Дар Каиссы - Казанцев Александр Петрович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/32
• Следующая

— Это в самом деле красиво? — послышался такой знакомый Косте голос. — Хочу понять шахматную красоту! Половину египетского царства за это!

Он оглянулся. Вика!

Александр Максимович вскочил со стула, уступая место даме.

— Бьютефал, как говорят у меня на родине. Надеюсь, вы извините меня, маэстро, за то, что я предупредил нашу поднебесную спутницу по поводу демонстрирования вами вашего нового произведения. Согласитесь, что у посетителей «Седьмого неба» на это есть особые привилегии.

— Жаль, Ивана Тимофеевича нет, — улыбаясь, сказала Вика. — А это хорошо, что ты постригся. Ты, оказывается, старше, чем казался. Ну, как заявка?

— Я все… все тебе расскажу, — пролепетал Костя, оглядывая зал.

Но того, кого он боялся здесь увидеть: в шахматном клубе не было.

Косте все время хотелось петь, хотя певцом он никогда не был.

Улицы города казались ему нарядными, автомашины яркими.

Прохожие веселыми, хотя вместо ответной улыбки он порой встречал недоуменный взгляд. Так ведь не могли же все они знать, что творилось у него на душе!

А там ликовала Вика! Они с ней вдоль и поперек исходили павильоны Выставки достижений народного хозяйства, многие московские парки, побывали даже на выставке собак (до чего же умны и хороши псы!), потом на художественной выставке (нет, стремление взрослых подражать детскому рисунку не трогает сердце!), в театрах посмотрели гастролирующие труппы с периферии (и некоторые нс хуже столичных!). И всюду было чудо как хорошо!

Особенно когда провожаешь Вику домой. Но удивительно много в Москве прохожих, даже в предрассветное время!

Из Комитета по изобретениям и открытиям пришло уведомление о получении заявки на изобретение «энергетической трубы» от Куликова и Нелидовой. Теперь требовалось выполнить эскизный проект сооружения и… составить в честь этого шахматный этюд!

С Викой было много споров. Чтобы вертикальный ветер ставил мягкое (по замыслу Вики) сооружение стоймя, требовалось или сделать трубу конической, когда сужающийся диаметр создаст подпор воздуха, достаточный для натяжения материала оболочки (зто предлагал Костя), или поместить внутри трубы парашютики, которые через стропы и прикрепленные к ним обручи поднимали бы ее (так предлагала Вика). Парашютики были ей дороги, потому чко о них говорили у подножия Останкинской башни в первый день знакомства Вики с Костей. Костя же, придумывая какие-то там завихрения из-за парашютиков внутри трубы, просто недостаточно ценил их первую встречу! В виде компромисса было решено заменить парашютики обтекаемыми яйцеобразными «поплавками», которые поднимались бы ветром без завихрений. Из-за этого технического спора соавторы едва не поссорились. Помирил их лишь поцелуй, прерванный шагами несносного прохожего.

И еще увлекла Костю идея нового этюда. В шахматных задачах есть тема «прокладки пути», ее называют «бристольской». Суть ее — в парадоксальности первого хода: белая дальнобойная фигура уходит на край доски, выбывая из игры, но освобождая путь другой фигуре, завершающей замысел. Идея эта в сознании Кости своеобразно преломилась. Поток воздуха устремляется в небо, и за ним следом поднимается вся труба. Пусть белый слон уподобится потоку воздуха, устремляющемуся в небо, а вслед за ним последует белый король, олицетворяющий собой все сооружение.

Так техническая и шахматная идеи переплетались в уме изобретателя, и однажды, придя на свидание с Викой, он принес eй свое новое произведение.

На скамеечке за забором стройки, в их «черном уголке», как из-за цвета бревен недоломанного домика называла их местечко Вика, было уютно, но темновато. Свет уличного фонаря едва проникал сквозь листву сирени. Все же при некотором напряжении можно было разобрать позицию на карманных шахматах (22).

— Понимаешь, Вика, надо выиграть! — говорил Костя. — Но как? Две лишние сдвоенные пешки при разноцветных слонах мало значат.

— Ты закончил эскизный проект? — вздохнув, спросила Пика.

— Нет, остались кое-какие чертежи.

— Так зачем же шахматы? Ведь заключения эксперта нужно ждать со дня па день.

— Но ты посмотри. Ты поймешь! — убеждал Костя.

— Хорошо, — еще раз вздохнула Вика.

И он стал показывать, переставляя фигурки:

— 1. Ch8! — очень странный ход. Но смысл его в тoм, чтобы дать дорогу белому королю к полю g7. 1…Kpb7 2. Kpb2, нападая на черного слона и выигрывая темп! 2…С : d3 3. Крc3 (23), снова нападая на черного слона и снова выигрывая темп, теперь уже надежно обогнав черного короля! 3…Cf5 4. Kpd4 Крс6 5. Kpe5 Kpd7 6. Kpf6 Kpe8 7. Kpg7(24). Гонка королей закончилась!

