Время барса - Катериничев Петр Владимирович - Страница 105

• Предыдущая
• 105/111
• Следующая

Что ей сейчас делать? Ведь, судя по всему, корпорация сама по себе занята вполне легальным и уважаемым бизнесом, а то, что в недрах ее, точно заноза, торчит мирным таким Иван Иванычем или Петром Петровичем некий Лир — лорд, пэр и эсквайр, как и Маэстро, большой любитель и знаток Шекспира, — знают только посвященные. И приставать с глупыми расспросами к встречным-поперечным — это нарваться как раз на такого. Что будет дальше — даже представлять не хочется.

Если Глостер был у Лира любимый ученик, то каков сам учитель?

Аля зябко передернула плечиками. Нет, сегодня она ни к какому действию просто не готова. А вот что будет самым умным — это подружиться поближе с доктором Викентием Ефимычем. Человек он порядочный, к ней сразу задышал неровно, так почему бы и не захаживать к эскулапу на чашку чаю и мензурку коньячку? Да и знает он что-то о Лире — вон как смешался разом, папироской поперхнулся… К тому же у радушного доктора-жизнелюба, судя по всему, что ни день, то посиделки.

А значит, из отделов люди подтягиваются, о том о сем калякают, к ней привыкнут, стесняться перестанут, глядишь, все и само собой узнается. Это — мысль. Первая здравая за весь длинный сегодняшний день. До этого были лишь ахи и охи. Не считая стрельбы.

Ободренная принятым решением, Аля подошла к столику, плеснула себе в склянку янтарного напитка, выпила для куражу — а ну, доктор, даром что в годах, все истолкует просто и однозначно и, попользовав инфарктника, почувствует кураж с подъемом и полезет прямо сейчас обниматься? Хороша она будет: ма-а-асковская ба-а-арышня со стволом под мышкой! Нет, чтобы с доктором все получилось, как надо, нужно быть чуть хмельной и немного дурочкой. Самую малость. Вот как сейчас.

Не успела Аля вернуться за селекторный столик, как дверь медпункта распахнулась и вошли двое. «Из охраны», — это была первая мысль при виде двух крепких серьезных молодых людей. И еще — они были одинаковые. Нет, конечно, разные, но выражение лиц и молчаливо-размеренная манера держаться делали их похожими.

— Врач? — коротко спросил один, пегий по масти, а в остальном бесцветный, как выцветшая штора.

— Нет, Викентий Ефимович на вызове, инфаркт, и вся бригада там, но я сейчас позвоню, или позвоните сами… — затараторила было Аля, но «близнецы» переглянулись, пегий, он был явно старшим, оборвал девушку:

— Ты кто?

— С-сестра, — чуть запнувшись, произнесла Аля и добавила для убедительности:

— Процедурная.

— Собирайся. Пойдешь с нами, процедурная. — Старший помолчал, помутнел глазами, словно на месте Али было что-то не совсем ему приятное, закончил:

— Быстро.

— Нет, я не могу… — Аля заметалась взглядом, не зная, что делать: из процедур она умела делать лишь две: ставить градусник и кормить малиновым вареньем. — Викентий Ефимович сейчас…

— Твоя сумка? — поднимая с кушетки кофр с красным Креслом и проигнорировав ее лепет, спросил другой. Был он белесый, невыразительный и какой-то потертый, словно пиджак из секонд-хэнд. Присмотревшись, Аля заметила, что он по возрасту старше напарника; в интонации его слышался едва ощутимый акцент, и Аля для себя тут же окрестила его прибалтом.

— Моя, — автоматически кивнула Аля.

— Возьми. Пошли.

— Но Викентий Ефимович…

— Достала ты уже со своим Викентием! Мы из блока "С", уразумела?

Аля только кивнула: судя по их тону, блок "С" был здесь чем-то особенным.

— Тогда — пошевеливайся!

По коридору они двинулись цугом: впереди пегий, Аля посередине, прибалт — замыкающим. И пошли они почему-то не в холл, а в самый конец коридора; там пегий просунул в прикрытую щитком скважинку желтый бронзовый ключ с мудреной сейфовой бородкой, повернул, провел через щель приемника магнитной карточкой, похожей на кредитку, и сезам открылся. Пол лифта был устелен ковром, стены — сплошь зеркальные. Поднимались в полном безмолвии, даже трос не скрипел; о том, что лифт пошел вверх, Аля догадалась лишь по тому, как упало, словно в омут, сердце.

