель Чемала – это то, что солнечных дней в году там столько же, сколько в Крыму. А зимой снега почти и нет. Отсюда и уникальность резко возрастает. В общем, там много чего другого, что еще изучать да изучать. Но факт-то налицо: привезут в Чемал во «взрослый» санаторий почти умирающего от туберкулеза человека – и он через две недели здоров. Вот такие дела.

Все это, хоть и в более сжатом «народном» варианте Женя узнала непосредственно за самоваром от Фединой тетки и от самого Феди. От него же узнала она такие странные алтайские обычаи – на рост заболевания детей туберкулезом местные министры здравоохранения, как бы они ни менялись, отвечают одинаково: либо закрытием одного из отделений детского туберкулезного санатория, расположенного в этом самом уникальном целебном районе (ну нет у них денег на ремонт), либо приказом о сокращении его на двадцать и более коек – для повышения эффективности…

Визит к Мозгалеву был первой ее реакцией на услышанное и уже увиденное.

И Мозгалев, как ни смешно, несколько смешавшись от лицезрения непреклонной юной барышни, а также, не скроем, застывших у дверей его кабинета в виде античных статуй Леши и Сани, неожиданно для самого себя в ответ на ее суровый вопрос о рыбной ловле пробормотал что-то вроде:

– Да… у хариуса сейчас самый клёв…

Женя продолжила допрос:

– Какая рыбная ловля, какой хариус, когда у вас люди не могут детям простыни купить – они у них на грязных матрасах спят?

– Какие дети?..

– Вы в доме Зубавиных были когда-нибудь? Семеро детей: три девочки, четыре мальчика. На обед – голимая, – Женя щегольнула словцом своей бабушки, заимствованным ею от суздальской няни, – картошка без масла! На простыни – только девочкам хватает!.. У их отца работы нет совсем, с утра уходит – ищет, где подработать! И еще – почему вы разрешаете в вашем уникальном районе санаторий туберкулезный уменьшать, когда его наоборот расширять надо? Дети же в вашей республике туберкулезом болеют! Больше, между прочим, чем в других местах!

Мозгалев просто-таки не верил своим ушам и глазам. Он еще не нашелся, что ответить наглой девчонке, как в разговор вступил Лёша:

– В общем, так. Мы спешим вообще-то. Но завтра заглянем снова. Если увидим, что Зубавины в том же положении, – в Москве найдем кого поставить в известность, какое вы себе тут теплое место оборудовали. Сильный сквозняк, во всяком случае, обещаем твердо.

И все трое исчезли из кабинета Мозгалева, будто были они не людьми, а привидевшимися ему призраками.

…Уже подумывали выдвигаться – другого слова для обозначения начала движения Женя, вслед за Лешей и Саней, уже и в мыслях своих не употребляла. Но перед этим решили не то чтобы поплавать – Федя Репин ясно объяснил, что о плавании в Катуни, за исключением особых мест, речи быть не может, – но хоть ополоснуться. Было все-таки по-настоящему жарко.

Расположились у бурлящей воды, на камнях. Широкая прибрежная полоса убитого сероватого влажного песка не очень-то манила улечься на него.

Считается, что разные мысли не по делу приходят нам в голову случайно. А мы бы этого не сказали. Или уточнили бы это соображение таким образом: как когда. В очень далекие времена в России было учреждено «Общество спасения на водах». Женя узнала о нем у отца – он даже нарисовал его флаг: белый с красным крестом, за ним – два синих якоря, а в центре креста – императорская корона. Ей тогда прежде всего очень понравилось название, и флаг тоже. И она сразу подумала, что хотела бы быть его членом: в советское и последующее время оно как-то продолжало свое существование. И почему-то вспомнила об этом именно сейчас, глядя на буруны.

И тут же раздался истошный мальчишеский крик:

– Коля! Коля!..

