Зеркальное время - Хольбайн Вольфганг - Страница 22

• Предыдущая
• 22/78
• Следующая

Далее, здесь было несколько паспортов и других до­кументов, выписанных на имя незнакомых ему лиц, по возрасту же эти бумаги были не моложе денег.

Последним в руки ему попал фотоальбом. Юлиан задрожал, раскрыв его. Фотографии были такие же старые, как деньги и документы. Все это были снимки ярмарок, артистов или эстрадных номеров.

Что же все это могло означать?

Замешательство Юлиана усиливалось. То, что он дер­жал в руках, вряд ли было связано со страстью отца к коллекционированию. Он никогда не интересовался ис­торическим хламом. Не будь эти деньги и документы давно уже недействительными, он предположил бы, что отец приготовил все это на случай внезапного бегства или исчезновения.

При этой мысли ему самому стало смешно. Боже правый, он начал думать об отце как об опасном пре­ступнике! В смущении он засунул деньги, документы и альбом назад в тайник, закрыл чемодан и задвинул его обратно в шкаф. И как раз в этот момент услышал, как кто-то пытается открыть дверь.

Юлиан оцепенел. Он заперся в номере, чтобы ему никто не помешал. Но, разумеется, у персонала отеля был свой ключ, с которым можно было войти и в запертый номер.

Возня с замком продолжалась, затем послышалось раздраженное бурчанье. Юлиан на цыпочках подкрался к двери и выглянул в глазок. В коридоре стоял Гордон. Он озадаченно смотрел то на дверь, то на вставную карточку-ключ, которая почему-то вдруг отказывалась отпирать замок. Потом развернулся и пошел прочь. Не­трудно было догадаться куда. Сейчас он спустится в рецепцию и пожалуется им на испорченный замок, и тогда ему не только вручат главный ключ, но и расскажут про Юлиана, который уже полчаса как находится в номере.

Нет, этого нельзя допустить. Тратить время на объ­яснение с Гордоном ему не хотелось!

Он вышел из комнаты и спустился по лестнице до нижнего этажа. От лестничной двери ему хорошо была видна рецепция. Там стоял Гордон и, возбужденно жес­тикулируя, разговаривал с администратором, который заметно побледнел. Гордон указывал то в сторону лифта, то вокруг себя: видимо, давал персоналу задание ловить Юлиана, если только он здесь появится.

Ну, глядите в оба, злорадно подумал Юлиан. Лестница вела вниз, в подземный гараж, а оттуда было всего несколько минут до стоянки такси.

На сей раз ему повезло: вскоре он уже ехал в машине. До варьете было минут десять езды, но он попросил таксиста проехать в объезд, через ярмарочную площадь.

Когда они подъехали к ярмарке, она была погружена в темноту. Стоянка для машин располагалась на холме, оттуда была видна вся площадь. Нигде на ней не светилось ни огонька. Юлиан не вышел из машины, но опустил боковое стекло, щурясь от пригоршней дождя и пощечин ветра.

Вид площади показался Юлиану слишком спокойным. Даже при такой погоде где-нибудь на ней должен был гореть хотя бы один огонек, хотя бы в одном из жилых вагончиков.

Наконец он насмотрелся вдоволь и дал шоферу команду везти его в варьете. Прежде чем выйти из машины, он присмотрелся, нет ли у подъезда ярко-красного «феррари» Гордона. Видимо, Гордон все еще ра­зыскивал его в отеле.

Представление отца должно быть в самом разгаре. Юлиан еще успевал на третье отделение, последний номер которого, самый главный, был снят сегодня с программы по требованию полиции. Но перед тем, как войти в варьете, Юлиан взглянул на афишу в стеклянной витрине у входа.

Это был обычный плакат, изображающий отца в черном фраке перед зеркалом, в котором, в свою очередь, отра­жалось другое зеркало, которое тоже отражало зеркало, и так далее. А вверху сияли, будто хромированные, буквы:

Мистер Миррор — это был сценический псевдоним отца, под этим псевдонимом он был известен куда шире, чем под своим настоящим именем. Но кто-то наклеил поперек афиши ленту с надписью «Сегодня последнее представление», а под ней другую — с надписью «Билеты проданы»!

То, что представление идет с полным аншлагом, ничуть не удивило Юлиана. На представления его отца публика всегда ходила охотно. Но почему это представление последнее? Срок контракта истекает только через две недели! Это он знал точно, потому что после этого они собирались вместе поехать в отпуск на целую неделю.