И еще — она чувствовала напряжение спутников, будто они конвоируют опасного вооруженного рецидивиста… Или действительно с каким-то биг-боссом случилось что-то непредвиденное?

На сердце у Али сделалось тоскливо и пусто, а в голове крутилась лишь одна фраза: «Все, девочка. Влетела».

Коридор блока "С" был абсолютно пуст. Настолько, что казался совершенно необитаем. Аля догадалась, что они находятся на самом верхнем этаже здания. Шли вдоль одинаковых дверей, замкнутых электронными замками, людей в этом коридоре не было вовсе. Здесь не было даже теней: одинаковое серое освещение лишь едва-едва выкрадывало из мрака затянутый ковровым покрытием пол, и только тот участок, где проходили люди, освещался матовым светом из скрытых длинных плафонов по бокам. Это создавало мучительную иллюзию, что и впереди и позади ничего нет и серый сумрак заканчивается просто пустотой. А еще Але показалось на мгновение, что и мира-то никакого нет, вообще нет, а есть — вот эта высвеченная дорожка из ниоткуда в никуда, и она идет по ней уже тысячу лет. Никак не меньше.

И мотаюсь, цел покуда, не чета снобам, занудам, прилечу из ниоткуда, улетаю — никуда, сочиняю дальни страны — там моря, там океаны, там богатство чистоганом и безделья нет следа…

Эти песенные строчки пронеслись в голове девушки и показались ей полным бредом: море? Что такое «море»? Это же из другого, нездешнего мира!

Неудивительно, что люди, проводящие в этих стенах большую часть жизни, так легко относятся к чужой смерти. Для них она выражается пустой цифирью обезличенных потерь, реальная боль и реальная кровь остается вне таких коридоров, да и что эти люди называют потерями? Ведь вместе с жизнью человек теряет солнце, море, снег… Вместе с жизнью он теряет способность любить… Кто в здешних полутемных неживых лабиринтах может оценить это?

— Пришли, — безэмоционально, просто констатируя факт, произнес тот, кого Аля обозвала про себя пегим. И еще… В его голосе девушка почувствовала большое внутреннее напряжение. И до того ей было неспокойно, а теперь…

— Назвался груздем… — нервно хохотнул за спиной девушки прибалт.

Слово «груздем» он произнес с придыханием — «хрустем». Аля вспомнила, что такая манера произношения в фонетике называется «аспирация», вот только откуда взялось это знание и зачем оно ей теперь?.. Напряжение в тусклом, словно наполненном невидимыми электрическими разрядами воздухе разрасталось, но и его Аля ощущала несколько отвлеченно и даже равнодушно: будь что будет. Всему приходит конец, любому кошмару… Пожалуй, серьезно ее беспокоило лишь одно: внешне все было буднично и скучно до зевоты! Она и зевнула — раз, еще…

«Близнецы», пегий и белесый, переглянулись, уж кто и кому моргнул — было не заметить. Пегий поднял руку и нажал кнопочку зуммера — дверь открылась, их ждали.

За дверью находился обширный секретарский «предбанник», уставленный дежурной офисной мебелью. Мерцали экраны компьютеров. Навстречу шагнул молодой еще человек, ну истинный херувимчик: белокурый, голубоглазый, с розовым природным румянцем на щеках, будто только что спустившийся с рекламы кукурузных хлопьев. Тренированное тело, будто сплетенное из мышц и сухожилий, без единой жиринки, делало его статным и представительным. Аля догадалась: пухлые губки и ангельский румянец на щеках очень молодили этого парня, на самом деле ему было куда как за тридцать! Портили его глаза: бледно-голубые, они, казалось, совсем выцвели в сумраке этих коридоров и стали похожими на влажную тряпку. Аля даже плечиками передернула: как она могла решить, что он красив?!

Румяный блондин долго смотрел на Алю, потом сказал:

— Откуда вы ее притащили?

— Из медпункта. Блондин только кивнул.

— Готовы?

— Да.

— Пошли.

Блондин крепко-накрепко прихватил Алино запястье.

— Вы что? Больно! — едва слышно сказала она, поддавшись общему настроению.

— Молчи, — свистящим шепотом просипел блондин, толкнул дверь, рванулся вперед, увлекая девушку за собой.

• Предыдущая
• 105/111
• Следующая