Кофейная книга - Фрай Макс - Страница 45

Путаясь в словах, мы объяснили ему, что нам нравится смотреть на животных, что для нас это большая редкость.

— You are goats?[22] — спросил Федю мистер Казанзакис, показывая рукой на своих коз.

— Что? What? — испугался Федя.

— Where you live, are goats?[23] — перефразировал свою мысль мистер Казанзакис после некоторого раздумья.

Мы покачали головами: нет, нету в Москве коз. Видимо, пожалев нас, мистер Казанзакис в очередной раз проявил бесконечность своего дружелюбия и пригласил нас к себе.

— Come, come, — сказал он, — let's have raki![24]

На этот раз мы уже даже и не думали отказываться и последовали за ним в обход домика на лужайку, где между старыми, развесистыми цитрусовыми деревьями стоял большой стол, обитый клеенкой, и несколько пластиковых стульев. Миссис Казанзакис сидела тут же и вышивала синие узоры на простыни из сероватой ткани. Мистер Казанзакис представил нас, усадил за стол и принес из дома бутылку виноградной настойки домашнего производства.

— Today we celebrate, — объяснил он, наливая раки мне и Феде. — Our daughter comes at six o'clock for vacation[25].

Оказалось, что их дочь работает в каком-то банке в Афинах, а сегодня прибывает домой на вечернем пароме, провести небольшой отпуск с родителями.

— I don't know why she wants vacation, — строго сказала миссис Казанзакис, не отрываясь от своего занятия. — Young people! This is busy time. A lot of work[26].

Они объяснили нам, что местные жители отдыхают обычно осенью или весной, когда погода еще хорошая, а туристы уже разъехались. Потому что вот, например, сейчас, чтобы встретить дочь, мистер Казанзакис должен был оставить пансион и приехать домой, чтобы тут все тоже подготовить — освободить комнату, приготовить постель — и захватить свою жену.

Мы с Федей сразу же забеспокоились: как это так, у наших хозяев много дел, а тут явились мы, и они, видимо, считают своей обязанностью нас развлекать. Мы сразу заторопились уходить, но миссис Казанзакис нас не поняла и пригласила с ними вместе пообедать.

— Так не бывает, — сказал мне тихо Федя. — Как-то все это подозрительно. Что им от нас надо?

Паромы заходят в гавань нашего острова дважды в день, утром и вечером. Утром они доставляют вчерашние газеты, бутылки с водой, строительные материалы, мороженое, увозят обратно на континент спелые помидоры и козий сыр. На вечерних паромах приезжают почта, бакалейные товары, туристы. Два раза в неделю в порту останавливаются большие круизные лайнеры, и тогда туристы на несколько часов наводняют весь остров, сметают все мороженое и воду, раскупают местные поделки из керамики и вышитые полотенца. Нам с Федей очень нравится выходить в порт после обеда встречать вечерний паром, наблюдать за тем, как он причаливает и разгружается. В плохую погоду это бывает непросто: порт открытый, ничем не защищен от ветров и сильных волн. Один раз кораблик трижды пытался подойти к причалу, и каждый раз его сносило, он выходил обратно в море, совершал там пару кругов, выжидая час-полтора в надежде, что ветер уляжется. Но не тут-то было — море в этот день никак не хотело успокаиваться, и, отчаявшись, кораблик поплыл дальше, так и не разгрузившись. Встречающие грустно разбрелись по домам под начинающимся дождем.

В последние дни нашего пребывания на острове Федя неожиданно заболел. То ли простудился, то ли отравился чем-то, мы так и не поняли. Его тошнило, и температура поднялась до 39 градусов. Он лежал в постели и жаловался на свою судьбу.

— Первый отпуск за два года, — стонал он, — неужели нельзя было заболеть в Москве, где все болеют, где можно было бы взять больничный! Что же это такое…

Я пыталась лечить его большим количеством чая с медом. Мед на острове был тоже местного производства, совершенно неповторимый на вкус. Я ела его за компанию и наслаждалась, а у Феди один только запах вызывал рвотный приступ.

— Такое чувство, что я наглотался булыжников, — пытался объяснить свои ощущения Федя, — и все они сидят у меня в животе и потихоньку там варятся.

Или не булыжники, а скорее копытное животное, которое враги запихнули в мой желудок, и оно, на последнем издыхании, пытается выбраться наружу копытами вперед.

Бедняга чуть не плакал от боли. Посоветовавшись с мистером Казанзакисом, я в конце концов решилась воспользоваться страховкой и вызвать к Феде врача. Врач тоже был каким-то давним приятелем или даже родственником нашего хозяина. Он пришел не слишком быстро, но в течение дня, пощупал Федин живот, заглянул ему в глаза, измерил температуру и почему-то давление, но тут мой муж заявил вдруг, что у него уже ничего не болит и вообще он чувствует себя вполне здоровым. Кажется, доктор ему не совсем поверил, но тем не менее добродушно посмеялся и прописал еще немного раки для улучшения пищеварения.

И только когда мы вернулись обратно в Москву и пришло время организовывать наш совместный быт, мой муж действительно превратился в самого настоящего козла, стал брыкаться, потерял дар человеческой речи. Впрочем, и для меня к тому времени он исчерпал свою полезность.

Он всегда смотрел бокалы на свет: достаточно ли чисто вымыты, и если результат его удовлетворял, он наливал в них вино из бутылки, с которой предварительно вытирал пыль влажной бумажной салфеткой, так чтобы сантиметр до краев остался, всегда ровненько.

К ее приходу на маленьком журнальном столике, аккуратно застеленном чистой скатертью с вышитыми петушками, всегда стояло блюдо с бутербродами, тарелочка с подсоленными орешками и стеклянная ваза с фруктами.

А после ужина он варил кофе и вынимал из холодильника маленькие пирожные, купленные специально для очередного свидания.

Но в тот день кондитерская оказалась закрыта по случаю какого-то религиозного праздника, и он был крайне недоволен этим обстоятельством. Он уже привык к этим маленьким, очень пикантным пирожным и всегда покупал семь одинаковых. Он обычно съедал два, а она — три. Оставшиеся он доедал утром в одиночестве. Но покупать сладкое в другом, непривычном месте не рискнул.