Инструмент богов - Соболева Лариса Павловна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/71
- Следующая
С победоносным видом она вышла, хлопнув дверью, а в машине резко выдохнула:
– Фу-х! Поехали на работу, заберу там свои вещи и напишу заявление на отпуск за свой счет.
– Как поход? – выкручивая руль на развороте, спросил Игорь.
– У моего рабовладельца рожу на сторону свернуло. Естественно, он все отрицал, назвал меня сумасшедшей.
– Я бы на его месте тоже...
– Перестань! Ты никогда не будешь на его месте, потому что ты другой. Не понимаю, как могла жить с ним столько лет? Я действительно сумасшедшая.
Работа у Далилы не пыльная, только нудная, работает она мелким клерком в налоговой инспекции в отделе по учету налогоплательщиков, где и познакомилась с Игорем. Заявление подписали, так как Далила привела кучу причин. Ей посочувствовали, как-никак в аварии побывала и с дочерью плохо – внука потеряла. Советовали взять больничный, но она сказала, что не знает, когда все утрясется.
Далила забрала со стола три фотографии в рамочках, кое-какие мелочи: кофемолку, любимую кружку, косметику, хотя все это можно было оставить, но не фотографии – слишком дороги сердцу, к тому же создадут уют в темнице, куда собирается поместить ее Игорь.
Гаражом он называл мастерскую по ремонту автомобилей, в свое время Далила помогла ему заграбастать ее, то есть научила, как прихватизировать. Мастерская была выстроена из кирпича, а сама темница находилась в дальнем углу, за ней – часть глухого двора, огороженного высокой бетонной стеной. Здесь Далилу ни один смертный не найдет, разве что астральные привидения навестят. Осмотрев комнату на предмет, чего здесь не хватает для длительного пребывания, она написала список, потом поехали к ней домой. Следовало разгрести кавардак.
Половину работы сделали еще ночью. Перебирали и складывали вещи с особой тщательностью, но так и не поняли, что искали бандиты.
Свежий морозный воздух опьянил, у Милы закружилась голова, она пошатнулась, Серафим подержал ее за локоть.
– Отвыкла от воздуха, – сказала она.
– Мила! – Навстречу бежала Тереза. – Здравствуй, дорогая.
Женщины расцеловались, Тереза обняла Милу за плечи, ведя к машине, трещала, как из пулемета:
– Ты бледная. Это ничего, сейчас тебя отпоим соками, откормим фруктами. Да! Знаешь, что мы решили? Вам надо поехать на недельку в теплые страны. Я закажу билеты. Ничего, управлюсь без твоего мужа, ему тоже не мешает отдохнуть. Как тебе Гоа? Это в Индии. Там сейчас... прекрасный курорт, нищеты не видно. Океан, пальмы... Или в Малайзию?
– Нет, нет, – рассеянно промямлила Мила. – Я не хочу...
– Никаких «не хочу»! – категорично заявила Тереза. – Вам обоим надо развеяться, прийти в себя.
– Ну, хорошо, – сдалась Мила. – Мы поедем. Только не сейчас, ладно? Мне... мне необходимо... я еще не в форме, а там ведь море...
– Океан, – поправила Тереза.
– Ну да, океан... – согласилась Мила. – Захочется искупаться, а мне пока нельзя. Давай, Серафим, позже поедем?
– Мне нравится твой настрой, – прижала ее к себе Тереза, чмокнув в щеку. – Поедете, сделаете мне внука или внучку, там сама природа располагает...
– Мамуль, тебе не кажется, что ты говоришь лишнее? – осадил ее Серафим.
– Прости, милая, прости. – У Терезы задрожал подбородок. – Я действительно сказала, не подумав.
– Ничего, ничего, – улыбнулась Мила. – Я уже привыкла.
Дома ничто не напоминало, что здесь ждали малыша. Но назойливая веселость свекрови только усугубляла чувство неполноценности, будто во всем случившемся виновата Мила и ее попросту великодушно щадят, окружив заботой. Пообедав, она упала в спальне на кровать и думала, с чего начинать. А начнет завтра же!
Вошел Серафим, присел рядом, погладил ее по щеке:
– Мила, не переживай...
– Знаешь, что я тебе скажу? – заговорила она шепотом, приподнявшись. – Только не говори матери, ладно? Она и без того расстроена...
– Хорошо, не скажу, – заинтересовался он, приблизив к ее рту ухо.
