Мост дружбы - Казанцев Александр Петрович - Страница 93

• Предыдущая
• 93/120
• Следующая

— Самолет! Самолет! — исступленно кричал Андрей.

Самолет шел низко надо льдом.

Вдруг раздался оглушительный выстрел. Андрей вздрогнул. В тот же миг сноп огня взвился в небо и рассыпался там искрами.

Отвыкший от света Андрей совершенно ослеп.

Снова выстрел — и снова сноп огня.

«Ракеты!» — понял Андрей.

Японец методично выпускал их одну за другой.

С самолета заметили сигналы. Пилот положил машину на крыло и стал делать круг. Юко, радостно глядя на Андрея, показал ему ракету.

— Последняя, — прошептал он.

Последняя ракета взвилась в воздух.

Самолет продолжал делать круги, вероятно выискивая место для посадки. Какое счастье! Торосов не было, всюду простиралось гладкое снежное поле. Но ведь с самолета могли этого не видеть! Света звезд было совершенно недостаточно. Юко пропитал тряпку бензином и поджег ее. Огонь замерцал, отражаясь в ближних льдинах.

Теперь было совершенно очевидно, что самолет шел на посадку.

— Вот и ваши друзья пришли за нами, — произнес Юко, пожимая Андрею руку. В его голосе было что-то вопросительное.

— Мои и ваши друзья! — воскликнул Андрей.

Самолет уже бежал по льду. Андрей и Юко бросились к нему, перепрыгивая через мелкие льдины.

Было видно, как из кабины на лед выскочили три человека. Они заметили Андрея и Юко и махали им руками. В висках у Андрея стучало, голова кружилась. Он остановился рядом с Юко.

Люди с самолета приближались. Юко сделал шаг вперед, пристально вглядываясь в подходивших. Потом в нем произошла странная перемена. Он как-то вытянулся, подобрался, пошел навстречу к идущим чеканным, военным шагом.

Улыбающийся Андрей шел следом за ним. Все с той же улыбкой наблюдал он, как этот смешной, милый Юко стал по-военному во фронт, отдал честь и что-то проговорил.

Летчик. Сказывается профессия. Не хочет ударить лицом в грязь.

Андрей подошел поближе, протягивая руки, чтобы заключить в объятия первого же человека с самолета. Вдруг он услышал сказанное по-английски слово: «Пленник». Андреи узнал голос Юко.

— Пленник, — повторил японец.

Андрей понял, что стоящие перед ним люди — англичане или американцы.

Продолжая улыбаться, Андрей слабо крикнул:

— Хэлло!

Один из спасителей приблизился к Андрею и сказал, перекладывая во рту резиновую жвачку:

— Эй вы, неизвестный! Мистер Муцикава рассказал нам про ваши штучки. Мы лихо довезем вас до электрического стула, на который вас посадит американский суд.

— Что такое, сэр? — отшатнулся Андрей. — Я не понимаю вас…

Долговязый пилот обмотал шею шарфом, развевавшимся на ветру, и сказал усмехаясь:

— Понимать здесь нечего, мистер Неизвестный! Я вот не понимаю, как это вы умудрились влезть в отправляющийся самолет на Алеутских островах. Как это мои ребята вас проглядели?

— Юко, Юко! — вскричал Андрей. — Что такое? Помогите нам договориться… Видимо, вас не так поняли…

— Вас прекрасно поняли, — прервал его грубо американец. — Господин Муцикава, служащий нашей американской трансполярной воздушной компании, сообщил нам все. Вы проникли на отправляющийся с Алеутских островов самолет с целью помешать устройству ледового аэродрома. Во льдах вы совершили диверсию, взорвав самолет и убив двух американцев и одного японца, служащих нашей компании. Храбрый мистер Муцикава вел вас для передачи русским властям как преступника.

— Вы с ума сошли! — попятился Андрей.

— Ничуть! Ну, мистер Неизвестный, отправляйтесь за мной. До электрического стула мы вас доставим в целости и сохранности.

— Ложь! — крикнул Андрей вне себя от гнева. — Юко! Юко! Идите скорее сюда! На вас клевещут!

Юко вошел в кабину самолета, даже не обернувшись. Двое американцев стали по обеим сторонам Андрея.

