Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы - Сустель Жак - Страница 10
- Предыдущая
- 10/16
- Следующая
Апартаменты монарха находились на верхнем этаже, как утверждает «Кодекс Мендоса». В нем же говорится и о комнатах для королей присоединенных городов Тецкоко и Тлакопана, которые содержались на этом же этаже. На первом этаже размещались те, кого сейчас можно было бы назвать главными двигателями власти и правительства, – высший гражданский и уголовный суды и специальный трибунал, который судил высоких сановников, обвиненных в преступлениях или серьезных проступках, таких, как супружеская неверность. Также там находился военный совет, на котором собирались высшие военачальники; ачкаукалли, место сбора чиновников рангом пониже, которые исполняли судебные распоряжения; петлалько, или общественное хранилище, где находились большие запасы кукурузы, бобов, зерна и другого продовольствия, а также одежда и разнообразные товары; и «зал кальпишке», чиновников, которые отвечали за казну. Другие части дворца использовались как тюрьмы либо для военнопленных, либо для обычных преступников.
Но помимо этих было огромное множество залов и двориков, которые были приспособлены к тому роскошному и утонченному образу жизни, к которому стали привычны мексиканские императоры. Этот образ жизни копировали высшие сановники, но, разумеется, настолько, насколько это позволяли им их средства. Молодые люди приходили сюда из местных школ по вечерам, чтобы петь и танцевать, в то время как искусные певцы и музыканты были наготове в другой комнате на тот случай, если у императора вдруг возникнет желание получить такое удовольствие. У них были наготове барабаны и флейты, колокольчики и погремушки – все, чего мог пожелать их господин. Здесь также находились ремесленники, чьи искусные пальцы обрабатывали нефрит, или плавили золото, или составляли кусочек за кусочком мозаики из перьев. Далее располагался тотокалли, «дом птиц», который звенел от пения всех крылатых обитателей тропиков, а где-то в другом месте рычали в своих деревянных клетках ягуары и пумы. Редчайшие цветы и лечебные травы со всех уголков страны были посажены в садах, а в больших водоемах обитали утки, лебеди и белые цапли.
«У Монтесумы, – пишет Кортес, – был такой великолепный дворец в городе, что, мне кажется, почти невозможно описать его красоту и роскошь. Я только скажу, что ничего подобного в Испании нет». Эти смелые слова были адресованы испанским идальго королю Карлу V. Но описания Берналя Диаса, простота которых подтверждает их правдивость, полны такого же восторга.
Чуть позже мы коснемся деталей, которые позволяют составить представление об образе жизни правителей Мексиканского государства. А пока достаточно уже нарисованной картины Власти, находящейся рядом с Религией, в общей панораме города. Можно представить себе степень изумления сельского жителя, индейца с побережья или с гор, прибывшего в Мехико и глазеющего на лес пирамид теокалли или на череду фасадов и террас императорского дворца. Производимое всем этим впечатление великолепия было еще большим за счет бесчисленных барельефов, статуй и разнообразных скульптур, в основном религиозного содержания, но иногда и мирского, которые украшали здания, населяли святилища и большие залы и представали перед зрителями со стен и площадей. Несмотря на крупномасштабные разрушения в XVI веке, то, что осталось от этого великолепия и хранится в национальном музее, удивляет своим богатством, размерами и совершенством.
Центральная площадь Теночтитлана, как и в других районах, служила также и рыночной площадью. «В этом городе много площадей, – сообщает Кортес, – на которых всегда располагаются рынки, где можно что-то купить и продать. Но, – добавляет он, – есть еще одна, по своим размерам вдвое превышающая город Саламанку, полностью окруженная сводчатыми галереями, где каждый день более шестидесяти тысяч человек что-то покупают и продают и где можно найти всевозможные товары изо всех провинций, будь то продукты питания или драгоценности из золота или серебра».
Очевидно, здесь имеется в виду рыночная площадь в Тлателолько. Жители Тлателолько всегда славились своей страстью к торговле, так что после присоединения города к Теночтитлану он стал главным деловым центром столицы. «Когда мы достигли большой площади под названием Тателулько, – пишет Берналь Диас, – то, поскольку мы никогда ничего подобного не видели, стояли пораженные бесконечным числом людей и товаров и тем, какой во всем царил порядок и размеренность». Автор «Реласюн абреже» утверждает, что от 20 до 25 тыс. продавцов и покупателей приходили туда каждый день и что каждый пятый день был большой базар, посещаемый от 40 до 50 тыс. человек.
