Страхи из новой коллекции - Селин Вадим - Страница 4

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая

Да, я отшучивался, но, что там скрывать, — все равно боялся.

Наконец мы приехали в лагерь.

Днем, примерно через пять часов после того, как автобус выехал из города, местность стала гористой. Потом мы ехали по настоящему «серпантину» — иными словами, по извилистым горным дорогам, вокруг росло много хвойных деревьев, и воздух был чистый, легкий.

Вскоре показалось море, мы уже ехали по какому-то курортному городку. Отдыхающие ходили по улицам в купальниках и плавках, таскали под мышками надувные матрасы, пакеты с полотенцами… Настроение у меня, да и у всех, кто сидел в автобусе, было выше некуда!

Последние несколько часов мы провели в полном молчании, каждый смотрел в окно, и изредка тишина прерывалась тяжелым нетерпеливым вздохом, который означал: «Поскорей бы искупаться и позагорать! Надоело париться в этом автобусе!»

Все ерзали на сиденьях и обмахивались кто чем — веерами, журналами, ладонями… Это же просто пытка — ехать в жарком пыльном автобусе, когда в двух шагах от тебя море! Пальмы! Торговцы, продающие мороженое и кавказское лакомство — чурчхелу — нанизанные на нитку орехи, застывшие в виноградном сиропе.

Но все когда-нибудь заканчивается, и мы наконец один за другим выпали из душного автобуса. Разбрелись около него, разминая спины и затекшие ноги.

— Айда на пляж, чуваки! — завопил Женька. Все табуном помчались за ним. Море было метрах в ста от нас.

— Ку-у-уда? — раздался голос водителя. — А вещи кто будет разбирать? Я? Нет уж, давайте-ка, шагом марш вещи разбирать, тут прислуги нету…

Кстати, я забыл описать лагерь. Он представлял собой огромный дом из кирпича, окруженный высоким кованым забором. Сквозь него виднелись разные беседки, игровые площадки, цветочные клумбы, фруктовые деревья и раскидистые пальмы, впрочем, пальмы здесь были везде…

Из дома вышла высокая симпатичная девушка с собранным на затылке пышным светлым хвостом. Одета она была в короткие оранжевые шортики и майку такого же цвета. По виду ей было лет восемнадцать, не больше.

— Приветствую, орлы! — крикнула она.

Мы все остановились и развернулись.

— А это есе кто? — недовольно сморщилась та девчонка в очках. Интересно, она вообще когда-нибудь бывает чем-нибудь довольна?

Девушка проинформировала нас:

— Меня зовут Анастасия Абрамовна, но вы зовите меня просто Настей, я — ваша вожатая и одновременно будущий психотерапевт, я прохожу практику. Мы не любим формальностей, в нашем лагере дружеская и раскрепощенная атмосфера. Сейчас каждый берет свои сумки и идет за-а мной! — по-военному окончила предложение вожатая.

Мы разочарованно вздохнули, с тоской посмотрели на море и поплелись к багажнику автобуса. Взяли свои вещи и пошли за Настей.

— Просто Настя! — крикнул Женька, и по нашей многоголовой компании пронеслись смешки. Все поняли, что «Просто Настя» — отныне прозвище этой девушки на все лето. — А когда мы купаться будем?

Просто Настя резко развернулась и зловеще сказала:

— Никогда. Теперь я вас отсюда не выпущу. Вы — пленники лагеря…

Наступило тяжелое молчание. Все переглянулись. Мне стало как-то неприятно, желудок скрутило…

Тут вожатая залилась смехом и, чуть не падая на грядку огурцов, спросила:

— Классная шутка, да? Я долго ее репетировала, целую неделю! Все люди такие предсказуемые, я была на сто процентов уверена, что кто-нибудь да и спросит, когда будем купаться.

Смеясь над собственной шуткой, Настя махала на лицо ладонями с растопыренными пальцами, высушивая выступившие от смеха слезы, и долго еще приговаривала: «Ой, шутка — супер!»

— А вообще, если серьезно, все зависит от вас, — перешла Просто Настя на деловой тон. — Чем быстрее разложите вещи, тем скорее ознакомитесь с правилами пребывания в лагере, и мы пойдем на мор-р-ре!

Думаю, не надо говорить, что после такого заявления мы с утроенной скоростью пошли за Настей.

