Вася-капиталист - Третьяков Юрий Федорович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая

Раб, быстро двигая верхней губой, с большим умением показал, как шевелит усишками мышь, и вдруг заявил:

— Надо ее отнять!

— А что?.. — размышлял Семафор. — Можно отнять… Зачем она ему? Все равно у него кто-нибудь другой ее отнимет… Лучше уж мы! Это — который малый? В желтом картузике? На вид не очень здоровый… Но на всякий случай надо сделать разминку…

Семафор подтянул рукава, плюнул в ладони, крепко потер их и начал, вытянув руки перед собой, сжимать и разжимать кулаки. Потом он совал руками вперед — то одной, то другой, одновременно ухитряясь подпрыгивать. Потом сделал вид, что хватает воображаемого противника за волосы и пригибает к земле. При этом он так свирепо взглядывал на Раба, что тот съежился, вероятно опасаясь, как бы Семафор для пробы не проделал этого с ним самим.

А Фунтик в это время предавался приятным воспоминаниям:

— Разминка! Вот у меня однажды была разминка так разминка! Двое меня за одно дело давно ловили — хи-хи-хи-хи! — с год, а то и более! Ну, я — не давался! Только раз иду себе, хи-хи, забылся, вдруг они из ворот выскакивают: «Вот он! Хватай!» Я — тягу! Они — за мной! Я — от них! Хи-хи-хи-хи-хи!.. Вот была потеха! Сначала они меня гнали до бойни, потом повернули к оврагу, через овраг — до лесополосы, а там они меня потеряли! Уж я потом смеялся, смеялся!..

Закончив разминку, Семафор долго смотрел в сторону мальчишки в желтом картузике и наконец сказал:

— Надо меня хорошенько разозлить… Пока я как следует не разозлюсь, не могу мышей отнимать… Душа у меня добрая… Злите меня!

— Как?

— Ну, дразнитесь, обзывайте по-всякому… Я приду в ярость, и тогда — держись! Раб, давай!

Ни Раб, ни Вася сразу не могли придумать ничего такого, чем можно разозлить Семафора: как нарочно, ничего в голову не приходило…

— Большой, а без гармошки! — сказал Семафору Вася.

Тот задумчиво пожевал губами, будто пробуя эту старую дразнилку на вкус:

— Мало… Давай еще что-нибудь…

— Да он уже уходит! — вскрикнул Раб.

— Тогда, Васек, ты беги! — решительно сказал Семафор. — Как он свернет на пустую аллею, выхватывай банку и жми сюда! В случае чего мы тебя поддержим! А может, боишься?

— Почему — боюсь? — обиделся Вася: каждому обидно, если его заподозрят в трусости, да еще такие ребята, как Фунтик и Семафор, которые просто так, из дружеских чувств, помогают ему по дешевке попугая приобрести…

Вася догнал ничего не подозревавшего мальчишку в желтом картузе, выхватил у него сзади банку с мышью и помчался назад. Оглянувшись, он увидел, что и убегал-то зря: мальчишка этот оказался мямлей, за Васей гнаться и не подумал, стоял, как мокрая курица, и глазами хлопал…

Компаньоны выглядывали навстречу ему из кустов, куда уже успели спрятаться.

— Ну, как? — спросил Семафор.

— Готово! — ответил довольный раскрасневшийся Вася, победно поднимая банку. — Вот она!

— Сильно сопротивлялся? — спросил Фунтик.

— Да порядочно… — приврал Вася и получил от Семафора заслуженную похвалу:

— Молодец! Ты парень законный! Дай-ка глянуть!

И, поставив банку на землю, все уткнулись в нее, разглядывая суетившуюся мышь.

— Интересно, сколько такая мышь может стоить?.. — вкрадчиво спросил Раб.

— Ты сначала долг отдай, а потом спрашивай! — охладил его Фунтик.

— Отдам… — угрюмо пробормотал Раб. — Отдам, и тогда эту мышь куплю!..

— Давай, спеши! — сказал Семафор. — А то я ее своему коту отдам на закуску, охота поглядеть: будет он белую мышь рубать или нет?..

— Жирно будет — твоего облезлого кота белыми мышами кормить! — сказал Фунтик.

— Облезлого? Это у тебя — облезлый! А мой кот — сибирский!

— Сиби-ирский? Вот так сибирский — задохлик!

— Это ты — задохлик!

