Жук и геометрия. Рассказы - Третьяков Юрий Федорович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/25
• Следующая

— Ты чего, ай очумел? Чего швыряешься? — раздался из-за забора голос соседки.

— А чего они тут ходят? — вызывающе ответил Васька.

— А чем они тебе помешали?

— Пусть не ходят!

— Эх ты, чумовой! — укоризненно сказала соседка. — Собаки лишился, теперь сам заместо собаки!

Васька промолчал и уставился на кролика. Колька тоже молчал.

— Чудные все-таки звери, — сказал вдруг Васька. — Никаких у них нет интересов, кроме еды…

— А какие у них должны быть интересы?

— Ну, хоть бы поиграл, что ли… Ты не слыхал — бывают дрессированные кролики?

— Нет…

— Ну, я так и знал: они глупые! Не то что собака. Барбос, он все понимал, хоть и маленький. А маленькие, с них что спросить? Вон один Жоркину книжку обмакнул в керосин… Интересно, что он сейчас про нас думает? Скажет — несправедливо…

— Почему?.. — неуверенно сказал Колька. — Справедливо…

— Все-таки… Главное, обманул я его: он, может, и не подошел бы. Жорка его как ловил: и каким-то индейским способом, и по-всякому, и не поймал. А я позвал, и он подошел.

Васька проглотил слезы и опять уставился на кролика, чтоб не заплакать.

— Напрасно мы этого кролика завели! Никакого от него толку. Это все равно: что куры, что кролики… Бестолковые животные, и все…

— А клетка?

— Ну, в клетку еще кого-нибудь можно было б посадить. Клетка не пропала бы! Была бы клетка, а кого туда сажать — найдется… Эх, зря…

— Да что ты, все «зря» да «зря», — обозлился Колька. — Сразу бы и говорил! А то завели кролика, а теперь он ему не нужен! Сразу б надо было и говорить! Как это не нужен?

— Не нужен! — тоже закричал Васька. — Смотреть не хочу! Бери его отсюда! Вместе с клеткой, чтоб я его не видел!

— Ну и уберу!

— Ну и бери! А то я его сейчас — за задние ноги и через забор!

Колька, сопя от обиды, поднял садок, навалил его на плечо и ушел не через забор, а в калитку. Это означало, что он обиделся.

Васька лег на землю и начал горевать.

Погоревав минут двадцать, он встал, отряхнулся и вышел на улицу. Он направлялся к Жорке, а зачем—еще и сам толком не знал.

— Бах! — вдруг раздалось над его ухом. Васька вздрогнул, обернулся. Перед ним стоял, ухмыляясь, вынырнувший откуда-то Жорка. Воротник его куртки был поднят, кепка насунута на глаза. Он целился Ваське в лицо из игрушечного пистолета.

— Руки вверх! — сказал Жорка. — Спокойно, гражданин. Предъявите ваши документы, куда направляешься и зачем? Прошу объяснить все толково, без запирательств…

— К тебе, — сказал Васька. — Ты учишь, что ли?

— Еще время не наступило… — скривился Жорка. — Вернее, его очень мало осталось, вряд успею. Вот, Васька, будет если у тебя что-нибудь на осень, никогда время зря не тяни… Не откладывай… Останусь на второй год, даже перед бабушкой стыд… Скажет: «Жора, Жора, что же ты не учишься…» А я: «Бабушка, как же я могу, когда учительница придирается…» Ну, она, конечно, не поверит! Через восемь минут надо мне приниматься… Вышел вот погулять… Предварительно… А ты чего хотел?

…Опять Васька и Жорка, уже без Кольки, очутились в слободке возле дома, где жил собачник Сват.

Его мальчишка с меховой головой играл на улице.

Вчерашний и сегодняшний день он, по-видимому, провел с большой пользой, неустанно развивал свои способности к изображению обезьяны и уже сумел достичь большого сходства. Сейчас он залез на клен, росший перед домом, и висел вниз головой, уцепившись одной рукой и ногой за ветку, другой рукой почесывался, — за щеками у него были семечки, которые он очень ловко грыз и плевался шелухой в маленьких ребятишек, стоявших внизу и с восхищением на него глядевших.

Увидев Ваську и Жорку, он спрыгнул на землю, подбежал к калитке и остановился, выжидая.

Жорка почувствовал в нем родственную душу: с таинственными зловещими ужимками вынул свой наган, зарядил его пистоном, медленно прицелился и выстрелил.