Контролер на входе отрицательно покачал головой и начал было:

— Мне очень жаль, но мест нет...

Но потом узнал Юлиана и сразу вписал в свои черты улыбку:

— Ах, это ты! А я думал, ты уже уехал.

— Кое-что изменилось, — сказал Юлиан. — Мне срочно нужно переговорить с отцом. У вас, вы говорите, все продано?

— До последнего билетика, — подтвердил контролер. — Но для тебя уголок отыщется. Придется, правда, стоять, но представление уже заканчивается. Только тихо, слы­шишь?

Юлиан вошел в зал варьете. Там царила полутьма, только сцена была ярко освещена. Отец показывал фокус со связанными шелковыми платками, которые он метрами вытягивал из своего левого кулака, отпуская при этом шутливые замечания.

Юлиан отыскал место у входа, где отец не мог его разглядеть. Он знал, что зрительный зал воспринимается со сцены как смутный сумбур теней.

Представление шло к концу. Еще минут десять — и начался бы финальный номер, но сегодня он был отменен. Правда, зеркало и большой ящик стояли на сцене, но только для антуража. Тем более что с ними было что-то не в порядке. Юлиан не мог сразу определить, что именно.

Он огляделся из своего закутка. Варьете было запол­нено до отказа, принесли даже дополнительные стулья, и за каждым столиком сидело по четыре человека вместо обычных трех, за некоторыми даже по пять, и официанты едва успевали выполнять заказы. Многие пришли сюда вовсе не для того, чтобы видеть искусство его отца. Их привлекла вчерашняя беда. Страсть к сенсациям и тайная надежда: вдруг еще что-нибудь случится и они станут свидетелями какого-то следующего, еще более ужасного несчастья.

Юлиан заметил и знакомые лица: вот адвокат отца, вон оба полицейских, а за соседним с ними столиком — родители исчезнувшего мальчика. И наконец, Рефельс.

Юлиан дождался момента, когда отец был целиком поглощен работой, и быстро пробрался к Рефельсу. Ре­портер при виде его опешил:

— Юлиан? А я думал, ты уехал.

— Я изменил свои планы, — важно пояснил Юлиан.

— Эй! — возмутился кто-то рядом. — Мне ничего не видно!

Юлиан присел у столика на корточки.

— Что-то должно случиться, ты чувствуешь? — шепо­том спросил Рефельс. — Это прямо носится в воздухе.

В этот момент послышался грозный раскат грома, и Юлиан испуганно вздрогнул.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал он.

— Тише, вы! — сердито прошипел какой-то мужчина. — Хотите поболтать — выйдите из зала!

Двое других зрителей тоже взглянули на них со. злостью, и Юлиан изобразил извиняющуюся улыбку. Потом посмотрел на сцену, и опять ему показалось, что с реквизитом не все в порядке.

— Что-то здесь не то, — прошептал Юлиан. — Мне надо поговорить с отцом. Обещаю тебе, что я...

— И я вам обещаю, что вы схлопочете сию же минуту, если не угомонитесь, — перебил их мужчина. — Я заплатил сумасшедшие деньги и хочу за них хоть что-то получить!

— Нет проблем, — ответил Рефельс, вызывающе рас­правляя плечи, — получите вполне приличную зуботычи­ну, это вас устроит?

Мужчина приподнялся со своего стула, ненавидяще вперился в Рефельса, но потом снова уселся на место.

— Ну, погоди, ты мне еще попадешься! — пригро­зил он.

— Эй, Франк, что это с тобой? Ты в своем уме? — одернул репортера Юлиан, чувствуя, как в зале воцаряется какая-то возбужденная, почти агрессивная атмосфера. Нарастающее напряжение готово было вот-вот взорваться.

Юлиан испуганно притих и стал смотреть на сцену. При этом взгляд его упал на зеркало. Он вздрогнул. Разъяренный сосед обернулся к нему, и отражение в зеркале повторило его движение. С той лишь разницей, что в зеркале отражался не человек. Юлиан повернулся к соседу и увидел вполне нормальное лицо, пусть не особенно симпатичное. Но магическое зеркало отца по­казывало, что рядом с ним сидит тролль.

• Предыдущая
• 22/78
• Следующая