Игра теней - Катериничев Петр Владимирович - Страница 71
- Предыдущая
- 71/110
- Следующая
Овладев Изумрудным городом… Может быть, может быть… Если Париж стоит мессы, то Город стоит Организации…
— К вам посетитель.
— Спасибо. Я его жду.
Этому человеку за пятьдесят, но выглядит моложе, много моложе. В крутых генеральских чинах. Впрочем, мундир он носит еще реже, чем костюм.
— Слушаю вас.
Посетитель молча оглядел помещение.
— Чисто. Абсолютно.
— Вы уверены?
— Да. Сам проверяю кабинет. Сегодня я его еще не покидал. Все системы электропитания и связи отключил с вашим приходом. Системы глушения, наоборот, включены. Нас невозможно прослушать даже теоретически, по крайней мере, при нынешнем уровне развития техники. Итак, что вы мне хотели сказать о Дронове?
— «Мираж».
— Что?! — Лоб Советника покрылся мгновенной липкой испариной.
— «Мираж».
— Но это — миф!
— Я так не думаю. Да и вы, сдается мне, тоже.
— Не реви…
— Я не реву… — Лека смахнула слезинки с глаз, но олько для того, чтобы на их место набежали новые.
— Водки хочешь?..
— Ничего я не хочу… Домой хочу… Надоело жить.; нигде…
— Анекдот слушай…
— Какой еще анекдот?..
— Мужик приходит к врачу: «Доктор, у меня не стоит». — «Да? Показывайте». — «Вот, доктор». — «Не стоит… Действительно, не стоит. Зато как висит!»
— Дурацкий анекдот…
— Поучительный.
— И чему он учит?
— Во всем искать что-то хорошее.
— Балабол. Ты, точно, не изменился.
— Так потому, что человек хороший.
— И не страдаешь излишней скромностью.
— Скромность украшает только тех, кто других доблестей не имеет. К тому же самоуничижение — всего лишь извращенная гордыня.
— Значит, ты не извращенец.
— Разве только в быту.
— Не наговаривай на себя. Кстати, как в хижине с «ушами»?
— Только на мне.
— Уверен?
— «Чищу» хату каждый день по два раза. Как Маленький Принц — вулканы.
Береженого Бог бережет.
— Причина имеется?
— Да хоть отбавляй! Вот девушка в гости зашла…
Вот от чего балдею — так это от женского кокетства! Лека когда-то «сбросила» на мою многострадальную бестолковку информацию о Досье, этакий «Форт-Нокс» в семи цифрах… Причем каждая из цифр — как брачная весенняя эфа в малогабаритной квартирке! Теперь, появившись из мест столь отдаленных, с приятным нездешним загаром, невинно осведомляется, есть ли у «клиента» причина беспокоиться! Если это не кокетство, то что?!
— Дрон… Можно мне спросить?..
— Валяй.
— А чем ты занимался все эти годы?
— Ждал одну милую девушку.
— Ну и как? Дождался?
— Пока не знаю.
— Дай сигарету, я свои оставила.
Шарю по карманам. Смотрю на полках в шкафу. Пусто Только бычки в пепельнице, а бежать сейчас в ларек — момент не вполне подходящий… Тут вспоминаю о давнем подарке…
— С табачком напряженка. Сигары — будешь?
— Сигары?
— Ну да. — Достаю из стола массивную металлическую сигарницу. Тяжелая…
— Девушка с сигарой — это почти что женщина с веслом.
— Как знаешь.
Открыл, вынул сигару, прикурил…
…Нам тогда повезло. Невероятно повезло. Кумулятивно-зажигательный снаряд, пробивший борт бронетранспортера, воткнулся между досками сиденья и не взорвался. Водитель, Сашка Мамонтов, оглохший и ошалевший, гнал машину напролом — другого способа прорваться сквозь засаду просто не было. Пули боевиков жестко цокали по броне. Слава Богу, других гранатометов у них не оказалось. А может, растерялись: ребята тоже палили густо, из всех щелей… Мы ушли. Чудом ушли. Уже на точке осмотрелись: один убитый, лейтенантик, — форсил, ехал на командирском сиденье, как на параде, выставив голову в люк; на наши скромные пожелания ответил коротко и по-русски. Ошибку он сделал одну: принял нас с Димкой за «начальственных шестерок»… Мы тоже не поостереглись: зона была спокойная, наша, никаких передвижений в последний месяц… Лейтенанта сняли одним выстрелом.
