Повесть об Атлантиде - Томин Юрий Геннадьевич - Страница 36

• Предыдущая
• 36/50
• Следующая

Рыбаки наши на Степана здорово злились, хотели даже облаву устроить. Собирались, собирались и не собрались — времени нет.

Только рыбнадзор не отступался. У них дело на принцип пошло — кто кого. Степан с рыбнадзором такую штуку выкинул — по всем пристаням неделю смеялись. Они с вечера засели его караулить у Монастырского острова. Был у них полуглиссер, восемьдесят сил. Часов в пять утра показался Степан. Гребет домой, не торопится. Он один, их трое. У них — восемьдесят сил, а у него весла да руки. Ветка, правда, узенькая, быстрая: даже на спокойном ходу у носа — бурунчик.

Они запустили мотор и — наперерез. Метров пятьсот до Степана. А он — лопасть в воду, ветка — волчком, и пошел… Да как пошел! Кто с берега смотрел, говорят, просто удовольствие получили. Весло у него в руках как соломина. Ветка летит, будто ее кто-то из-под воды толкает. А полуглиссер — сзади, только что не отстает. У него мотор был установлен неправильно, что-то там с центром тяжести не в порядке: воду грудит перед собой, а на редан не выходит. До протоки — с километр. Успеет Степан к протоке, — все, не найдешь. Но Степан поплыл не к протоке, а прямо к берегу. Так на пятьсот метров впереди и подошел. Вылез и закурил. Рыбнадзоровцы обрадовались: «Нервы не выдержали». Выпрыгнули на берег. В носу ветки — сеть, на дне — рыба: два чира, штук десять пеляди. Сгоряча они даже не сразу разобрались.

— Акт подписывать будешь?

— Буду, — сказал Степан. — А насчет чего акт?

— Насчет незаконного лова рыбы.

— Разве новый закон вышел?

— Закон старый. Достукался, статью получишь.

— А ты мне не грози, — сказал Степан. — Я пуганый… Может, сетку измеришь?

Тут рыбнадзоровцы опомнились. Даже мерять не стали, прикинули на руку — законная сеть, двадцать пять метров. И улов законный — кило десять.

— А почему не остановился?

— Разминка, — сказал Степан, — вроде утренней гимнастики.

В тот же день отец вызвал Степана к себе в милицию.

— Жуйков, — сказал он, — слушай, Жуйков, в последний раз я тебе говорю — прекрати!

— Это вы об чем, начальник?

— О том же. Прекрати безобразничать.

— Я что, обидел кого? — спросил Степан. — Иль подрался? Или напился?

— Слушай, Жуйков, — сказал отец. — Ты мне ваньку не валяй. Я тебе голову кладу — не уйдешь. Один раз поймал — предупредил, теперь поймаю — срок получишь.

— Так вот вы об чем, — сказал Степан. — Нет, этим не занимаюсь. Бросил. Как обещал… Я себе не враг.

— Нам ты враг, — сказал отец.

Степан повел плечом.

— Это не разговор, начальник. Ты мне не грози. Я советский человек, ты советский человек. Можешь… если что… По закону! А оскорблять не имеешь права.

— Вор ты, Жуйков, — сказал отец. — Бессовестный ворюга. Паразит социализма.

— У меня план — сто двадцать процентов. Я при случае могу и в райком сходить.

— Иди, — сказал отец.

Конечно, никуда Степан не пошел. По-прежнему разъезжал днем на своем «ЗИЛе», а ночью рыбачил на Енисее в одному ему известных местах.

Он возвращался часов в шесть на лодке, заляпанной рыбьей кровью. Он был настолько уверен, что даже не смывал кровь. Прямо с берега направлялся к своей машине и весь день крутил баранку, сжимая ее в пальцах, изрезанных острыми крючками. Мы с Севкой удивлялись его выносливости. Неужели жадность может сделать человека таким сильным?

Мы удивлялись и не любили его, как и все. Однажды вечером мы подкрались к дому на откосе. Было воскресенье. В этот день Степан обычно оставался дома. Мы заглянули в окно. Степан сидел за столом и зевал, глядя на лампу. Больше он ничего не делал, только зевал. И нам вдруг стало страшно. Мы вдруг ощутили, что вокруг совсем пусто, что мы одни и за нашими спинами — темный и холодный овраг. На цыпочках мы отошли от дома. Севка пошарил по земле руками. Он поднял что-то и размахнулся. Гулко грохнуло в крышу. По доскам, шурша, покатились крошки земли. Скрипнула дверь, на крыльце появилась серая тень.

