Мост дружбы - Казанцев Александр Петрович - Страница 112

• Предыдущая
• 112/120
• Следующая

Все кричали друг другу, что поезд Стэппена Корнейва развивает скорость больше проектной. Кто-то высчитывал, догонит ли он брата. Заключались пари. Один репортер истошно кричал, что его редакция сообщила о желании известного миллионера и автоспортсмена Игнэса держать пари на полмиллиона долларов за мистера Стэппена Г. Корнейва.

Сэм Дикс повернулся к Коле.

— Пари! — предложил он, протягивая, насколько позволяла теснота, руку.

Коля покачал головой.

— Неу, неу! Нет, брат! Как так пари? Тут что-то неладно…

Толпа шумела.

Степан уже давно готовил сюрприз ко дню открытия движения в туннеле. Его новое усовершенствование в моторе Кандербля позволяло увеличить скорость поезда.

Решение провести испытание мотора немедленно и поразить технический мир, эффектно догнав первый отправившийся в Америку поезд, пришло к Степану внезапно и, как все его решения, было проникнуто несокрушимой логикой. Показать скорость сразу!

Степан считал, что в демонстрации всему миру достижений советской техники нет преступления; что появление в Туннель-сити нового, усовершенствованного поезда первым будет иметь огромное рекламное значение; что по существу это не явится нарушением распорядка испытания, утвержденного приемочной комиссией, а будет лишь дополнением к программе; что при этом в Туннель-сити без опоздания может быть доставлен американцам для подписания акт об окончании строительства, и даже запоздавший обед, вовремя доставленный, вызовет невольную улыбку.

Степан послал в Москву телеграмму, но, не успев конечно, получить ответ, принял «вынужденное», как он назвал, решение и один, без сопровождающих, под свою ответственность повел поезд…

Степан сидел в кабине управления, не отрывая взгляда от указателя пройденного расстояния. На его лбу выступили маленькие капельки пота. Наклонившись вперед, он держал руку на рукоятке контроллера. Он перегружал мотор, который каждую минуту мог сгореть. Привычное для него спокойное выражение сменилось взволнованным, напряженным.

Показатель расстояния отметил, что над головой Северный полюс. Степан стал быстро писать цифры на белом мраморе пульта. Он вычислял: пройдена половина пути, скорость поезда Андрея — две тысячи километров в час. Если скорость не изменилась, если Андрей не прибавил ее, то он впереди на двести пятьдесят километров.

И Степан перевел рукоятку почти до самого отказа, но, словно коснувшись раскаленного железа, отдернул руку.

В другой трубе туннеля со скоростью артиллерийского снаряда мчался поезд Андрея. В кабину быстро вошел Седых. Он совсем не сутулился, был, как некогда, огромен. Брови его стояли торчком.

— Ну что, Андрей, не собираешься ли в гонках участвовать? — нахмурившись, спросил он строго.

Андрей оглянулся.

— Простите, Иван Семенович, — спокойно сказал он. — Этот рейс — только испытание поездов и трассы туннеля, а не подводная гонка.

— Ну, то-то же! — пробурчал Седых.

Напряжение в Туннель-сити достигло наивысшего предела. Скорость поезда Степана все время колебалась, словно он на короткие промежутки времени давал отдыхать своему перегруженному мотору. Возможность догнать Андрея то появлялась, то исчезала. Никогда ни одно состязание не волновало так людей, как эта непонятная и удивительная гонка. Люди не интересовались, зачем состязаются эти два сверхскоростных поезда. Их занимала только одна мысль: кто будет первым?

Наклонившись всем корпусом, Степан писал на пульте прыгающие буквы и цифры. «Разница — 100 километров. До материка — 500 километров».

Степан порывисто встал, с силой надавил на карандаш и переломил его. Воспаленными глазами обвел он приборы. Поезд несется стремительно вперед.

Едва ли признавался Степан даже самому себе в том, какие причины заставили его во что бы то ни стало обогнать поезд Андрея. Даже сейчас ему казалось, что он не расстается со своей несокрушимой логикой. Задумав привести свой поезд первым, он должен был сделать это любым путем.

