Толстый мальчишка Глеб - Третьяков Юрий Федорович - Страница 1

• 1/41
• Следующая

Гусиновка — это что такое?

Деревня? Но прямо к ней примыкают бесконечные серые корпуса микрорайона с торчащими кранами, а чуть подальше заводские трубы дымят день и ночь.

Город? Но по широким, сплошь в зеленой мураве улицам каждый день утром и вечером прогоняют стадо, и серый лобастый бык Борис ревет, будто где под землей гром грохочет. На дороге в пыли жарятся на солнце куры, и малыши могут спокойно копаться там сами по себе, не опасаясь, что их задавит машина.

Гусиновские огороды выходят прямо на свежие заливные луга; с любого двора видно лесистую горку, подернутую дымкой, а теплыми вечерами слышно, как лягушки на реке устраивают свои концерты.

Гусиновка — это такое место, где воробьи громадными шайками переносятся с места на место, расклевывая лошадиный навоз, вишни, яблоки и все, что им попадется.

В гусиновских садах и огородах все так растет и спеет, что не управляешься собирать.

Яблони перевешивают свои ветки через плетни и заборы, и никто яблок не ворует, потому что их на Гусиновке и за фрукт не считают. Они там вырастают величиной с маленькую тыкву, а уж тыквы — двумя руками не поднимешь!

Арбузы и дыни — сладкие, как сахарные.

Даже стручки на акациях — многие нарочно сравнивали! — в пять раз слаще, чем в городе.

Виноград, правда, на Гусиновке не растет, да в нем не особенно-то и нуждаются: и без него, как лето, у всех зубы болят от оскомины.

Гусиновские коты — самые пушистые, мышеловы сплошь.

Собаки — самые умные и храбрые.

Коровы и козы такое дают молоко, что из всего базара славится, жирное и густое, как сметана!

Гусиновские куры яйца несут — с кулак, и на самих взглянуть приятно: пестрые, рыжие, черные, ходят на высоких ногах, здоровые, как гуси!

Про петухов, разноперых, страшно горластых, и говорить нечего: никаких павлинов не нужно!

А уж пацанье на Гусиновке такое, что чужой мальчишка лучше туда и не забредай!..

Зато сами они как выйдут за дворы, глянут в одну сторону — зеленый луг расстилается, глянут в другую сторону — лес вдали синеет, глянут в третью — ветлы нависают над речкой, тоже Гусиновкой… Такие привольные гусиновские края!..

Кто из других мест на Гусиновку приезжает погостить, тот и уезжать потом не хочет.

А один совсем маленький пацаненок по имени Колюнька уже сколько лет живет круглый год на Гусиновке у бабушки. Большие его жалеют, что будто бы отец с матерью бросили, а ему хоть бы что: расхаживает по всем дворам в одних трусах, как хозяин, — загорелый, толстый, веселый, словно настоящий маленький богатырь!..

На Гусиновку даже скворцы раньше, чем в другие места, прилетают, чтоб скорей скворечник занять, а воробьи заселяют любую годную щелку в домах и сараях.

Словом, Гусиновка — это такое место, что лучше и на всей земле не сыщешь!..

Толстый мальчишка появился на Гусиновке уже под вечер, а в какой день, Мишаня не запомнил, не до того было — запоминать: он стоял около своего двора, заглядывал через калитку, а зайти боялся, потому что обманул надежды родителей.

Дело, конечно, не такое страшное, если б он не обманывал их раньше, не меньше десяти раз! И ничего. А тут чуял, что не обойдется. И пустяковое дело-то: к обеду не пришел, будто нельзя и одному поесть.

Но мать нарочно предупредила, когда увидела, что Мишаня намерен отлучиться по своим делам:

— Это куда же это ты нацелился, обезьянские твои глаза? Вижу! Вижу, как ты маешься! Ну, ступай, да попробуй у меня — не приди к обеду! Обмани наши надежды! И уж лучше ты тогда совсем домой не показывайся! Возьму скалку… а уж что отец с тобой сделает, то я прямо не знаю!.. Чего «ладно»? Да не «ладно», а вот попомни мои слова!..

Ну, насчет скалки она, конечно, сильно преувеличила, а также насчет отца.

