В осколках тумана - Хайес Саманта - Страница 15

• Предыдущая
• 15/75
• Следующая

— Миссис Мэри Маршалл?

— Да, — отвечаю я за нее.

— Дата рождения?

— Двенадцатое февраля тысяча девятьсот сорок девятого года.

— Адрес?

— Ферма Нортмир, Бэк-лейн, Уизерли.

— Как зовут ее врача?

— Доктор Карлайл, — медленно отвечаю я, смакуя имя, — Дэвид.

Медсестра уводит маму. Ее провожают в комнату для переодевания, и я думаю о том, сумеет ли она когда-нибудь сама надеть больничный халат. Она оглядывается на меня за секунду до того, как медсестра задергивает занавеску. Мне следовало быть рядом, чтобы ей помочь.

— Джулия, до чего же я рад тебя видеть! — раздается сзади голос Дэвида.

Я оборачиваюсь, к щекам приливает краска. Я улыбаюсь, несмотря на тревогу за маму. Хоть бы ресницы накрасила.

— Что ты здесь делаешь? — Вопрос мой звучит так, словно я недовольна.

Приподнимаюсь на цыпочках, целую его в щеку. Я не собиралась этого делать, но на секунду мне становится легче. Да и ему, похоже, понравилось.

— Я же врач, Джулия. А это больница. — Он улыбается, и я изображаю беззаботность. — По понедельникам я принимаю больных.

— О! — Мой взгляд устремлен на занавеску в конце коридора, за которой находится мама.

— Я работаю с беременными несовершеннолетними. Эта тема меня особенно волнует.

— Вот как? — Я слушаю рассеянно. Маму вот-вот засунут в трубу, а она ненавидит замкнутые пространства. Я разрываюсь на части. Остаться с Дэвидом? Или побежать к маме?

— Все происходит конфиденциально. Мы консультируем девушек, помогаем принять решение, предлагаем убежище.

— Маму сейчас сканируют. — Я его почти не слушаю.

— Джулия. Сейчас ты ничего не можешь сделать. Остается только ждать. — Дэвид кладет мне руку на спину. — Все будет хорошо. Давай выпьем чего-нибудь горячего, посидим, поговорим. Я побуду с тобой, пока она не выйдет оттуда в целости и сохранности. Согласна?

Запах, исходящий от него, дурманит, и я покорно соглашаюсь. Дэвид уводит меня от кабинета МРТ и ведет в столовую для сотрудников. Там он покупает мне кофе.

— Скажи, что самое худшее? — спрашиваю я. — Какой результат, по-твоему, самый ужасный и безнадежный? Может, тогда, получив реальные результаты, я подумаю, что все не так уж плохо.

Дэвид спокоен, мой мрачный настрой, похоже, его не огорчает.

— Должен признаться, случай твоей матери — настоящая загадка. — Он смотрит в сторону. — Могу лишь сказать, что хочу ей помочь. Я всей душой хочу, чтобы она снова заговорила. Есть столько…

— Дэвид, скажи, какой диагноз самый худший?

Он смотрит на меня, вздыхает.

— Опухоль мозга. Повреждение первичного слухового центра головного мозга, — например, в результате травмы головы. Удар, результатом которого стали патологические изменения и поражение тканей речевых центров мозга. Аневризма сосуда мозга. Возможно, сейчас она ее не убьет, но в случае кровотечения…

— Пожалуйста, хватит… — Я вскидываю руки. Не верю. Я не хочу, чтобы маму положили в гроб и похоронили еще до того, как она сдаст анализ. — Ладно, а лучший результат, на который можно надеяться?

— Если не выявятся патологические изменения. Мы все на это надеемся, Джулия. — Дэвид тянется над липким столом и берет меня за руку. — Я с нетерпением жду нашего свидания…

Да, будет огромным облегчением хотя бы один вечер не думать о маме.

— Так ты умеешь готовить? — улыбаюсь я. — Надеюсь, когда я приду к тебе в гости, меня ожидает пир, а также буйное веселье, насколько…

— Насколько это доступно для старика, да? — Взгляд Дэвида серьезен. Но тут же на его лице расплывается улыбка. Интересно, зачем он называет себя стариком? Ведь он вовсе не старик!

— Для зрелого мужчины, — поправляю я. Честно говоря, меня это даже возбуждает. — По-моему, это здорово, — признаюсь я, краснея, потому что у нас было всего одно свидание и легкий, словно бабочка, поцелуй. Вряд ли он считается.

— Пойдем, — нежно говорит он. — Посмотрим, может, они уже закончили. Наверное, Мэри немного растеряна.