Слева от них на берегу мальчишка лет пяти, заливаясь слезами, протягивал к воде руки, а мимо них пронеслось загорелое тело мальчика постарше, отчаянно боровшегося с кипящей водой.

Никто не успел оглянуться, как Женя была в реке.

Леша и Саня кинулись к воде, но на поверхности воды девочки уже не было. Не видно было и мальчишки. Все произошло в считаные секунды. Саня бросился в воду и энергичнейшим кролем поплыл вслед.

Те, кто никогда не видели, как Женя плавает, всегда были в шоке (или, как говорит Женина мама, столбенели), наблюдая это в первый раз: девочка бросалась в воду – и исчезала…

Близкие-то друзья прекрасно знали ее привычки. И сразу начинали медленно считать про себя до шестидесяти. А те, у кого, как у Феди, всегда были на руке командирские часы, засекали время.

Друзья знали – до минуты можно было не волноваться. После минуты следовало начинать высматривать Женину голову – но не ближе, чем в сорока метрах от берега. Именно это расстояние Женя переныривала безо всякого труда, прихватывая порой еще пять-десять метров.

Но это – не в ледяной Катуни…

…Сильно загребая правой рукой, она плыла сейчас – вернее, пыталась плыть – к берегу в семидесяти примерно метрах ниже по течению. Вода, несшаяся с горного ледника, обжигала холодом. Левой рукой Женя держала под подбородок мальчишку – так, чтоб рот и нос его были над водой. Нахлебаться воды он успел, но был живой и в сознании – и даже не хватал судорожно Женю за руки, понимая, что она его спасает. У нее немели от холода руки, свело ногу, до берега было близко, но бурная Катунь тащила ее назад, к середине реки…

Саня настиг ее вовремя. Но если бы Женя не пыталась выгрести к берегу – догнать бы ему ее не удалось. Немало людей нашли в ледяных и быстрых водах Катуни свой конец.

Вскоре, коснувшись дна ногами, Саня вытолкнул к берегу обоих. Женя в ушибах (и вскоре проявившихся синяках) брела по воде, волоча за собой еле перебиравшего ногами мальчишку.

Младший что есть силы лупил босиком прямо по камням к спасенному брату. Туда же бежал Леша, которого, конечно, обогнали Федя Репин и Мячик. Рядом большими прыжками летела Тося. Она-то кинулась в речку сразу вслед за Женей – что потом долго обсуждалось свидетелями. Но убедившись (да-да!), что Саня движется к Жене и ее помощь уже не нужна, вылезла из воды, как следует встряхнулась – и помчалась к Жене уже посуху.

– Ох, моченьки же моей нету!.. – выкрикивала старушка и утирала маленькой сухонькой ладошкой слезы. От безудержного смеха они градом катились по ее коричневым, иссеченным мелкими морщинками щекам. – Ох, да уморил же совсем, ну тя к лешему! – выкрикивала она.

– Еще пять минут осталось до перерыва, – объявил толстощекий мальчик, поглядывая на часы и одновременно во двор, где давно изнывали в ожидании два его приятеля. – Давай, ба, слушай – не отвлекайся!

…А дело все было в том, что месяца полтора назад тяжело заболела прабабушка Игната, которую он любил больше всех на свете. К тому же у него больше никого на этом свете вообще-то и не было – ни папы, ни мамы, ни бабушек, ни дедушек. Как это случилось – разговор особый, и не о том сейчас речь. А о том, что, поскольку Игнат и был главным ее родственником, то, несмотря на его малолетство, ему врачи и сообщили диагноз, практически не оставлявший надежд.

Другой парень на его месте стал бы горько плакать – когда, конечно, никто не видит. И все. Но совершенно не таким человеком был Игнат. Он не опустил руки, а погрузился в Интернет, где чувствовал себя, скажем прямо, как дома.

Заметим, что вообще-то в Эликманаре Интернет, кроме него, был только еще у одного человека, о котором речь пойдет дальше.

• Предыдущая
• 9/59
• Следующая