Мишанин отец работал шофером, приезжал из рейса усталый и не любил, чтобы его после обеда тревожили всякими пустяками, потому что сразу принимался читать полное собрание сочинений писателя Майн Рида, присланное Мишане в подарок московским дядей.

Все приключения отец потом подробно пересказывал соседскому старикашке Ивану Тараканычу, который сам читать не любил, но любил обо всем рассуждать.

И все-таки Мишаня к обеду запоздал: не вышло как-то, дела задержали.

Да и солнышко в этот день светило неправильно: то все была жара, а то вдруг сразу попрохладнело, протянулись длинные тени, и очутилось солнышко уже наполовину за лесом… А часов у Мишани не было. То есть они были, но старые, почти не шли, да еще один мальчишка расковырял их ножичком, чтоб наладить…

Мишаня заглядывал через калитку, надеясь увидеть сестру Верку и расспросить ее, в каком настроении отец с матерью, а дальше видно будет…

Можно было, не заходя в дом, схватить ведра и начать носить в бочку воду для поливки, будто он давно уже ее носит: такого трудолюбивого и хозяйственного сына не только скалкой бить, но и ругать никто не решится.

Однако и бочка, и ведра были полны водой еще со вчерашнего дня, когда Мишаня, вместо того чтобы идти рвать курам траву, отлучился по своим делам. Надо бы наливать бочку не до краев, часть оставить про запас, да разве обо всем догадаешься…

Наконец Верка вышла на крыльцо и начала трясти скатерть.

— Верк!.. Верк!.. — как змей зашипел Мишаня. Но Верка с гордым видом постояла на крыльце, будто не слышит, и ушла в дом. Мишаня вспомнил, что сегодня он кричал на нее, обзывал цаплей и толкнул… Такая злопамятная оказалась девчонка. Мишаня об этом давно уж и позабыл, а она, выходит, помнит…

Тут Мишаня услыхал чье-то сопенье, оглянулся и увидел сзади какого-то чудного мальчишку, который тоже заглядывал через калитку.

Мальчишка был такой толстый, каких на Гусиновке сроду не видывали, чистенький, розовый, а загорел у него только маленький носишко, который облез до красного.

Вместо бровей у него были две белые полоски, один тонкий вихор на затылке нахально торчал вверх, как перо у дикаря. Желтые большие веснушки покрывали не только лицо, но даже плечи и руки.

Вдобавок на нем были надеты очки!

А очков на Гусиновке никто не носил, за исключением одного аспиранта-квартиранта, невесть зачем поселившегося на Гусиновке, где его все презирали за очки, за то, что он большую часть дня спал, не мог толково объяснить, из чего делается дуст, и что за картинка виднеется на луне, снизу хорошенько не разглядеть…

Мальчишка спокойно глядел на Мишаню и улыбался во весь свой широкий, как у лягушки, рот.

Опомнившись от удивления, Мишаня заорал, чтоб этого мальчишку сразу же запугать:

— Ты чего заглядываешь?

— Ты сам заглядываешь, — не пугаясь, ответил мальчишка.

— Я имею право! Я тут живу!

— И я тут живу, вон в том зелененьком домике… — показал мальчишка.

— Врешь! Там никто не живет! Там одна теть Нюша живет!..

— А я ее племянник только сейчас приехал… из тайги! Я — Глеб.

И верно: теть Нюша все хвалилась, что у нее есть замечательный племянник в городе Свердловске, и вот, оказывается, этот самый племянник уже заявился из своего Свердловска на Гусиновку да еще заглядывает через чужие калитки. А по закону любой чужак, даже и не такой чудной, должен вести себя скромно, к старым жителям относиться с робостью, почтением и смирно дожидаться, что они решат с ним сделать…

— Как-как? — с насмешкой переспросил Мишаня. — Хле-еб?.. То-то ты такой и…

Но тут Мишаню осенила одна мысль.

С несуразным мальчишкой он решил расправиться немного погодя, а сейчас сказал добреньким голосом:

— Ну, раз ты из тайги племянник приехавший, айда со мной!.. Я тебе тут все покажу!..

Он смело вошел в калитку, а толстый мальчишка — за ним.

Как Мишаня и ожидал, мать тотчас выскочила на крыльцо:

• 1/41
• Следующая