Мы снова идем длинными коридорами. Меня вдруг осеняет.

— Раз уж я здесь, то, пожалуй, надо навестить Грейс Коватту. Ты слышал об этом случае?

В душе я надеюсь, что Дэвид пойдет со мной.

— Надо быть глухим и слепым, чтобы не слышать, — замечает Дэвид и добавляет: — Прости. Бесчувственно с моей стороны. Ужасный случай. — Он сокрушенно качает головой.

— Интересно, как продвигается расследование? — вопрошаю я.

Иногда Эд рассказывает о своей работе. Поразительно, как много информации можно извлечь из невидимых глазу пятнышек и крупинок.

— Грейс так и не заговорила, и пока им больше нечем заняться. Полиция прочесала то место, где я ее нашла, но ничего не обнаружила.

Надо бы позвонить Эду, расспросить на правах родственницы. Пусть почти бывшей.

— Ну вот, видишь? С ней все в порядке, — говорит Дэвид, кивая.

Мама стоит посередине длинного белого коридора. Она смотрит в одну сторону, потом в другую. Она не знает, куда идти.

— Дэвид, — я трогаю его за локоть, — как мама вела себя, когда приходила к тебе на прием? Не показалось, что ее что-то беспокоит? Что-то более серьезное, чем нарыв на пальце? — Я давно хотела задать ему этот вопрос.

Дэвид какое-то время размышляет.

— Да вроде нет. Если бы я заметил что-то необычное, я бы расспросил ее. Она больше молчала, немного нервничала, пожалуй, но многие люди не любят ходить к врачам. Она и пробыла-то у меня всего пару минут. Словно ей не терпелось уйти.

— Да, это на нее похоже, — соглашаюсь я, припомнив, с каким трудом уговорила ее сходить к врачу, когда она заболела бронхитом.

Я бегу к ней по коридору, обнимаю и подталкиваю в сторону Дэвида. Мама невесома, она будто парит в паре дюймов над полом.

— Доктор Карлайл пришел узнать, как у тебя дела. Очень мило с его стороны, правда?

Вдруг мамина рука — хрупкая и тонкая — превращается в связку мускулов. Ее глаза расширяются. Она реагирует. Шея, плечи напрягаются, в походке появляется твердость, и мне кажется, она вот-вот заговорит: «Здравствуйте, доктор. Спасибо, что пришли. Вы столько для меня сделали».

После чего мама, все еще облаченная в больничный халат с открытой спиной, разворачивается и энергично удаляется по коридору. Я и опомниться не успеваю, как она исчезает за поворотом. Следующие полчаса я мечусь по больнице, разыскивая ее.

Мама обнаруживается у палаты Грейс. Она стоит у окна, отделяющего девушку от остального мира, вычерчивает что-то пальцем по стеклу, затем безвольно роняет руку.

Грейс медленно поворачивает голову. И в ту минуту, когда я увожу маму прочь, ее ничего не выражающие глаза встречаются с мамиными и между ними будто проскакивает какая-то искра.

— Сейчас у нас нет времени, чтобы посидеть с ней, — шепчу я маме, вдруг осознав, что она и Грейс заперты в одинаковом молчаливом мире, хоть и находятся в противоположных концах жизни. Интересно, что они пытались друг другу сказать?

В машине я пристегиваю маму ремнем и направляюсь к Дэвиду, который беседует у крыльца с невропатологом мистером Рэдклиффом.

— Нам нужен точный результат. — Голос Дэвида тверд. — Мэри Маршалл…

— Дэвид, — перебиваю я, — мы уезжаем. Мама нашлась в травматологическом отделении.

Он быстро поворачивается, улыбается, и мое сердце тает, как таяло когда-то от улыбки Марри.

— Ты говорил о маме? Результаты уже готовы?

Мистер Рэдклифф и Дэвид растерянно смотрят на меня, словно не решаясь объявить ужасную новость.

— Рентгенологу нужно просмотреть десятки снимков. Мы узнаем, что происходит в мозгу Мэри, через день или два. Я в этом деле не специалист, но мы с Энди давно знакомы, и он, без сомнения, сообщит мне, если появятся новости. Верно, Энди? — Дэвид, приподняв брови, смотрит на мистера Рэдклиффа, и на секунду повисает напряженная пауза. — Я верю, что результаты будут самыми обнадеживающими.

— Посмотрим, — отвечает мистер Рэдклифф.

— Дэвид, ты позвонишь мне, если что-то узнаешь?

• Предыдущая
• 15/75
• Следующая