– Наш сын жив.
У Серафима в глазах промелькнули ужас и жалость одновременно, он смотрел на жену, как на помешанную. Погладил ее по волосам и плечу, не зная, что сказать в ответ, Мила убрала его руку, повторила:
– Да, да, жив! Не веришь?
– Кися... это невозможно.
– А ты поверь. Я ведь видела того ребенка, которого подложили в кроватку вместо моего.
– И что?
– Он был маленький, понимаешь? – Муж отрицательно качнул головой. – Мой родился весом пять килограмм сто грамм, это крупный ребенок... как двухмесячный младенец. А тот был маленький, очень маленький...
14
Вячеслав бросал рассеянный взгляд в иллюминатор, а там ничего, одна темень. Ночные полеты он не любил, замкнутость слишком ощутима, кажется, самолет не летит, а застрял где-то в космосе. И только голос Линдера отвлекал, унося в незнакомое прошлое, поражая откровением, которое обычно глубоко прячут внутри:
– Моя душа принадлежала Вере, а тело – Сонетке. Тогда я этого еще не понимал, мною двигал инстинкт получить после стресса – убийства Пинжи – разрядку. Я шел к Сонетке не столько за помощью, как обманывал себя, сколько за необузданной страстью. Сонетка была такая чувственная, с великолепным телом, не скрывала, как сильно меня хотела... а я оказался слаб.
– Рано или поздно каждый мужчина проявляет похожую слабость, – утешил Вячеслав, так как Линдер, ему показалось, раскаивается до сих пор.
– Но искренне любить одну, а неистово хотеть другую... это перебор. Да и чего стоит человек, не выполняющий обещаний? А я обещал Вере, что других женщин у меня не будет. Я обманул Веру, это подло. Только не думал, что Сонетка... Нет, лучше по порядку.
Сонетка впустила его, Николай прошел в комнату, бросил полупальто на диван, упал в кресло, запрокинув голову и прикрыв веки. Так сидел неизвестно сколько, встрепенулся, когда она начала снимать с его ног сапоги, как невольница, стоя на коленях.
– Где Кобыла? – спросил он.
– Не видела его несколько дней, наверное, на гастролях. Идем, я набрала в ванну воды, ты ведь опять в крови.
Он позволил себя раздеть, опустился в теплую воду и лежал, тогда как Сонетка молча его мыла. Она не прислуживала, а словно выполняла некий священный ритуал перед постелью, в ее темных глазах горело столько ожидания вместе с обещанием, что у Николая перекручивались внутренности. Затянувшийся подготовительный этап осточертел, он вылез из ванны, не вытираясь полотенцем, подхватил Сонетку на руки. Пока нес ее к кровати, она уже в его руках разогрелась так, что не понадобилось прелюдий... Потом он закурил папиросу прямо в постели, а она, прижавшись к нему всем телом, спросила:
– Останешься или снова убежишь?
– Останусь.
– Мне хорошо с тобой, – ластилась она.
– А с Кобылой? – покосился он на Сонетку.
– Ненавижу его. Давай уедем отсюда?
– Не могу, – сказал Николай, загасил папиросу и закинул руки за голову. – Меня подставили, хочу узнать кто.
– Подставили? – приподняла она голову. – Кобыла?
– Нет. Кто-то убил моего приятеля и его домработницу, подозревают меня. Вышак мне светит. Убегу – объявят в розыск, найдут и поставят к стенке.
– Вон оно что... – произнесла Сонетка с оттенком загадочности.
– Ты что-то знаешь?
– Кобыле подбросили маляву (записку) от неизвестного. В ней сообщалось, будто ты убил двоих... какого-то профессора с женщиной. Думаю, поэтому он закрыл тебя в квартире и позвонил в милицию. Кобыла сделал все, чтоб тебя взяли, а не проверку устроил.
– Зачем ему это?
– Не знаю. Может, он не все рассказал, что было в маляве. А может, сам решил тебя сдать. Своих мокрушников он знает, но не афиширует знакомств. А ты со стороны, подозрительный, залетных Кобыла не любит. Или решил не делиться уловом. Когда же ты выбрался, отдал твою долю, потому что побоялся тебя.
– Авторитетный вор и якшается с мокрушниками? – с сомнением проговорил Николай. – Сам-то не мокрушничал?
- Предыдущая
- 31/71
- Следующая