Остальные отделались легко. Двое контуженых и девять испуганных. Сгрузились с бэтээра — и тут эта дура Рванула. Машину разворотило напрочь, пятеро ребят оглохли, но снова — ни одного убитого. Чудо — оно чудо и есть.
Лимонтов смотрел на искореженную машину и плакал. Лицо было обожжено, из ушей — ручейки крови. Сашка отрезал от брони кусок и увез домой после дембеля.
Сделал одиннадцать сигарниц — массивных, толстых, отшлифовал и разослал ребятам.
Дима Крузенштерн выгравировал на двух по-латыни «Помни о смерти», одну презентовал мне. Помнится, я посетовал на меланхоличность изречения. Дима хмыкнул тогда:
«Старик, это очень жизнеутверждающе. Только если не забываешь о грядущей вечности, и жить будешь по большому счету…»
«Ты банкир, со счетами тебе виднее. Но мне ближе: „Пусть всегда будет солнце, пусть всегда буду я!“
Мне тогда почему-то вспомнилось, что в детстве я суеверно сторонился церквей. Кресты на могилах, кресты на куполах… Как каждый нормальный ребенок, обладающий воображением, покойников я боялся. И до сих пор боюсь. В русском языке слова «покойник» и «мертвец» — существительные одушевленные. Потому в печати используется другое существительное: «убитые». Убитый — это из области статистики… Потери, в общем. Для всех, кроме близких.
Чисто детское заблуждение — принимать крест, символ спасения и жизни, за символ смерти. Слава Богу, от заблуждений люди избавляются. Жаль — не все и не всегда.
Дима свою сигарницу носит постоянно, хотя почти не курит. Я — держу в ящике стола.
Лека отхлебнула чаю, задумалась:
— Рассказывать придется много.
— А мы спешим?
— Даже не знаю… Дрон, у меня такое чувство, будто я схватила за хвост зверя… Опаснее которого нет.
— Наши старые-новые друзья китайцы, любят повторять: страшно держать тигра за хвост, но еще страшнее — его отпустить.
Урфин говорил внешне спокойно и даже монотонно. Советник ходил из угла в угол огромного кабинета.
— Сотрудники службы наружного наблюдения опознали в Дронове человека, которого должны были «вести». Больше месяца он вел себя как полный полудурок, а в нужный ему момент — легко ушел. В метро. Это первое.
Второе. Люди из группы, подчиненной непосредственно Глинскому, опознали в Дронове контакт, с Которым Глинский имел встречу в ночном клубе «Артан» Встреча была организована по штатной схеме, тем не менее Дронов сумел уйти, вытащить Крузенштерна… Глинский был убит неустановленным киллером-профессионалом. В этот же день при невыясненных обстоятельствах погиб Глумов. Таким образом, лишившись уровней «Катилина» и, главное, «Гудвин», Организация потеряла координирующие структуры, часть силовых и самое важное — контакты влияния, которые замыкались на уровень «Гудвин».
— Тогда мы проводили проработку ситуации…
— И решили, что причина — в борьбе за власть между Глинским и Глумовым. Тем более Глумов самостоятельно взял на себя контроль над уровнем «Катилина» и стремился к высшей власти в Организации… Досье исчезло. Людей из «наружки» и спецгрупп мы не опрашивали — как вы помните, ими заинтересовались люди Колесникова, и мы сочли за благо полностью законсервироваться.
— Это правильное решение.
— Можно было заняться этим чуть позднее, но ситуация стала развиваться стремительно и не в нашу пользу… Да и ставить под угрозу сепаратные уровни…
— Можете не объяснять. — Советник поморщился. Еще в девяносто первом началась разработка уровней «Янус» и «Советник»; «Гудвин» продолжал считать себя «верхним этажом» Организации, да и был им: Организация изжила себя, оставшиеся от нее словоблуды в Думе и вне ее — жалкое зрелище… Лодка политики — капризное суденышко… Тот, кто из нее выпадает — выпадает навсегда. На долю «выпавшего» достается «спасательный пояс» в виде Фонда, Института экономики или партии с пятью Десятками засранных функционеров… «Урфин», «Янус», «Советник» вместе с уровнями помельче составляли, по ути, новую Организацию — в свете «нового мышления» соответствующих «реалий». Экономическая мощь трех основных уровней и ее влияние было несопоставимо прежним… Сейчас необходимо только одно — закрепить это влияние и превратить его во власть.
- Предыдущая
- 71/110
- Следующая