Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Хеннен Бернхард - Страница 4

Люк положил обе руки вплотную к ожогу. Жоакино сжался от боли, но изо всех сил старался, чтобы по его лицу это было незаметно. Ночью его кожа отделилась от раны. Осталось сочащееся пятно плоти величиной с ладонь. Ему невероятно повезло, потому что он всего лишь упал на раскаленное жерло пушки. Из всех, кто лежал сейчас на берегу под большим палубным тентом, у него рана была самой легкой.

Люк сосредоточился. Он хотел помочь Жоакино. Правда… Однако он чувствовал, что сил нет. Улучшение не наступало, как он ни старался. Люк не мог понять, почему так происходит. Он ведь смог вылечить Анну-Марию! На ее культе уже сейчас тонким слоем нарастала новая кожа, и жар спал. Это было чудо — все так и сказали! Пять жизней он спас… А теперь вот не может залечить простой ожог. Почему?

Жоакино застонал.

Люк осознал, что слишком сильно надавил на живот. Рана натянулась.

— Очень больно?

— Терпимо, — выдавил из себя Жоакино.

Люк почувствовал, каких усилий стоило высокому светловолосому парню притворяться перед ним. Они были Львами, а значит, обязаны были быть мужественными. Жоакино было бы лучше, если бы его оставили в покое.

— Я думаю, морской воздух поможет. Никаких повязок на рану. Да, это было бы не… не очень хорошо.

Он снова изо всех сил попытался представить себе, как рана затягивается кожей. С Анной-Марией это подействовало. Но на этот раз ничего не происходило! Он не чувствовал покалывания в ладошках, не чувствовал, что через него что-то течет, — сила, которая была разлита везде, хотя ее и не было видно. Он брал ее и направлял будто через воронку. Но теперь, похоже, эта сила ушла.

Альварез опустился на колени по другую сторону от ложа Жоакино. Капитан галеасы удивил Люка, равно как и Друстан. Они оба были великолепными целителями. Этого Люк не знал.

Они наблюдали за ним. Не слишком явно, но тем не менее Люк ощущал это. Искали ли они признак того, что он — подкидыш? Когда они находились поблизости, Люк чувствовал себя подавленно. Он знал, что был в зарядной камере, но ничего этого не помнил. Должно быть, он был ранен, но на его теле не осталось ни единой царапины. Даже синяков! И это было просто жутко!

Люку невольно вспомнилась угроза примарха. Как только «Ловец ветров» вернется в Валлонкур, его ожидает экзамен. Он понятия не имел, в чем он заключается, но знал, что результат этого экзамена будет означать для него жизнь или смерть. Потому что подкидыша, ребенка, который был создан эльфами при помощи магии, строгий примарх ни за что не потерпит среди своих послушников.

Альварез положил Жоакино руку на лоб.

— У тебя нет жара, мальчик. Это хороший знак. Как ты себя чувствуешь?

— Не так и плохо, — с трудом процедил юный Лев.

Альварез улыбнулся.

— Я так и думал, что ты это скажешь. Останется замечательный шрам. Завтра мы перенесем наш прибрежный лагерь в другое место. Я уверен, что там мы сможем сделать для тебя больше, — капитан поднял взгляд и странно посмотрел на Люка. Вроде они оба знали тайну, которую никогда не узнает Жоакино.

Альварез похлопал высокого мальчика по плечу.

— Будь мужественен. Все будет в порядке. — Затем он поднялся. — Люк, можешь пройти со мной? Здесь, думаю, ты больше не нужен.

Капитан двинулся вниз к берегу. «Ловец ветров» бросил якорь в узкой скалистой бухточке. На пляже растянули два больших палубных тента. Горело несколько костров, на них жарили диких коз, которых поймала охотничья группа. Кроме охранника, корабельного плотника и его помощника, на борту «Ловца ветров» не осталось никого. Ущерб, нанесенный взорвавшимся орудием, был устранен. С палубы соскоблили пятна крови. Над водой разносился стук молотков, визжали пилы.

Внезапно Альварез остановился.

— Ненавижу, когда жизнь моих людей находится в чьих-то чужих руках! Этого не должно было случиться! — Произнося эти слова, он смотрел на свою галеасу.

