Охота на медведя - Катериничев Петр Владимирович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/89
• Следующая

— Всякому овощу — свое время.

— Если дадут созреть. Нет, ты не сбивай меня, Медведь. Вот ты говорил: родители, влияние... Как ты попал в Туркестан?

— Нарушал дисциплину. Характер такой.

— А я не нарушал. Но тоже попал. Разнарядка. План. Когда предки узнали — начали рвать и метать. А также звонить и перезванивать. Но — поздно. Я был уже далеко.

— И к чему ты это? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз...» Система.

— Ты помнишь, что было потом?

— Подрались в части с туземцами.

— Это не драка была, Медведь. Быть московским пацаном и тогда и теперь... Нас очень не любят везде, Медведь.

— Были бы вместо нас рязанские или калужские — им бы тоже досталось. А вообще... Нам тогда просто повезло.

— Ты это называешь «повезло»?

— Да. Мы же отбились.

— А военная прокуратура, дело, угроза дисбата — это что? Тоже «повезло»?

— Конечно повезло. Мы же в него не попали.

— Зато попали в Афган. Под занавес.

— Очень повезло.

— Да?

— Мы — живы.

— Живы. — Леша задумался, вспоминая. Повторил:

— Живы.

Разлил. Они выпили молча.

— Вообще-то, жаль, что давно не виделись, — сказал Лешаков. — Очень жаль.

Может, все как-нибудь и по-другому вышло...

— Что — все?

— Не знаю. Жизнь.

— Это — вряд ли.

— И все же вид у тебя совсем шалый. Ты что-то задумал?

— Не я один. — Олег помолчал, произнес медленно:

— Таких поселков и городков, как этот, в России тысячи. По большому счету ты прав: здесь Москва рядом, люди худо-бедно, но устроились. Я хочу, чтобы люди жили достойно. Везде.

— Зачем тебе это?

— Хочу быть богатым.

— «Жить достойно». Звучит как лозунг. Уж если я чего и понял, так только то, что жить богато или счастливо заставить нельзя.

— Со счастьем — это кому как повезет.

— Но нам-то повезет?

— Нам повезет. Потому что мы этого хотим.

— Ладно, Олег. Давай по крайней накатим и — спать. Подъем завтра ранний.

Ляжешь в большой комнате, на кушетке.

Леший разлил:

— За что пьем? За падение?

— За полет.

Через пятнадцать минут Олег уже крепко спал. Ему снилось небо.

В конторе Олег появился к девяти: в безукоризненном костюме, белоснежной сорочке и при галстуке. Борис Михайлович Чернов сидел за своим столом и был сонно-невозмутим. Добавь его лицу умиротворение — вылитый бы Будда.

— Ты сегодня сияешь, — мельком глянув на Олега, произнес он. — Готов?

— Как юный пионер.

— Кратко. Наш клиент — Никита Николаевич Борзов. Жесток, жесток, думает быстро, решает еще быстрее, эмоционален. Так что — прояви таланты, Медвежонок.

Ты сам-то уверен в успехе?

— Да. Он разбирается в бирже?

— Он разбирается в людях. — На губах Бориса Михайловича мелькнуло подобие улыбки. — По крайней мере, он так думает. У него хороший советник — Савин Валентин Сергеевич.

— Я о нем слышал.

— Не говори: «самое хорошее».

— Он был удачлив на бирже.

— В нашем деле одной удачи мало.

— Но лучше, когда она есть.

— Соберись, Гринев. Сейчас ты должен сделать так, чтобы клиент просто летал! Ведь мы будем продавать ему воздух.

В комнате для переговоров расположились вчетвером: Никита Николаевич Борзов, моложавый человек с умным, упрямым взглядом серых глаз, его помощник, Валентин Сергеевич Савин, Чернов и Гринев.

Гринев был скор, обаятелен, вдохновенен. Он жестикулировал, постоянно обращался к графикам, снова говорил — страстно и увлеченно. Валентин Сергеевич время от времени кивал и говорил несколько слов, размеренно поясняя патрону отдельные пассажи слишком эмоционального Гринева.

Борис Михайлович выбрал глубокое гостевое кресло и застыл недвижно, как обряженный монумент, лишь время от времени кивая — то ли поддерживая так беседу, то ли просто в такт своим собственным мыслям. Он казался лицом вовсе незаинтересованным, а его спокойствие словно возносило его над сделкой и тем — рождало уверенность в ее непременном успехе. Закончил Гринев просто:

— У меня все.

