Начало рыбачьего патруля - Третьяков Юрий Федорович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/16
• Следующая

К ребятам подошел пожилой коренастый дядька с красным лицом, рыжей бородой и веселыми голубыми глазами. На плечи у него была накинута ватная куртка, а за поясом торчал маленький топорик.

— Разрешение дадите отдохнуть — покурить возле вашего шалашу?

Это был лесник дядя Коля.

Дядя Коля присел рядом с ребятами, вынул кисет, бумагу, не спеша свернул толстую цигарку, закурил ее и повернул свое веселое лицо к Буратино:

— А ведь я тебя, конопатый, угадал. Ты намедни мою козу гонял?

— Не… — испугался Буратино.

— Чего «не»? Ай я ослеп? Ловко я тебя хворостиной огрел?

— Да уж… ловко… Чего ж ловкого-то?..

— То-то! Это тебе, брат, наука: не затевай озорства! Коза — скотина робкая, а ты в нее из стрелы пулять. А спросить у тебя, чего ты из ней выгадывал, небось и сам не знаешь?

— Он думал, она дикая, — сказал Игорек.

— Э, долдон! «Дикая»… Откуда ей тут взяться, дикой? Обыкновенная коза. И чем она, скажи, пожалуйста, перед вами провинилась? Как заявятся в лес — сейчас за мою козу приниматься. Уж она где чуть ребятню заслышит — давай бог ноги! Забьется в закуток, аж запалится, бедная! Через эти самые ваши игры-забавы совсем моя коза ошалела — впору выписывай ей бумажку в сумасшедший дом. Другая, побойчей, пырнула бы тебя рогами в пузо, ты б другой раз поостерегся. А тут скотина безответная — ну и давай ее лупи чем попадя! Что, аль неправду говорю?

Игорек и Буратино сочли лучшим промолчать.

— Я сам в ваши годы был ух баловной! Вроде вас. Лупцевали меня родители, как кобеля, а мне — что от стенки горох! Сколько я этого самого фрукта-овоща потаскал с огородов! Не поспевал животом хворать!.. Где же вы своих дружков-приятелей-то порастеряли? Вас ведь тут до гибели было. Я кое-когда нет-нет да погляжу: намажутся краской, перьев в голову понавтыкают — ну умора, никакого театра не нужно! Чистые туземцы в книжке! А теперь глядь-поглядь: нету, кудай-то все подевались. И штаб-квартира ваша скоро обрушится. Ну, думаю, отпуск наступил моей козе. Должно, рада-то без памяти!.. Закидушка-то ваша стоит? На щуку?

— На щуку, на окуня, — солидно сказал Буратино.

Дядя Коля выплюнул цигарку и встал.

— Ну, это мечты ваши, я прямо скажу, напрасные. Шута два вы тут возьмете.

— Почему?

— А вот идите-ка за мной. Покажу вам одну штуку.

Он встал и быстро зашагал по берегу. Игорек и Буратино пошли следом, переглядываясь и толкая друг друга локтями.

Они продрались сквозь густой тальник к зеленому травянистому мыску. Несколько коршунов сразу шарахнулись от озера за деревья. Где-то в кустах орали-ссорились сороки: похоже, что слетелись они со всего леса.

Лесник прошел по измятой, затоптанной траве к самой воде:

— Вот!

Над большой кучей мелкой рыбешки кружились тысячи мух. Здесь были крошечные красноперки, окуньки и плотвички. Ребята, присев на корточки, поворошили кучу палкой:

— Ой-ой-ой! Это что же?

— А то, — зло сказал лесник, — а то, что запасай теперь трубу какую поболе и дуй похоронный марш! Кончилось озеро. Должно, аммоналом, дьявола, глушили. Ишь птицы-то налетело! Тут этой самой рыбы глушеной плавает страсть! Птицам это самое первое кушанье… Значит, рыба никак не может этого звука перенесть, лопается у ней внутри пузырь — и шабаш. Теперь мелочь всплыла, а на дне ровно в десять разов больше осталось. Сейчас он какой есть линь, карась дохлый на дне лежит. Он глушеный не имеет, значит, такого обычая кверху всплывать. Щука, щуренок, белая рыба — та всплывет. Через недельку вода протухнет, какая рыба живая осталась — сдохнет. А тяжело, значит, им ее всю-то брать: должно, уморились дюже! Я-то сперва на вас согрешил: потом гляжу — э нет, следок-то поболе моего. Стало быть, не маленькие тут орудовали!..

— И вы их не поймали?