Альварез был статным мужчиной. Несмотря на жару, на нем были широкие шаровары и высокие, до колен сапоги. Белая льняная рубаха отделана дорогим кружевом. На бедрах — широкий красный пояс с золотой бахромой — знак капитанства. Нож и рукояти обоих пистолетов, видневшиеся из складок ткани, придавали ему лихой вид. Серебряная серьга, закрученные усы и длинные волнистые волосы усиливали впечатление. Нет, он определенно не выглядит сведущим в медицине, снова подумал Люк. Скорее он похож на пирата или контрабандиста.

— Часто бывает, что в пушке скрывается невидимый глазу недостаток. Может быть, пузырь воздуха. Иногда сплав оказывается не должного качества… Поэтому орудия испытывают. Это задача этих проходимцев из Змеиной лощины. Я бы проломил этому литейщику череп! Я бы… — вдруг обратился он к Люку. — Ты когда-нибудь видел, как акула пожирает человека? Мне хотелось бы, чтобы он был здесь, этот литейщик, который ответственен за «Праведный гнев». Мне очень хотелось бы дать выход своему… совершенно неправедному гневу! — Альварез дрожал от ярости.

Люк мысленно спросил себя, неужели капитан действительно бросил бы того человека на съедение акулам.

— Ты был бы строгим судьей, Люк? Что бы ты сделал, если бы жизнь человека, из-за которого погибли твои братья и сестры, была в твоих руках? Ты был бы снисходительным?

Люк подумал о двоих мертвецах, лежавших в свинцовых гробах в трюме корабля, об Анне-Марии, потерявшей руку. Это было печально. Но если убить другого человека, их не оживишь.

— Не знаю, — сказал он наконец, не в силах поднять глаза на капитана.

— Ты слишком мягок, — покачал тот головой. — Я вижу, у тебя доброе сердце. Но если ты предводитель, сострадание и добродушие иногда приходится прятать очень глубоко. Ты должен уметь делать вещи, которые ранят твое собственное сердце. Иначе ты не сможешь руководить. Я наблюдал за тобой, ты знаешь это.

Люк почувствовал, что сердце его забилось быстрее.

— Да.

— Ты хорошо заботился о раненых. Мне еще не доводилось видеть тринадцатилетнего мальчика, который был бы таким умелым. Ты крайне… необычен.

Люк почувствовал, как внутри у него все судорожно сжалось. Что Альварез хотел этим сказать? Неужели капитан видит его насквозь, как Леон, когда ему пришлось взять в рот его глаз?

— Тебе нужно съесть что-нибудь, много пить и отдохнуть. Мне кажется, ты очень вымотался. Завтра раненым снова понадобится твоя сила, Люк. На сегодня я освобождаю тебя от обязанностей. — Он улыбнулся. — А теперь, чтобы мы друг друга правильно поняли, послушник, это был приказ твоего капитана! — Он приветливо улыбнулся. — Иди, иди…

Люк послушался. Он испытывал облегчение от того, что наконец-то может побыть один. Но на сердце было тяжело. Он обманулся в Альварезе. Капитан был на его стороне. Казалось, он ни капли не сомневался в нем. Люк молча взмолился Тьюреду, чтобы капитан и остальные, которые в него верят и доверяют ему, не разочаровались. Товарищи по звену, Мишель, Альварез, да даже Друстан — все они стали для него большой семьей. Он не хотел их потерять. Ни за что на свете!

Люк принес воды, взял немного хлеба и сыра. По широкой дуге обошел палубный тент, под которым лежали раненые. Избегал он и товарищей. Он был действительно вымотан до предела. Альварез говорил так, словно понимал его состояние. Но откуда ему знать?

Серые скалы были теплыми от солнца. Повсюду было множество покинутых птичьих гнезд. Яичные скорлупы весеннего выводка похрустывали под подошвами сапог, когда Люк перебирался с уступа на уступ. Сверкающие перья говорили о том, что гнездились здесь не чайки.

Когда он взобрался настолько высоко, что голоса с пляжа уже не доносились до него и только изредка слышались трели боцманских трубок, мальчик опустился на камни среди покинутых гнезд. Он едва сумел проглотить пару кусков, а вот жажда мучила очень сильно, поэтому он жадно пил большими глотками.

Потом он растянулся на камнях и стал вбирать их тепло своим усталым телом. В шуме прибоя было что-то успокаивающее, усыпляющее. Альварез был прав: было хорошо уйти от всех обязанностей. По крайней мере, ненадолго.