Жук и геометрия. Рассказы - Третьяков Юрий Федорович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/25
• Следующая

Васька вспомнил, как доказывал теорему знаменитый лентяй Пустовалов, который, когда сидит за партой, хохочет и разговаривает громче всех, а как выйдет к доске, сразу делается скучным и говорит таким жалобным голосом, будто сейчас заплачет: «Ну… нам требуется… ну, доказать, что… биссектриса… ну… является… ну, медианой и высотой…»

— Что для этого сделаем?

— Ну, значит… поворачивать будем.

— Лошадь поворачивают, Пустовалов. Повернем, может?

— Ага.

— Вот тебе и «ага». Что и вокруг чего повернем? Отвечай!

— Ну… это самое… вокруг…

Но Ваське вспомнилось и то, как доказывал это же самое Колька: «…чтобы точка А совпала с точкой М, сторона АВ пошла по стороне ВС…» И не успеет Анна Филипповна оглянуться, как Колька уже кончает: «Что и требовалось доказать» и получает пятерку.

Пока Васька принялся за углы: определения угла, сторон, вершины и как угол обозначается тремя буквами. Все прочитал и запомнил.

Это так увлекло Ваську, что он даже не заметил, как пришла с лекций Лилька. Она сделала вид, будто ужасно удивилась, что Васька, вместо того чтобы «отдыхать», как у него «положено», сидит за учебником. Громко стуча каблуками, подошла сзади и заглянула через плечо:

— Ты чего это?

— Что «чего»? — спросил Васька. — Не учишь — нехорошо, учить начнешь — тоже удивляется…

— Почему, спрашиваю, у тебя внезапно такая любовь к геометрии появилась?

— Нипочему… — буркнул Васька.

Лилька уселась рядом на диван и стала чего-то недобро посматривать.

— У вас кто теперь по математике будет? — спросила она.

— Я почем знаю…

Васька навострил уши, но виду не подал.

— Галина Николаевна?

— Галина Николаевна… А… что?

— А то. Она теперь всех вас, лентяев, учиться заставит.

— Злая? — встрепенулся Васька.

— Не злая, а очень хорошая. Только у нее тебе уж не придется вокруг школы шататься.

— Какой еще школы? — с опаской спросил Васька, дивясь: и откуда только знает?

— Какой? Той самой, где тебе на уроке в это время сидеть положено, — вот какой. Вот подожди, я еще маме скажу.

Это вконец расстроило Ваську. Он уже собрался было забросить учебник и предаться горьким размышлениям, но тут увидел, что на одной из страниц нарисован транспортир.

Ваське очень хотелось научиться обращаться с транспортиром. Он любил всякие инструменты, поэтому пренебрег угрозами Лильки и уткнулся в книгу. Поняв наконец тайну транспортира, возликовал: извлек из готовальни крошечный транспортирчик и приступил к пробе. Нашел в учебнике угол, на котором было помечено, что он в 45°, измерил — верно, сорок пять! Измерил прямой, он оказался и в самом деле в 90°. Начертил какой придется, измерил и с удовлетворением написал в уголке: 82°. Потом стал отыскивать углы в книге и измерять — все они обязательно имели по сколько-нибудь градусов. Васька даже засмеялся вслух.

— Да что с тобой? — обеспокоилась сестра.

Она не могла понять радости покорения транспортира, и поэтому Васька ничего ей не ответил, а пошел, радуясь, — сам еще не сознавая чему, — спать.

Он спал, когда утром зашел Колька, принялся тормошить, дергать за ноги, тянуть одеяло:

— Вставай, Васек! Ну, вставай, что ли… Да вставай же!

Васька открыл глаза и опять зажмурился: такое яркое солнце светило в окно.

— Вставай, одевайся скорей, соня! — говорил Колька. — Побежим. Ребята уж, наверное, ждут. Я еще из дому выходил, слышал, как щеглы в небе свистят!

Васька тотчас представил себе, как они сейчас пойдут на пустые изрытые огороды, откуда уже выкопали картошку и где в прохладном и по-осеннему прозрачном, чистом воздухе далеко-далеко все видно и на золотых деревьях звенят щеглы; будут лежать, замаскировавшись почернелой картофельной ботвой, держаться за протянутую от сетки веревочку и ждать. Вот, откуда ни возьмись, пестрый щегол—веселая птица: головка красная, щечки белые, грудь и спинка желтоватые, остальные перья ярко-желтые, и черные, и серые, заскачет по веткам, засвищет, слетит на землю, а Васька с Колькой потянут за веревочку, и…

И Васька сказал:

— Я не пойду.