Цель достигнута, белый король отрезал черного от проходных пешек. Теперь: которая из пешек добежит первой? 7…c5 8.h6 е4 (25). Черные пытаются использовать то, что белый слон загнан в угол и заперт собственным королем, но белые успевают парировать последнюю угрозу противника: 9. h7 еЗ 10. Kph6 e2 11. Cc3 — и выигрывают. До тебя дошло?

— Что может до меня дойти? Что ты страдаешь шахматным запоем?

— Как ты сказала? Шахматным запоем? Ты с ума сошла!

— Конечно! Если девушка на свидании с возлюбленным позволяет ему передвигать шахматные фигуры, конечно же, она сошла с ума. Никакая женщина в здравом уме не позволит этого!

— Но ты ведь мой друг! Самый близкий друг! Как ты можешь?

— Что я могу? Я ничего не могу! Я не могу даже заставитъ уважать себя.

Костя смущенно спрятал карманные шахматы.

— Я думал, ты поймешь, что это красиво, парадоксально.

— В этом весь и парадокс, — горько сказала Вика. — Казалось, шахматы свели нас вместе, но они же и разъединяют.

— Но я не хочу этого! — воскликнул Костя.

— А я, кажется, уже хочу.

— Ну, знаешь ли… Я все пытаюсь представить себе, что ты за человек!..

— Это так просто, — усмехнулась Вика. — «Женщина — лучший друг человека». И даже шахматиста. Ведь ты это имел в виду, говоря о том, что я самый близкий друг? Слон идет в угол…

— Не смейся. Мне напрасно казалось, что ты хочешь постигнуть шахматы, чтобы нам стать еще ближе.

Вика не слушала, думая о своем, наконец сказала:

— Говорят, в Древнем Египте была удивительная женщина-фараон. Хатазу или Хатшепсут. Не разберу, в каком родстве или вражде она была сразу с тремя Тутмосами, первым, вторым и третьим. Но о ней говорили, что она красивее Нефертити, мудрее жрецов, зорче звездочетов, смелее воинов, расчетливее зодчих, точнее скульпторов и… ярче самого Солнца!

Костя залюбовался Викой. Он готов был именно к ней отнести все необыкновенные качества древней царицы.

— Я и говорю: ты — сфинкс.

— А ты — свинтус! До сих пор не закончил проекта! Лучше бы я взялась за него!

— Я сделаю. Непременно сделаю.

— Завтра ты придешь к нам. Должна же я представить тебя своим! Принесешь проект, и мы покажем его папе. Он большой инженер.

Когда Костя заканчивал общий вид своего сооружения, им овладел такой прилив радости, что он стал кружиться но комнате, изредка подбегая к столу и оглядывая чертеж, чтобы мысленно представить себе столб, дерзко упирающийся в облака.

Он даже нарисовал их на ватмане (в некотором роде вольность!).

Сегодня вечером предстоял визит к Нелидовым. Костя аккуратно свернул листы ватмана и спрятал их в картонный футляр дли чертежей. Потом принялся приводить себя в порядок, словно от его внешности, которой он никогда не придавал значения, сейчас что-то зависело. Он пристально рассматривал себя в зеркала. Хорошо хоть постригся из-за этого проигрыша, а то его приняли бы черт знает за кого с отпущенной гривой! Выбрит тщательно. Ямка на подбородке заметна. Не отпустить ли бородку. Впрочем, опять скажут — мода! Пожалуй, уши немного торчат, но тут уж ничего не поделаешь, и лицо кругловато.

Ну и что? Русские люди круглолицы…

Потом он трудился с утюгом, отлично отгладив свой единственный выходной костюм. «Как жених пойду — усмехнулся он. — Даже галстук бабочкой надену, как у Александра Максимовича при прощании. Кстати, где его письмо? Пишет, что пытается заинтересовать деловые круги Канады идеей Куликова об энергетической трубе. А кто его просил об этом? И вот еще одно письмо, от Гусакова. Иван Тимофеевич, словно прочитал письмо канадца, спрашивает, получено ли авторское свидетельство на трубу. Советует ставить вопрос о патентовании за рубежом. „Уведут, как пить дать уведут у тебя из-под носа твою идею, — мрачно заключал он. — Потому болтлив ты не в меру при иностранном гражданине. Кто его знает, как он использует услышанное“. Милый Иван Тимофеевич! Он остался в душе милиционером, наблюдательным и подозрительным. С авторским свидетельством и патентом за рубежом все будет в порядке! „Побочных решений“ не предвидится! И тут Костя вспомнил шутливые слова Ивана Тимофеевича, что шахматный этюд — это „позиция, в которой авторский замысел пока не опровергнут“.

• Предыдущая
• 9/32
• Следующая