И мальчишка понял, в чем дело, изобразил на лице ужас и боль, ухватился обеими руками за живот и хлопнулся на траву так добросовестно, что внутри у него что-то екнуло. Нелепо подрыгав руками и ногами, наподобие черепахи, перевернутой на спину, что должно было обозначать умирание, он высунул язык, замер и скромно встал, давая понять, что номер окончен. После этого он проникся к Жорке уважением и доверием и, заискивающе хихикая, заглянул ему в глаза:

— Давай еще!

— Подожди, — сказал Жорка. — Отец дома?

— Дома, — ответил мальчишка. — Ну, давай.

— А собака, — спросил Васька, — которую мы вчера привели, цела?

Мальчишка кивнул.

— Сидит в сарае. Очень она воет! Ну, давай, что ли, стреляй в меня из своего нагана!

Жорка опять выстрелил, и мальчишка принялся «умирать» уже на другой манер. Жорка постучал в калитку. Вышел Сват, в той же шапке, с цигаркой на губе.

— Здорово, Сват! — сказал Жорка. — Это опять мы! Собака наша у тебя где?

Сват почесал голову под шапкой:

— Собачка? Это какая же? Куцая, пестренькая?

— Нет. Белая, пушистая такая…

— Да никак продал… И то — продал… Вчерась и продал… Верно. Ай-ай-ай…

— Кому?

— Кому, говоришь, продал?.. Кому я ее продал?.. Одному гражданину продал. Представительный такой гражданин в парусиновой фуражечке…

— Это ты рыжую продал, — вмешался вдруг мальчишка. — А ихняя собака сидит в сарае привязанная!

Сват быстро повернулся, ухватил его за ухо и зашипел:

— А тебе чего тута? Ты чего встреваешь не спрося! Вот покривляйся, покривляйся, покривляйся у меня!

Мальчик завыл, но, когда Сват выпустил его ухо, отбежал, тотчас скорчил несколько своих самых ужасных и замысловатых гримас.

— Совсем меня сокрушил, — обратился Сват к Ваське и Жорке. — Всех передразнивает, хоть бы вы ему, ребята, внушили… Ай-ай-ай… Так, значит, это не вашу собачку я продал… И то — не вашу… Ваша у меня. А вам на кой?

— Обратно хотим взять! — сказал Жорка.

— Ай-ай-ай… Уж не знаю, что вам, ребятки, сказать… что ж… заплатите, сколько следует, и берите…

— Сколько?

Сват пожевал губами:

— Рупь. Ну и… полтинничек накиньте… За прокорм там, за услуги… то, се…

— А если мы потом принесем? — спросил Васька.

— Они принесут! — опять вмешался мальчишка. И Сват опять зашипел:

— Ну чего, чего, ну чего ты встреваешь не в свои дела? Ах ты, щенок корытный! Тебе же, сатане, сколько разов… Стало быть, потом и собачку заберут!

И Сват ушел в калитку.

Васька и Жорка перешли на другую сторону улицы и сели под забор, чтоб хорошенько все обдумать. Мальчишка нерешительно последовал за ними.

— Гляньте, вон еще один ваш идет, — показал он пальцем.

— Колька! — удивился Васька. — Чего он?

Колька с чрезвычайно озабоченным видом тащил садок с кроликом. Поставив его на землю у калитки, он нерешительно потоптался и постучал щеколдой. Опять вышел Сват. Колька зачем-то снял тюбетейку, стал ему что-то говорить, показывая разжатую ладонь, а Сват качал головой.

— Бежим туда! — сказал Васька.

— …За уход, за прокорм положена надбавочка… — говорил Сват. — Как же так — закон… Я вам и так, подумайте, какое снисхождение…

Колька даже не удивился, что тут оказались Васька с Жоркой.

— Пришел Барбоса выручать, — сказал он. — Да вот еще двадцать копеек не хватает…

Мальчишка с меховой головой таинственно потолкал Жорку в бок и незаметно вложил ему в руку извлеченный откуда-то теплый двугривенный.

Забрав деньги и садок с кроликом, Сват вывел Барбоса и, в последний раз погрозив мальчикам, ушел.

Какой же Барбос был несчастный — замученный и жалкий! И как он обрадовался, увидев своих друзей!

Пока Васька и Колька со слезами обнимались и целовались с Барбосом, мальчишка сказал Жорке:

— Вот и все! Ну, а теперь давай стреляй в меня!

И когда, уже сворачивая за угол, Васька и Колька оглянулись, Жорка все стрелял, а мальчишка все падал…

— Ну, теперь придется Жорке свою книжку снова перемечать, — сказал Васька. — А откуда у тебя еще деньги?

• Предыдущая
• 24/25
• Следующая