Коплан открывает огонь - Кенни Поль - Страница 21

• Предыдущая
• 21/26
• Следующая

— Сожалею, но сейчас мы на службе. Кстати, сколько градусов в этой жидкости?

— В «сердцегреве»?[10] Семьдесят градусов, — гордо заявил толстяк. — Выпивка первого сорта, я вам гарантирую.

— Семьдесят градусов... — задумчиво повторил Коплан. Вдруг он показал пальцем на огромные бочки, стоявшие вдоль стены.

— Я бы хотел взглянуть, что в них, — сказал он решительным тоном. — Прикажите кому-нибудь вынуть затычки.

Маглуар Барре как громом пораженный забубнил:

— Но послушайте, эти бочки заполнены ромом... Нечего в них смотреть!

— А я считаю это необходимым, — возразил Франсис. — Действуйте, или я прорублю крышки топором.

Барре вспотел еще сильнее.

— Хорошо, прекрасно, я позову рабочего, — капитулировал он. Он ушел торопливым шагом, от которого тряслись его жиры, а Лефор на всякий случай пошел следом.

— Что вы хотите делать? — вполголоса спросил Виньо. Сам не зная почему, он почувствовал дрожь возбуждения.

— Я иду до конца одного рассуждения, — ответил Коплан. — Но я могу ошибиться. Не будем спешить.

Лефор и Барре вернулись, за ними следовал рабочий, метис с инструментами. Он взял лестницу, прислоненную к стене.

— Начните с бочки, которую должны опорожнить последней, — уточнил Коплан.

Винодел указал ее метису, и тот, встав на лестницу, принялся за работу.

— Вы испортите аромат, — простонал Маглуар Барре. — Никогда нельзя открывать пробку, пока ром не приобрел всех качеств: букет, восхитительный несравнимый цвет старых островных лесов...

— Ну хватит ныть, — сделал ему выговор Коплан. — Вы ведь все равно оставляете отверстия для выхода газов. Что же стонать?

Барре замолчал. Рабочий с помощью зубила, используемого как рычаг, снял крышку чана и поднял рывком обеими руками, чтобы опустить на землю. Но крышка вывалилась у него из рук, и он конвульсивно вцепился в стойки лестницы, потому что едва не упал навзничь. Он в ужасе закричал и соскочил вниз.

Барре, лоб которого покрылся холодным потом, едва он увидел искаженное лицо метиса, спросил бесцветным голосом:

— Что там, Эктор?

Коплан отстранил рабочего и в два прыжка взобрался по лестнице. Он был готов к ужасному зрелищу, однако почувствовал, что у него сжалось сердце, когда он увидел голый скрюченный труп, плавающий в жидкости с приятным запахом.

Спускаясь, он сказал инспекторам пересохшими губами:

— Хоть он и сохранился, вид у него некрасивый... Поднимайтесь, и увидите.

У Барре подкосились ноги. У него едва хватило сил прошептать:

— Но что там?

Коплан бросил ему в лицо:

— Ларше, черт побери!

Труп извлекли из спиртовой ванны и положили на пол.

Владелец винокурни, совершенно сломленный, рухнул на ящик. Он не переставал хныкать и уверял, что стал жертвой колдуна, потому что только волшебством можно засунуть тело человека, живущего в двадцати километрах отсюда, в плотно закрытую бочку.

В конце концов, устав от его причитаний, Виньо бросил:

— Ваш ром будет иметь классный аромат...

— Двенадцать тысяч литров пропали, — вновь застонал Барре. Его горло сжимали рыдания.

Коплан сказал Лефору:

— Вызовите «скорую», а также судебных экспертов. Нам нужны фотографии, много фотографий. Еще позвоните в разные газеты: в данном случае это будет полезно.

Почти все рабочие завода и даже рубщики тростника толпились в дверных проемах, желая посмотреть на мертвеца.

Ларше выглядел ужасно: лицо было искажено гримасой, глаза открыты. От долгого пребывания в алкоголе кожа стала совершенно белой. Приобретенный ею сероватый оттенок был особенно страшным.

Коплан не обнаружил ни раны, ни повреждений. Ларше явно сделали укол наркотика, прежде чем поместить во временный гроб.

Виньо, опустившийся возле Франсиса, спросил его:

— Как вы пришли к мысли, что он здесь?