— Поди поймай! — обиделся дядя Коля. — У меня участок — раз обойдешь и язык вывалишь. Это тебе не заграница. Там любой лес с мой огород. Там леснику знай плюй себе в потолок, только и делов! И в город надо когда сходить — купить мелкого припасу по хозяйству. Хозяйка у меня глухая и тоже к делу определена: внучонка нянчит. Внучок у меня — пять годов: бедовый парень! Пусти-ка его с глаз — он живо тебе поганых грибов наестся либо в колодец попадет — ведь вас, шутомолов, где только не носит! А то петух глаз выклюнет — петух у нас, ух лихой, враг!

— Все равно можно б поймать! — воскликнул Игорек.

— Наладил «поймать, поймать»! За дядиной-то спиной вы ловки, а вот соображения-то в тебе настоящего и нету. Ты подумай так: один я обязан озера-то блюсти? Ваша армия мало карася с этого озера перетаскала? Никто вам слова не сказал. Чем в перья-то обряжаться, подкараулили б энтого ловкача да мне указали — я б его враз угомонил! Ведь это один какой-то завелся… ну двое! А вреду-убытку может нанесть без числа.

— А что! — твердо сказал Игорек. — И подкараулим! Верно, Буратино?

— Еще как! — сказал Буратино.

— Про то и толк! — повеселел лесник. — Он небось себе думает — ловчей его и на свете нету, ну, а вы немножечко поумней себя покажите: нет, мол, браток, погодишь! Из каких ты таких местов, что законов для тебя нет?

— А если мы с ним не сладим? — спросил Буратино.

— А вам на что с ним сражаться? Добежите до меня, собачка у меня смирная, стук-стук в окошко: Николай Трофимович, айда за нами, углядели вредителя народного добра! А я бы уж с ним обошелся… Имею, значит, против них такое средство… Вы народ молодой, не при деле. Вам это заместо игры. А пользу нанесете громадную!

— Мы поможем, — торжественно пообещал Игорек, не сводя глаз с кучи дохлой рыбешки.

— Во-во! А уж я б для вас постарался. Рыбу там ловить, гриб-ягоду брать — все секретные места, так и быть, вам, ребяты, раскрою. Есть одно местечко — ах, местечко хорошо! Линь у меня прикормлен — да ма-а-гучие, шуты, как борова! Баркас мой, скажем, понадобится кому — пожалуйста! Поладили, что ль?

— Поладили, — сказал Игорек. — С сегодняшнего дня прямо и начнем!

— А уж я вас уважу! Енота живого подарю. Умильный зверь, как кошка, а вредный: как выйдет на промысел, харч-пропитание себе добывать, чисто под метлу все уничтожает. Птиц, птенчат, яйца, рыбу — все подай сюда! А из себя сытый, аккуратный, как купец. К курицам моим он давно подкрадается, да, видно, всё собачки пужался…

— Мы и так, без енота… хотя енот нам тоже нужен…

— Тогда, стало быть, скликайте свою армию — и за дело! А пока бывайте здоровы, разбойнички!

И лесник, раздвинув кусты, бесшумно скрылся.

— Хороший дядька, — помолчав, сказал Буратино. — Если б раньше знал, я б его козу и не трогал. На кой она мне нужна….

На калитке дома, где жил Витька Витамин, было написано мелом: «Меня нет дома, я уехал». Калитка была заперта изнутри.

— Видел, Игорек, как у них все засекречено! — сказал с восхищением Буратино, заглядывая в щелку забора. Он постучал по забору и крикнул: — Витька! Вить-ка!

Соседская бабка, которая, кряхтя, белила свой старенький домик, видно ничего еще не зная о его научном значении, перестала белить и зашамкала:

— Нету его… нету! Какой день не видать… Провалился гдей-то, неугомонный!.. Ишь благодать-то… Это он беспременно, ирод, чего-нибудь обдумывает… Теперь жди да жди — либо пожару, либо еще чего, сохрани царица небесная!..

— Это ты тут, Буратинушка, орешь? — раздался из-за забора голос самого Витамина. — Орет, орет как полоумный! Я думаю: кто это так орет, а это, оказывается, сам Буратинушка пришел! Для кого там написано… О! Игорек! Подожди, я сейчас открою!

Витамин долго гремел какими-то сложными запорами. Наконец калитка отворилась и появился он сам, весь с ног до головы в глине, растрепанный и, как всегда, рот до ушей.

— Здорово, Игорек! Я, понимаешь, закрываюсь, чтоб всяких приходящих шпионов не пускать! Как, например, Буратину и прочих. Какие мы тут без тебя дела развернули — ужасно! В индейцев уже не играем. Зря только я у своего петуха все перья из хвоста выдергал — ходит теперь весь ободранный, даже кур стесняется! Но зато мы раскопки производим. Небось Буратино уже разболтал? Но тебе можно. Мы открыли ископаемую корову! Для профессоров имеет громадный интерес. Пошли, покажу. Пускай уж и Буратино пойдет поглядит, так и быть!

• Предыдущая
• 4/16
• Следующая