— Это ложь! Мой друг просто сошел с ума от счастья. Я инженер Корнев, начальник строительства Арктического моста. Мне удалось спастись.

Долговязый улыбнулся:

— Эй, вы! Не бросайте тень на хорошего парня. Нет ни одного американца в Америке, который не уважал бы русского инженера Корнева. Не присваивайте его имени… Берите его, ребята!

— Отойдите! — закричал Андрей, но не успел он и двинуться, как два дюжих американца повисли на его руках.

Андрей сделал невольную попытку освободиться, но противники были сильны. Едва ли американцы хотели его повалить — скорее всего он упал сам, обессиленный, потрясенный. Когда ему связывали руки, он вдруг почувствовал знакомую тупую боль в позвоночнике. Его толкали, заставляли идти, но тело Андрея стало чужим, ничего не чувствующим, ноги не слушались. Тогда его грубо поволокли по снегу и бросили в кабину самолета.

Недвижный, беспомощный, лежал он на полу. Слух воспринимал лишь обрывки фраз. Заревел мотор. Кабину качнуло. Тело Андрея откатилось в угол. Самолет подпрыгивал на неровностях поля. Потом вдруг стало спокойно.

Американец и Муцикава разговаривали. Сквозь гул двигателей до Андрея иногда долетали отдельные слова:

— Преступник!.. Электрический стул!..

Он узнал голос Юко.

В углу выращенного своими руками садика О'Кими соорудила маленький храм.

Высокие деревья отгораживали его от внешнего мира, и через их густые ветви, казалось, не проникал даже шум города. Отделенный от остального сада крошечным прудом, этот уголок своей тишиной и прохладной тенью навевал безотчетную печаль.

О'Кими любила бывать здесь.

Она подолгу мечтала, сидя на каменных ступенях миниатюрного храма, похожего на игрушечный домик. Иногда она читала книги или писала изящные, полные таинственной грусти стихи:

Все в лунном серебре…

О, если б вновь родиться

Сосною на горе.

Но сегодня Кими-тян направилась сюда со смешанным чувством торжественности и привычного, смягченного дымкой времени горя.

Горе ее было подобно Фудзияме. Оно было так же огромно, всегда было видно, где бы ни находилась Кими-тян, и в то же время было несказанно далеко, скрытое прозрачной ширмой дождя.

Несколько лет назад похоронила О'Кими свои смутные девичьи мечты. Шуршащий лист газетной бумаги разбил ее сердце, сделал ненужным, пустым ее существование.

В тот день она не захотела жить. Она не смогла выполнить своего решения только потому, что горе слишком ослабило ее, уложило в постель. Она не хотела сопротивляться, хотела тихо угаснуть, но молодой организм оказался сильнее болезни.

Тогда она стала искать себе в жизни цель, связанную с его памятью, и вступила в Союз новой молодежи. В новых, далеких прежде интересах, в обществе незнакомых людей вновь искала она себя, вспоминая Париж и мечты юности.

Она доставляла много огорчений отцу. Родственники были возмущены деятельностью О'Кими. Но старый профессор не протестовал. Он видел, как угасала его Кими-тян, и был рад любому ветерку, который мог раздуть в ней пламя жизни. Может быть, он даже знал, что в ее маленьком сердечке помещалась огромная Фудзияма горя.

Это случилось в январе. Зима в тот год была суровая. Погибали голодные, раздетые крестьяне. Той страшной весной явился где-то пропадавший Муцикава. Еще слабая после перенесенной болезни, она не захотела его видеть, словно он был виновен в происшедшем несчастье.

Известие о гибели Кото прошло как-то мимо О'Кими. Ее не интересовали пересуды родственников, видевших теперь только одного претендента на руку О'Кими. Но когда о замужестве заговорили с О'Кими всерьез, она испугалась. Ей это показалось кощунством.

Непонятное упорство сбило с толку родственников, вызвало возмущение. Но на помощь О'Кими снова пришел отец. Его финансовое положение и научная репутация настолько укрепились, что он мог позволить себе не считаться с японскими традициями и родней.

О'Кими не вышла замуж за Муцикаву. Взбешенный категорическим отказом жених скрылся. Говорят, он уехал не то в Индонезию, не то на Филиппины, поступив на службу в иностранную авиационную компанию…

• Предыдущая
• 93/120
• Следующая