Тут Фунтик пихнул Семафора кулаком в живот и побежал через газон, а Семафор — за ним. С полдороги он вернулся, зачем-то схватил банку с мышью, и уж тогда они, не очень спеша, побежали, — Фунтик впереди, а Семафор следом, — и скрылись.

— Больше не вернутся… — знающе сказал Раб и с ненавистью добавил: — Захапали мыша!..

Конечно, по-справедливому, мышь должна принадлежать Васе, но он не станет спорить: что такое мышь, хоть бы и белая, по сравнению с говорящим попугаем!' Вот увидит Толик, какой этот попугай разноцветный, крючконосый, да услышит его разговор, сразу про все забудет! Уж Толик что угодно перенесет, такой он упрямый, но чтоб попугай на него не подействовал — этого не может быть, ни в коем случае!

Вася с Рабом пошли домой. Раб опять что-то шептал про себя и загибал пальцы, наконец спросил:

— Много еще до Первого мая?

— А зачем тебе?

— Должны же мне на Первое мая сколько-нибудь подарить: и бабушка, и две замужние сестры, и та сестра, которая…

— А сколько тебе в день рождения подарили?

Раб с отвращением махнул рукой:

— Да ну их… Говорят: ты и так плохо учишься!.. А когда мне хорошо учиться с этими долгами?.. Подарили глобус, а на что он мне?.. А остальные подарки — все съестные… Какой от них толк?.. Съел, и нет…

Он опять замолчал, размышляя о своих запутанных делах, но постепенно угрюмость с его лица исчезла, и наконец он заявил:

— Ничего! Будет и на нашей улице праздник!

С неизвестной радости он запустил щепкой в кошку, переходившую дорогу, а когда какая-то тетя укоризненно заметила:

— Ты что же это делаешь?.. Аи, как нехорошо… Небось уж во втором классе?.. — он беспечно ответил:

— А я не перешел.

И запрыгал на одной ножке.

Через некоторое время он, ни к кому не обращаясь, задумчиво сказал:

— Я назову ее — Мышильдой…

Если кто и не знал, как пройти к зверинцу, все равно его нашел бы, даже никого не спрашивая, — столько шло туда мальчишек и девчонок всех возрастов! Откуда их столько повылезало — даже удивительно! Они шли и поодиночке, и по нескольку человек, и громадными ордами, собравшимися, видимо, с целой улицы. Даже самых маленьких туда вели, а некоторые были такие маленькие, что и ходить-то еще не умели, а в зверях и подавно не понимали… Ничего, пусть и они на зверей полюбуются!.. Некоторые зачем-то тащили игрушки — зайцев, медведей, — наверное, чтоб сравнить своих зверей с настоящими, а может быть, дать им повидаться со своими живыми родственниками.

В школе занятия шли кое-как, на всех уроках, даже таких, как математика, не говоря уже про естествознание, больше всего разговаривали о зверях.

Марсианин, которого Вася зашел проведать на перемене, вовсе отсутствовал, а всезнающие друзья рассказали, что видели его снаряженного, как полагается, — с портфелем и завтраком в мешочке, — но направлявшегося почему-то мимо школы в сторону парка.

Васин кошелек уже лежал в кармане, и поэтому Вася после уроков, не заходя домой, пошел сразу в зверинец.

Потолкавшись среди детворы, большой толпой собравшейся у входа, — то ли они не решались войти, то ли уже все посмотрели, но не желали уходить — он ни Фунтика, ни Семафора не нашел.

Только Раб с нищенским видом стоял возле самого контролера и жалобно поглядывал по сторонам.

— Где Фунтик и Семафор? — спросил его Вася.

— Не знаю… Купи мне билетик! Взаймы…

Вася ехидно спросил:

— А чего же тебе твои хозяева не покупают?..

— Они купят… — враждебно сказал Раб. — От них дождешься… Они сами ищут, кого бы обтяпать…

— Тебя родня директора и так проведет…

— Родня… — забурчал Раб. — Тоже — родня… Такую родню…

И вдруг с отчаянием вскрикнул:

— Да где ж мне билет-то взять!

— Купи, — посоветовал ему Вася и отошел.

К каждой клетке было трудно пробиться, даже к такой, где, в общем-то, и смотреть нечего. Например, написано: «Барсук», а самого барсука не видно: он спал в каком-то ящике, наподобие собачьей конуры, и от него торчала одна спина. Однако зрители все-таки стояли возле клетки, терпеливо дожидаясь, что он проснется и вылезет. Некоторые говорили, что всего полчаса назад он вылезал, но потом залез обратно, и пытались разбудить его криками.

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая