Время барса - Катериничев Петр Владимирович - Страница 81

• Предыдущая
• 81/111
• Следующая

Весь этот сор, мусор, хлам нужно вымести из головы немедленно, или она завязнет в паутине липких слов и пугающих понятий, которыми обвивает ее этот человек… Зачем? Чтобы задушить?

Против безумия есть только один довод — разум, но его логикой нельзя убедить безумца. Сумасшедшие .живут в своем собственном мире, мире гротескного кино, и заставить больной, помутненный рассудок выйти оттуда к свету невозможно… Но ведь и у нее нет другого пути и другого выхода! А что, если Маэстро был ранен в этом ночном побоище? Он сумел уйти, скрыться, но был ранен , тяжело ранен и сейчас умирает где-то один — среди моря, чаек и скал?.. И никто ее не спасет, и этот умалишенный: Глостер будет издеваться над нею до тех пор, пока не убьет или хуже — не сведет с ума, не превратит в подобное себе существо, липкое от страха и измученное бесплодными умствованиями! Но… этот злой, нескладный человек говорил псевдологичные вещи, но сейчас, в это тревожное предутреннее безвременье между светом и мраком — пес знает почему — они казались истинными! И это страшило девушку больше всего? Неужели она уже сходит с ума?!

— Жизнь моя никому не приносит радости… — услышала она голос Глостера и вздрогнула: настолько близким было совпадение, тождество его мыслей и ее собственных. — И мне самому противна, и окружающим — в тягость.

— Просто вы — трус, — услышала Аля свой голос будто со стороны.

— Вот как?

— Да. Знаете, что я придумала? Лучший для вас способ победить Маэстро., .

— Неужели? И какой же?

— Застрелиться.

— Застрелиться? — Глостер откинулся на спинку кресла и захохотал мелким булькающим смехом, словно пьяный дачник, которому втайне от строгой супруги рассказали веселый скабрезный анекдот, и анекдот этот останется упоительным грешком в его размеренно-унылой, пузатой, пропахшей тещиным борщом и несвежими простынями жизни. — Застрелиться… Забавно. Но я не могу этого сделать.

— Да? Почему же? Ведь у вас нет… э-э-э… договора со смертью? Как у Маэстро?

— Вот об этом никто знать не может, ~ посуровел Глостер.

— Даже вы сами?

— Даже я сам.

— Ну а тогда — чем вы вообще рискуете? Ничем. Смело берите пистолет и стреляйте в рот. В случае удачи — навсегда избавитесь от страха. В случае неудачи — тоже: будете уверены, что смерть сделала вас своим избранником и оставила пожить на радость себе и горесть окружающим. Красивое предложение?

Аля Говорила и говорила и поневоле замечала, что ей даже напрягаться не приходится: слова лились вольно и легко, и если сначала ей приходилось заставлять себя, играть веселость и раскованность, то теперь… Странно, но она чувствовала собственное непринужденное обаяние, будто не сидела полупьяной со спутанными ногами… Или — люди действительно привыкают к рабству и оно перестает их тяготить? А скорее, психика защищается в любом положении, даже в самом стесненном, и независимо от осознанной воли человека его подсознание само вырабатывает наилучший путь к спасению и нужно только ему подчиниться?.. Ну да, если не страдаешь скрытым комплексом саморазрушения или самоубийства… Впрочем, люди, отягощенные злом, смертью или неволей, не страдают от своих тягот потому, что одни — принимают их за доблести, другие, счастливые, — не замечают вовсе.

— Ну и что же ты замолчала, милая дива? Да-да, именно дива, ты меня не перестаешь удивлять!

— Так что вы скажете о моем предложении? Глостер пожал плечами:

— Русская рулетка, только без азарта и вариаций. Это скучно, а потому — безынтересно.

— Почему же? Целых два варианта, и оба — беспроигрышные.

— Беспроигрышных лотерей не бывает, — упрямо возразил Глостер.

— Это выигрышных не бывает! Любая лотерея — чистое наперсточничество и жульничество.

— Может быть, тогда прекратим играть в слова и…

— И — что? Сольемся в страстном поцелуе? Или — в искрометном экстазе? Я не предлагаю вам лотерею, я предлагаю вам действие. Любое действие рассеивает беспокойство. А то, о котором говорю я, — излечивает страх.

— Смертью?