— Кто балуется?

— Я, — прошептал Севка.

Затем дверь хлопнула снова. И было уже совсем не страшно.

Вот тут-то Севка и сказал, что мы можем поймать Степана. Все дело в том, сказал он, что рыбакам, и правда, некогда. А наш рыбнадзор охраняет километров двести реки; они не могут все бросить ради Степана. А мой отец, сказал Севка, уже старый, он только грозится, но все равно ничего не сделает. Просто ему не справиться.

— Он уже поймал один раз, — возразил я.

— Тогда Степан не прятался, а сейчас прячется. Нужно его выследить. Можешь принести бинокль?

— Нет, — сказал я потому, что обиделся за отца.

— Тогда я сам, — сказал Севка.

На другой день я принес бинокль.

Шел июнь. Не было ни дня, ни ночи. Мы ложились спать и вставали при свете солнца. Дома уснуть было очень трудно. А на берегу Севка уснул в первое же дежурство. Когда я пришел его сменять, он сказал, что Степан, наверное, не выезжал.

— Не ври, — сказал я. — У тебя на щеке отпечатались травинки. Давай лучше дежурить вместе.

В следующий раз мы пришли на берег часа в два. Было очень тихо. Так тихо, что слышно было, как течет река. Невдалеке от берега полоскались в воде гагары. Когда они хлопали крыльями, у меня сжималось сердце. Мне казалось, что шум разносится по всему плесу. Я так долго смотрел на реку, что мне стало чудиться, будто она вспухает и вода поднимается горбом все выше и выше.

Наконец мы увидели черную полоску, которая медленно ползла против течения у другого берега. Потом она ткнулась в кусты и исчезла.

— Там протока, — сказал Севка. — Там много проток. Запоминай как следует.

Примерно через час ветка вышла из протоки и направилась к поселку. Мы легли над самым обрывом и по очереди смотрели в бинокль. Когда я взглянул в последний раз, то увидел лицо Степана так близко, что даже мог различить капли пота у него на лбу. Степан торопился, чтобы не опоздать на работу.

Несколько дней я выпрашивал у отца лодку.

— Не дам, — сказал он. — Был уже разговор, и хватит.

— А если мне очень нужно?

— Не дам, — повторил отец. — Это тебе Енисей, а не Днепр какой-нибудь.

— И даже не Парана, — сказал я.

— Что?

— Парана. Есть такая река в Южной Америке.

— Ну и ладно, — сказал отец.

— А есть еще Рио-Гранде…

— Ну и ладно. Лодки ты все равно не получишь.

— Между прочим, это одна и та же река.

— Только попробуй взять лодку, — сказал отец.

Но я попробовал. Ведь если мы поймаем Степана, нам все простят. Я даже как-то не подумал, что мы можем его и не поймать.

Когда отец уснул, я прокрался в его комнату, вынул из кобуры пистолет, вытряхнул на ладонь ключ и положил пистолет обратно. Хуже всего было то, что пришлось трогать пистолет. Но Севка сделал почище: он принес отцовское ружье, правда, — без патронов. За это ружье давали моторную лодку, но Севкин отец не стал меняться. Такого ружья не было по всему Енисею: три ствола — два рядом, дробовые, и один пулевой — сверху.

Часа в три ночи мы подплыли к протоке, загнали лодку в тальник и стали ждать.

Ночь была солнечная и безветренная. Все вокруг гудело от комаров. Мы отгоняли их от лица, но они садились на спину, на ноги и кусали сквозь одежду. Мы отмахивались руками изо всех сил, но они умудрялись садиться даже на руки. Через полчаса у меня вся кожа пропиталась комариным ядом и зудела так, будто ее натерли песком.

— Интересно, кого бы они жрали, если бы мы не приехали? — сказал Севка.

— И не остроумно, — ответил я.

Мы просидели около часу, и комары так нас искусали, что мы чуть было не поссорились.

Степан появился неожиданно. Когда мы услышали плеск весла, он был уже метрах в десяти. Мы замерли. Минут пять, пока ветка не скрылась за поворотом протоки, нельзя было даже шелохнуться. До сих пор не понимаю, как я это выдержал. Когда я, наконец, приложил ладонь ко лбу, раздувшиеся комары стали лопаться с треском, как семечки.

Затем мы поплыли вверх по протоке. Наши весла булькали громче, чем у Степана, просто удивительно, до чего громко. Мы плыли долго, наверное полчаса, пока не увидели ветку, вытащенную на берег. От нее уходила в тайгу еле заметная тропинка.

• Предыдущая
• 36/50
• Следующая