Степан уже утратил контроль над своими действиями. Он уже не мог бы сказать, когда сделал первую ошибку. Казалось, что все, что он делал, было логичным и вытекало из предыдущего. Сначала он хотел только испытать новый мотор, потом решил испытать его наглядно, эффектно, перегнав другой поезд. И вот наконец это последнее невольно стало основной его целью, и теперь…

Снова тяжело опустился Степан в кресло водителя. Еще раз сделал в уме вычисления. Вынув из кармана акт приемки Арктического моста, он положил его перед собой. Уголки его рта опустились.

Стрелки на приборах двигались. 400 километров до Аляски… 350 километров… 325…

Что-то звякнуло, блеснула яркая вспышка…

«Сгорел мотор… Короткое… Линия не выдержала…» Степан рухнул в кресло. Голова его склонилась на грудь, нижняя губа отвисла.

В кабине погас свет. Горела только аварийная лампочка… Поезд продолжал нестись в темноте туннеля.

Степан Григорьевич открыл глаза и подался корпусом вперед. Навалившись грудью на пульт, он подпер руками голову. Так неподвижно сидел он, устало глядя, как ползет стрелка указателя пути.

Седых находился вместе с Андреем в кабине, когда погас свет в их поезде.

— В чем дело? — повернулся Андрей.

— Выключен ток по всему туннелю.

Поезд мчался по инерции. Андрей рванул ручку. Задрожал кузов вагона, завизжали тормоза. Туннель озарился тусклым светом посыпавшихся с ободов искр. Андрей и Седых качнулись вперед, уперлись руками в стекло.

Туннель продолжал смутно освещаться летящими искрами. От скрипа тормозов подирало по коже.

— В чем дело? — послышались голоса пассажиров.

Пронзительно звенел вызов со станции Туннель-сити. Зажглась сигнальная лампочка Мурманска.

Поезд Андрея замедлял ход.

Толпа на перроне Туннель-сити тревожно гудела. В стеклянной будочке метались Герберт Кандербль и Вандермайер. Люди с перрона пытались проникнуть внутрь, но Кандербль предусмотрительно запер дверь. Стрелка первого поезда неподвижно застыла на месте, не дойдя на сто сорок пять делений до красной черты. Вторая стрелка, отмечавшая движение поезда Степана Корнева, продолжала перемещаться.

Из Мурманска сообщили, что из-за короткого замыкания произошла авария на питающей подстанции. Приборы защиты, выключенные по приказу Степана Григорьевича, не сработали. Андрей Корнев сообщил, что у него в поезде все в порядке.

Почему же движется второй поезд? Ведь тока в туннеле нет. Эти вопросы задавали друг другу взволнованные люди, толпящиеся на перронах, у вокзалов или сидящие у радио— и видеоприемников, ловя экстренные сообщения.

Поезд Степана продолжал мчаться, убавляя скорость.

— По инерции, — пронесся вздох по толпе. — В туннеле нет сопротивления воздуха, а трение при больших скоростях ничтожно.

Эти слова повторяли дикторы телевидения в передачах на все страны мира.

Степан полулежал в кресле водителя. Руки его свесились вниз, глаза устало следили за стрелками приборов.

Вдруг Степан вздрогнул, передернул плечами, как от озноба, выпрямился. Может быть, на мгновение в глазах его мелькнул страх… Поспешно он стал стирать рукавом все, что написал на белой мраморной доске пульта.

До Туннель-сити оставалось немногим больше сорока километров. Но скорость поезда гасла. Степан смотрел на стрелку спидометра, словно гипнотизируя ее.

Наконец, махнув рукой, он перестал стирать написанные цифры и сел глубже в кресло. Может быть, ему показалось, что поезд не дотянет до материка.

Только 40 километров отделяло его от Американского континента. Только 40 километров! 39… 38… Степан снова выпрямился, наклонился вперед. 36… 35…

— Еще… еще… — шептал он беззвучно.

34… 33… 32…

— Воздуха в туннеле нет!.. Впрочем, и здесь дышать нечем… нечем!

Он судорожно расстегнул воротник.

Осталось 10 километров… 8… Только 5…

Поезд еще двигался. Степан встал, прошел в купе, причесался перед зеркалом, смочил одеколоном лицо, помассировал морщины под глазами. Потом расправил плечи, выпрямил свою могучую шею и вернулся в кабину.

• Предыдущая
• 112/120
• Следующая