— Вы знаете другое лекарство от страха?

— Ты права. Другого нет. Страх можно потерять только вместе с жизнью.

— Есть чего бояться? Вы ведь сами сказали, жизнь вам в тягость…

— А если и так? Может быть, именно потому мне доставляет особое удовольствие лишать ее других? Тех, кому она дорога? Таких, как ты?

Глостер замолчал, прищурился, рассматривая девушку… А Аля не успела ничего ни подумать, ни приказать себе: эмоции, флюиды от направленного на нее недоброго взгляда заставили трепетать душу с затаенной в ее непроницаемой глубине надеждой на избавление, как будто зайчишку, спрятавшегося в капустных листьях и случайно обнаруженного в этом жалком укрытии… Ее хитрость не удалась: девушке лишь показалось, что она поймала ту самую безумную волну Глостера, настроилась на нее и теперь сможет сыграть с ним свою партию… Или — удалась? Аля заметила в руках мужчины пистолет, итальянскую «беретту», на ствол которой Глостер быстро и умело накручивал длинный профессиональный глушитель.

«А глушак-то зачем?» — пронеслось в Алиной голове, но вслух она уже ничего сказать не успела. Глостер подхватил невесть как оказавшийся в этом странном будуаре маленький серебряный колокольчик, тряхнул легонько… Нежный, мелодичный звон нарушил тишину безмолвного особняка. Через несколько секунд дверь бесшумно отворилась. Аля. даже была готова увидеть на пороге какого-нибудь восточного грума, но нет: там стоял среднего роста спецназовец в пятнистом комби. Он спокойно и вопросительно смотрел на хозяина.

— Курт, что там с нашим «ползуном по скалам»? — услышала Аля вопрос Глостера.

— Ищем.

Девушка замерла, напряженно вслушиваясь, догадавшись, что речь идет о Маэстро.

— И успехи?

— Как сквозь землю провалился.

— Этот мог и сквозь землю. У него там все свои. — Глостер скривился в улыбке. — А сейчас, Курт, приведи мне того из Ричардовых мальчиков, который…

— Остался верным мертвому сюзерену?

— Да. Приведи мне его. Только побыстрее.

— Есть.

— Один здешний охранник совершенно не понимает ситуации, — пояснил Але Глостер. — Стрельбу затеял. К чему, если сила солому ломит? — Глостер скривился:

— Идейный. Такие хуже всего.

Глостер опустился в кресло. Он сидел, сосредоточенно глядя в одну точку, пока дверь снова не открылась. Курт втолкнул в комнату невысокого парня лет двадцати двух; по инерции тот сделал несколько шагов, явно припадая на раненую левую ногу и морщась при этом. Остановился, задержал взгляд на девушке., но не дольше, чем на обычном предмете обстановки, вопросительно посмотрел на Глостера, и во взгляде этом Аля даже не различила — угадала тихую, обреченную тоску.

Глостер продолжал торчать в кресле прошлогодним манекеном, но Аля явственно ощущала исходящую от него энергию агрессии и угрозы… И еще — чего? Больше всего это походило на запах гнили.

— Ну? — Глостер развернулся всем телом к Але. — Ты готова к эксперименту?

— К эксперименту? — не сразу поняла девушка.

— Да. Как ты сказала? Смерть — это не лотерея, а истинный спорт. Рулетка.

— Я? Так сказала?

— Не важно. Важно, что именно так я и понял. — Глостер повернул голову и уперся взглядом вошедшему в переносицу:

— Ты боишься смерти?

Парень заморгал, как от рези в глазах, будто на него был направлен луч дальнобойного авиационного прожектора.

— Я не слышу? — повторил свой вопрос Глостер.

— Боюсь.

— Вот видишь! — Глостер снова развернулся к Але; — Он боится смерти. Что и требовалось по условиям игры.

— Какой игры?.. — запоздало пролепетала Аля. Глостер поднял руку с оружием, раздался невразумительный хлопок, словно лопнул наполненный водой шарик… Парня, что стоял посреди комнаты, ткнуло прямо в лоб, будто торцом длинной палки: голова его дернулась назад, затылочная кость надломилась, желтое месиво мозга в бурой сукровице брызнуло на беленую стену напротив, а труп ничком, как мешок, завалился на ангорский палас.

• Предыдущая
• 81/111
• Следующая