В комнате повисла пауза. Она продолжалась минуту-другую, пока напольные часы в углу не заскрежетали и не пробили получас. Борзов заговорил спокойно:

— Мне нравится ваш проект, Олег Федорович. Он изящен, эффектен и малую толику безумен. А потому имеет шанс на успех. Но... рисковать такими деньгами только под вексельное поручительство конторы...

— Вы же понимаете, Никита Николаевич, любая перестраховочная компания потребует такие проценты, что...

— Я понимаю.

— К тому же это будет утечка. А в свете предстоящей игры...

— Возможной игры, господин Гринев. Пока только — возможной.

— Я готов подписать личное поручительство. Аваль.

Гринев пододвинул к себе вексель, расписался, передал Борзову. Савин подхватил его, словно падающий кленовый лист, на лету и упрятал в папку.

Наклонился к уху патрона и что-то горячо зашептал.

Борзов посмотрел в глаза Гриневу, произнес, приподняв уголки рта в оскале, весьма отдаленно напоминающем улыбку:

— У вас светлая голова, Олег Федорович. Будем считать ее надежной гарантией вложенного капитала.

Вынул из внутреннего кармана коллекционный «Паркер», подвинул к себе бумаги из папки, услужливо раскрытой Савиным, поставил размашистый росчерк.

— Деньги переведут сегодня на указанный вами счет. С чего думаете начать, Олег Федорович?

— Слухи.

— Ну что ж, разумно: слухи вещь куда более упорная, чем факты.

Утром следующего дня Гринев чувствовал себя как именинник. Приглашенный Том на мгновение округлил глаза под толстыми линзами очков: галстук от Версаче совершенно не соответствовал деловому костюму Гринева, точно так же, как не соответствовал весь его вид — вид разудалой бесшабашности.

— Мы сегодня делаем что-то особенное... босс?

— Вот именно, Томас. Смотри сюда. — Гринев подвинул клерку несколько листков. — Биржа откроется ровно через пять минут, и ты начинаешь ме-е-едленно и аккуратно скупать акции вот этих предприятий. Сначала тех, что подчеркнуты красным, потом — желтенькие, потом — синенькие.

— А зеленые? — Том сделал пальцами характерное движение, словно перетирая новенькую купюру.

— Зеленые мы с тобой получим потом.

— В каких объемах скупаем?

— В предлагаемых. Но! — Гринев поднял вверх указательный палец.

— Помню. Оч-чень медленно и оч-чень аккуратно.

— Очень-очень-очень аккуратно.

— А все-таки, Олег, какими средствами мы...

— На счетах конторы сейчас где-то семь лимонов зелени. Вот и работай пока этим.

— Пока?

— Да. Можешь слить деньги до копечки. До центика. Но чтобы через неделю, максимум полторы, мы имели весомые пакеты всей этой лабуды.

Том вытянулся шутливо:

— Яволь, герр оберет.

— Действуй.

Олег подошел к окну, напевая: «Бывает все на свете хорошо, в чем дело, сразу не поймешь...» Подошел к шкафу, сбросил официальный пиджак, надел другой, стильный и несколько вычурный, скорее подходящий человеку искусства, чем финансисту, открыл стол, вынул доллары, загодя разделенные на тонкие пачки, уложил каждую в конверт плотной бумаги и спрятал толстую стопу конвертов во внутренний карман.

Гринев вышел из конторы, легкомысленно болтая портфелем, словно прогуливающий второклассник.

— Далеко едем? — спросил несколько озадаченный водитель.

— Общаться с прессой.

— Не мое дело, Федорович, но только к прессе хорошо бы... посолиднее.

— Господа писаки народ творческий, но денежки любят. Я похож на финансиста?

— Да сейчас... не очень.

— Что и требовалось. А статьи заказывать надо. С человека денег наши неподкупные три шкуры снимут и уверят, что сделали ему одолжение. А с игрока что взять? Да еще выряженного этаким Буратино? Только то, что предложит. И то — сразу, потому что потом денег у него не будет. Силен я в психологии?

— Время покажет.

• Предыдущая
• 12/89
• Следующая