— Почему?

— Потому, геометрию-то надо мне когда-нибудь учить? А ты можешь идти с Женькой. Тебе что?

Колька долго таращил на него глаза, уши у него покраснели, и вдруг заорал:

— Ты! Это называется… это называется… не по-товарищески! Он будет учить! А я? Один, что ли, будешь учить? «Можешь идти!» «С Женькой!» Как уроки пропускать — вместе, а учить — один!

Васька успел одеться и выпить стакан молока, а Колька все никак не мог успокоиться:

— «Можешь!» Скажет же! И почему ты, Васек, всегда такой… какой-то? Я тебе давно хотел помочь, а ты все: «не хочу» да «не буду». А вот это ты хорошо придумал. Где у тебя учебник? Ага, вот он. А щеглы, они подождут, щеглы, они никуда не улетят, а двойку исправлять надо. Сначала будем?

— Нет. Я уже учил вот до сих пор. Все понял. Вот отсюда давай. Теорема эта самая…

— А там? Все понял? Ну, это мы еще повторим. А то — «с Женькой». Самое главное, понять нужно. А чтобы понять, самое главное нужно, чтоб… Васек, у меня что есть…

Колька полез в карман, достал самодельную проволочную оправу от очков, нацепил на нос, поднес близ ко к глазам книгу и, сжав губы сердечком, нараспев, как Анна Филипповна, произнес:

— Итак, ребята, на чем мы остановились? Теорема о равнобедренном треугольнике?

— Здорово похоже! Вот если б в школу принести — умрут!

— Умрут! — согласился Колька, спрятал оправу в карман и уже деловым тоном сказал: — Ну, хватит, давай серьезно.

Колька сделал чертеж и принялся не спеша объяснять, в паузах заглядывая Ваське в глаза: понимает ли? И Васька кивал: понимаю!

Вдруг кто-то протопал по коридору, и в дверь влетел сам Женька:

— Васька! Колька! Ну чего же вы сидите! Сидят, сидят! Пойдемте, что ль?

— Не… Мы учим.

— Учите? — недоверчиво протянул Женька, — А… щеглы?

— В другой раз, — сказал Колька.

— Что же вы… целый день будете учить?

— Ага… И даже ночь… Если понадобится.

— А-а-а… Ну, это конечно… Раз так… Пока!

— Всего!

Когда закрылась за Женькой дверь, Колька поглядел на Ваську, Васька — на Кольку. Оба улыбнулись. Потом оба — носом в книгу.

Геометрия была на первом уроке.

Васька не участвовал в общем столпотворении, какое обычно бывает по понедельникам до звонка. Кругом перекликались, скакали, прыгали, толкались, гонялись друг за другом. Жизнерадостный лентяй Пустовалов собрал вокруг себя полкласса и ораторствовал в середине, а так как он не стоял у доски, то говорил весьма громко, обстоятельно и красноречиво. Миша предусмотрительно переселился подальше от Васьки.

А Васька сидел и переживал. Вчера они с Колькой прозанимались до вечера, и ночью Ваське приснились теоремы, которые он все доказывал, доказывал и никак не мог доказать… Сегодня он еще повторил, и теперь весь пройденный материал представлял в виде солдат, готовых повиноваться любому приказанию. И все же он беспокоился. И Колька беспокоился, хоть вчера тщательно проверил Васькины знания и сказал, что тот знает «во как!». Он даже забыл, что в кармане у него лежит оправа от очков, которая, если ее вынуть да показать, может произвести неописуемый эффект.

— Ничего, главное — не бойся, — утешал он Ваську.

Прозвенел первый звонок—все расселись по местам, прозвенел второй—дверь отворилась и вошла новая учительница с классным журналом в руках.

Сразу наступила тишина, и, дружно хлопнув крышками парт, ребята встали.

— Здравствуйте! Садитесь, — сказала учительница.

На нее пытливо уставились тридцать пар глаз, смотрели, отмечая каждое движение, изучали, ждали.

— Меня зовут Галина Николаевна, — сказала учительница, оглядывая класс. — Я буду преподавать у вас математику. Будем знакомы. — И улыбнулась. Ребята тоже заулыбались, повеселели, зашевелились. Кто-то с кем-то стал переговариваться, кто-то кого-то толкнул.

• Предыдущая
• 20/25
• Следующая