Во всех сообщениях одинаково говорится о необычайном разнообразии огромного рынка, и все они в голос отмечают заведенный в нем порядок. Каждому виду товара отводилось привычное и определенное место в рядах, похожих на улицы, «точно так же, как это бывает у меня на родине, в Медине-дель-Кампо, – пишет Берналь Диас, – когда проходит ярмарка». В одном месте продают драгоценности из золота и серебра, а также драгоценные камни и разноцветные перья из Жарких Стран; в следующем ряду – рабов, покорных и ожидающих своих покупателей, некоторые из них развязаны, а у некоторых на шеях тяжелые деревянные колодки. Дальше мужчины и женщины торгуются из-за плащей, набедренных повязок и юбок из хлопка или ткани, полученной из волокон алоэ.
Обувь, веревки, шкуры ягуаров, пум, лис и оленей, сырые или дубленые, были сложены в местах, специально для них отведенных. И было отдельное место для перьев орлов, ястребов-перепелятников и соколов. Кукуруза, бобы, маслосодержащие семена, какао, перец, лук, тысяча видов зелени; индейки, кролики, зайцы, оленина, утки и маленькие нелающие безволосые собачки, которых так любили употреблять в пищу ацтеки; фрукты, сладкий картофель, мед, патока из кукурузных стеблей или сока агавы; соль; краски для крашения и письма, кошениль, индиго; гончарные изделия всех форм и размеров, утварь из тыквы-горлянки, вазы и блюда из раскрашенного дерева; ножи из кремня и обсидиана, медные топоры; дерево, доски и брус для строительства, хворост, древесный уголь, смолистые факелы; сделанная из коры или алоэ бумага; цилиндрические бамбуковые трубки, снаряженные и готовые для курения; все дары озер, начиная от рыбы, лягушек и ракообразных и кончая подобием икры из яиц насекомых, собранных с поверхности воды; циновки, стулья, печи…
«Что же еще я могу добавить? – восклицает Берналь Диас. – На продажу были выставлены даже несколько лодок, которые, простите за подробность, были наполнены человеческими экскрементами; они были причалены в топком месте недалеко от рынка, и их использовали для дубления кож. Я упоминаю об этом, хотя прекрасно знаю, что кое-кого это рассмешит». Со всех сторон навалено огромное количество съестных припасов, неслыханное множество всевозможных товаров, а между этими рядами туда и сюда двигалась плотная толпа, неспешная, степенная, не шумная толпа, а бормочущая и шепчущая, какой и по сей день остаются толпы индейцев. На этой рыночной площади, по словам Кортеса, «есть места, похожие на аптекарские лавки, где продают готовые к употреблению лекарства, мази и припарки. Есть парикмахерские, в которых можно помыть голову и подстричься; есть дома, где, заплатив, можно поесть и попить». А еще там были женщины, которые готовили пищу на своих печках на открытом воздухе и предлагали покупателям блюда из тушеного мяса или рыбы с овощами, или кукурузную кашу со специями, или леденцы из меда с отличными маисовыми лепешками под названием тлацкалли, или пироги из кукурузной муки, под чьей дымящейся корочкой была начинка из бобов, мяса и перца.
Можно целый день бродить по этому празднику торговли, присаживаясь покушать и встречаясь там с родственниками и друзьями. Так делали многие: гуляли туда-сюда по рядам, вдоль которых выстроились в ряд осыпающиеся горы фруктов или были развешаны пестрые одежды. Можно было обстоятельно поговорить с индианкой, сидящей на корточках позади своей овощной продукции, или забавляться диким видом индейца-отоми, спустившегося с гор, чтобы продать несколько шкур. Или можно было с завистью глядеть на почтекатля, торговца, только что вернувшегося из овеянных небылицами юго-западных районов, на его перья попугаев, его драгоценности из полупрозрачного нефрита и его внешний вид, говорящий о его богатстве.
- Предыдущая
- 10/16
- Следующая