Коплан жестом показал, что рассказать это в нескольких словах невозможно.

— Масса фактов, ответов разных людей и... негативных выводов, в некотором смысле. Держать Ларше живым на Мартинике было для похитителей очень опасно. Особенно если держать его долго. Вывезти с острова практически невозможно. Похитители должны были выбрать простое решение, без всякого риска. Практически это осуществлялось так: убить Ларше, спрятать труп, воспрепятствовать его разложению и извлечь на следующий день после открытия процесса. Психологический эффект был бы значительным, и факт, что плантатора убили до начала суда, его нисколько бы не уменьшил.

Возмущенный гнусностью этого шантажа, Виньо зло сказал:

— Черт побери, эта дрянь заплатит за свое преступление... Даже если придется гоняться за ними по всему миру!

Коплан встал, прикрыв останки беке покрывалом.

— По счету уже заплачено, — глухо ответил он. — По крайней мере исполнителям. Нам остается заплатить их нанимателям.

Коплан исчез, едва появились первые журналисты. Оба инспектора по его инструкции в очень туманных выражениях объяснили, как полиция вышла на эту зловещую находку.

Около полудня тело Ларше увезли в морг Фор-де-Франса. Когда «скорая» выезжала с завода, ее окружала большая толпа любопытных.

Маглуар Барре, не испытывавший недовольства от того, что оказался знаменитостью дня, все же побаивался, что подобная реклама помешает сбыту его рома. Правда, полицейские не собирались впутывать его в это жуткое дело.

Коплан без особого аппетита пообедал в одном из столичных ресторанов. За едой он задал себе вопрос: знал ли Альфонс Пуарье, когда Франсис пришел к нему, что Ларше плавает в одной из бочек? Возможно, причиной его агрессивности и стала сводящая с ума близость трупа...

Сосюр — слишком глупый, по мнению Трейси, — возможно, рассказал своему другу о том, что произошло на заводе в тот вечер, когда он заменял его.

Двое других действующих лиц, спутники Трейси, должно быть, поставили Сосюра перед свершившимся фактом, когда, заставив Ларше пересесть в их машину на перекрестке 4-й национальной дороги и дороги, ведущей в Буа-дю-Парк, привезли его в ближайшее здание, где был единственный сторож — их сообщник.

Завершив обед двумя чашками крепкого кофе и сигаретой, Коплан отправился на Центральный почтамт. Он послал Старику телеграмму открытым текстом, где были лишь слова: «Мы не потеряем лицо».

Детали его шеф узнает от Лакруа и из газет. Неясность, висевшая над политическим процессом в Париже, была снята к посрамлению лиц, затеявших эту гнусную махинацию: общественность узнает об их двурушничестве.

Но на Франсисе лежала тягостная обязанность: сообщить мадам Ларше, что она вдова и что ее муж стал жертвой в невидимой войне, ведущейся иностранными спецслужбами.

Вернувшись с этой грустной встречи в доме Ларше, Коплан зашел в кафе на площади Саван.

Он запасся бумагой, конвертом авиапочты и на краю стола написал письмо Джонсу.

Основываясь на сведениях, полученных накануне от Лефора и Виньо, он советовал руководителю советской разведсети вести расследование в следующих направлениях: имя джорджтаунского отправителя ящиков с голландской маркой, прибывших на борту американского судна «Флорида»; стоял ли этот корабль у частного причала горной компании «Алуко»; если да, находились ли ящики на борту, прибыли транзитом или были взяты со склада «Алуко»?

Коплан отправил письмо, затем вернулся в отель «Беркли». И тут судьба опередила его намерения.

Он вышел в холл отеля, и его взгляд привлекла пара необыкновенно красивых ног. Лицо их владелицы было закрыто журналом, но тот опустился, едва перед ней прошел Франсис.

— Хелло! — произнесла миссис Филдз с обольстительной улыбкой.

Коплан остановился.

— Хелло, — вежливо ответил он.

— Вы не зашли к нам, — упрекнула американка, выпячивая грудь, — но счастливое совпадение...

— Верно, — согласился Франсис, смущенный плотским магнетизмом, исходившим от этого странного создания с ацтекскими глазами. — Вы переехали в этот отель?

• Предыдущая
• 21/26
• Следующая