В доме на окнах висели прозрачные шторки, на паркете лежали небольшие коврики с абстрактными рисунками, в горшках буйно росли цветы…

— В каждую комнату селятся по два человека, — произнесла вожатая. — «Женские» комнаты на втором этаже, «мужские» — на третьем. Комнаты и компанию выбирайте по своему усмотрению.

— Хоросо устроено, — одобрила девчонка в очках, — зенсины долзны проходить меньсе ступенек, чем музсины, меньсе подвергаться нагрузкам. Мы — прекрасные создания…

Женька скептически на нее посмотрел, но ничего не сказал.

— А мозно домой позвонить? — спросила очкастая. — Сказать родителям, сто хоросо, пости безо всяких происсествий доехала — если, конесно, не сситать того, сто меня суть не застрелили.

На лицо Насти, покрывшееся неровными красными пятнами, легла тень.

— Нет, пока что позвонить нельзя. Меняют телефонную проводку…

— Да? Ну ладно… — разочарованно произнесла девчонка.

— Кто хочет — может сходить на почту и дать телеграмму, — подсказала вожатая.

Но никто на почту тащиться по жаре не захотел, и мы решили, что позвоним родителям, когда починят проводку или когда купим новые сим-карты. Оказалось, что здесь была местная связь, и наша прежняя связь тут не действовала.

Мы с Женькой и еще несколько парней поднялись на третий этаж.

— Ты будешь жить в этой, просторной комнате, — подмигнула мне Настя и отвела в конец коридора.

По-видимому, она ознакомилась с «делом» каждого. Но откуда она узнала, как я выгляжу? В истории болезни же нет моей фотографии…

— Классную комнату выбрал, — кивнул Женька, осматривая помещение.

Комната и в самом деле была хорошей — большой, светлой. И страха перед ней у меня не было…

После того как были разложены вещи, мы собрались в столовой на первом этаже. Выяснилось, что с Любой — именно так звали очкастую, никто не захотел жить. Она стояла и то и дело фыркала, показывая, что не очень-то этим и обижена.

— Так, а почему Люба одна? — нахмурившись, спросила Настя.

— Вы же сами сказали, что каждый выбирает компанию по своему усмотрению, — выкрикнул кто-то. — А Люба — зануда, и с ней жить никто не хочет.

— Я тебе сейсяс дам — зануда! — возмутилась Люба, высматривая в толпе обидчика и закатывая рукава.

— Ладно, Люба будет жить со мной, — пресекла конфликт Настя.

— Нет уз, я буду зить одна, — отказалась Люба.

— Ну, как хочешь, — пожала плечами вожатая.

Потом нам рассказали, как себя здесь вести. Главным правилом было — никаких правил. В лагере не было запретов, наказаний, но существовало одно условие — что бы ни случилось, каждый день в десять утра, в три дня и восемь вечера мы должны находиться в лагере и заниматься в группе. Все остальное время могли быть где угодно. И еще Настя попросила, чтобы мы не оставляли на тарелках еду, чтобы все съедали до последней крошки. Объяснила это тем, что повар очень ранимая и, если увидит, что ее стряпню не едят, обидится и разревется…

— Мы стремимся к сплочению, дружбе, доверию, — говорила Настя, сидя во главе стола. По правую и левую стороны от нее сидели мы. — Ну а теперь, если вы не против, у меня к вам дело.

— Ну вот, — протянула Люба, — а говорили: никаких обязанностей!

Все подхватили ее замечание и на разные лады принялись выражать свой протест. Кто-то свистел, кто-то улюлюкал, кто-то стучал ложкой по стакану.

— Вы сначала послушайте, а потом возмущайтесь, — улыбнулась Настя. — Дело такое: мы должны до отвала наесться и отправиться на морскую прогулку. У причала стоит теплоход «Две сосны», который принадлежит нашему лагерю. По вечерам, когда стемнеет, мы включаем освещение, и теплоход сияет разноцветными огнями гирлянд. Это так красиво, словами не передать! Особенно классно смотрится, когда переливающийся огнями теплоход подплывает к берегу. Вода отражает огни… Так вот, если вы не против, предлагаю устроить пир в открытом море на теплоходе, который отправляется через полчаса.

Мы повскакивали с мест, нас переполняли радость и счастье! Действительно, это не лагерь, а какое-то чудо! Мне тут нравится!

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая