Игра теней - Катериничев Петр Владимирович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/110
- Следующая
Интересно, она что, железная, что ли, птица этого самого счастья?.. Лучше бы тогда — просто индюшка в День благодарения… Вот только кого благодарить и за что? Тоже понятно, вернее — привычно: партию и правительство за доверие к нам, сирым и убогим…
Что еще имеем? Похожее на татуировку восходящее солнышко, белку с хитрым профилем, символизирующую «общее дело» — общак, что ли? Из нетленки известно, чем занимаются одинокие грызуны:
Белка песенки поет да орешки все грызет, А орешки не простые, все скорлупки золотые, Ядра — чистый изумруд… Слуги белку стерегут.
«Социал-демократы» представлены мощным железным кулаком, бестрепетно сжимающим розу, невзирая на шипы… «Национал-республиканцы» — непонятного рода крестом со стрелочками, который я по недомыслию могу расшифровать только как «а пошли вы на все четыре стороны»…
Впрочем, желающие могут пойти и на четыре буквы, обведенные в кружочек, путем Афанасия Никитина и омыть валенки, в которые их обувают, в Мексиканском заливе…
Или просто — вперед! «Вперед, Россия» вслед за улыбчивым ежиком; прямо над ним завис любимый в народе фрукт — яблоко, которое ежик и пронесет в светлое будущее…
Как гласит ненавязчивая реклама с ежиком и яблоком на спине:
«Другой альтернативы у вас нет!»
«Женщины России» скромно обозначили свое присутствие цветиком навроде подсолнуха. Дети — цветочки, бабы — ягодки? А мужикам куда податься при таких беспонтовых раскладах? Ясное дело — за пивком! Благо блок любителей пива соседствует с закуской — рыбкой! А это ничего, что золотая — подсолим, подсушим и употребим! Вот оно, счастьице!
Но женщинам России не объединить всех бабонек, а любителей водки не меньше, чем любителей пива! Пивком что — только размяться или опохмелиться…
Так под какие знамена подаваться?
Под славным Андреевским стягом расположился «Предвыборный блок, включающий руководителей партии защиты детей (мира, добра и счастья), партии „Русские женщины“, партии православных (веры, надежды, любви), народной христианско-монархической партии, партии за союз славянских народов, партии сельских тружеников „земля-матушка“, партии защиты инвалидов, партии пострадавших от властей и обездоленных». Чуть ниже сообщается, что в этот блочок вошли: Туристско-спортивный союз России, Профсоюз работников телевидения и радиовещания и Общество потребителей автотехники России.
Сами-то поняли, что написали?
Я — нет. Не могу уразуметь, как все это многочисленное руководство партий вкупе с туристами и потребителями автотехники защитит одновременно пострадавших и от властей, и от обездоленных? И, кстати, кто от кого пострадал? Власти от обездоленных или наоборот?
Бред?
Конечно бред.
Но — под гордым названием «Дело Петра Первого». Что бы сказал упомянутый русский самодержец на все вышеизложенное?
А он уже сказал. Два с половиной столетия назад:
«Впредь указую господам сенаторам говорить не по. писаному, а токмо своими словами, дабы дурь каждого всякому видна была. Птръ».
Как известно, государь пренебрегал буквой «е» в начертании монаршьего имени — ну да на то она и царская воля. Зато в остальном, в отличие от спекулянтов во имя его, был точен и понятен.
Что еще на «простыне»? Как водится, серпы и молоты.
Нет, это не актуально. В свете демократии — За кого ни голосуй — Все равно получишь…
Ясное дело что — бублик! Или, как сказал поэт:
Чего кипятитесь? Обещали и делим поровну:
Одному — бублик, Другому — дырка от бублика.
Это и есть демократическая республика.
Чудят на Москве!
Глава 10
— Как звать-то тебя, а то в документике не разглядела. — Надежда Карповна свернула бюллетень.
— Олег. А это — Григорий, — киваю на Ларина.
— А по отчеству как величать?
— Да я вроде не старый еще…
— Был бы старый — я б к тебе на «вы» обращалась. А так вроде сыну моему ровня… Но и не пацан уже, чтоб одним именем обходиться…
— Владимирович я. А Григорий — тот Евгеньевич.
— Так-то лучше. А то взяли моду: показывают по телевизору деда, совсем сивый как лунь, а все — Борис… А то — академик, лауреат, министр… И тоже — Андрей… Кличут как несмышленышей каких…
— Принято сейчас так.
— Кем принято? Не по-русски это, взрослого человека без отчества величать.
Есть у тебя отчество — пусть поминается родитель твой, живой ли, усопший, а не сирота ты на этом свете, не из пробирки взялся, сын отца и матери… А у того — свой отец был, а у того — свой… Разумеешь? Есть у тебя отчество, знать, есть и Отечество. Чайку с дороги выпьете?
— С благодарностью.
— То-то. Год нынче холодный, лютый. А весна, глядишь, дружной будет… Так, значит, писателем работаешь?
— Журналистом. Статьи пишу.
— И много платят за то?
— Когда как.
— Видать по одежке, не сильно хлебно сейчас журналистом-то быть. Да и почета того нет. Раньше как из области журналист приедет — все по струнке вытягиваются: известно, пропечатает что худое в газете, так и с должностью, и с партбилетом распрощаешься… А уж из первопрестольной на моей памяти всего-то раз наезжали, так все районное начальство разом с городским вокруг хороводы водило, только что петухами не пели… А сейчас: что хочешь, то и пиши… Все одно никому дела нет. Потому как врут журналисты. То, читаешь, кошка человечьим языком заговорила, то — барабашки по квартирам загуляли… Карикатуры такие рисуют — смотреть совестно… Да и о политике о той: одни — одно пишут, другие — другое, да все не честно как-то, с вывертом, с издевкою… Злые все стали друг к дружке, как собаки… Все обещают, и все врут, врут… Изверились люди.
— Раньше честнее было?
— Понятнее. Да и притерпелись… Знаешь, как говорят — свой навоз не пахнет. — Надежда Карповна встрепенулась:
— Да что ж это я, заболтала вас совсем… Самовар, чай, подошел… Пошли-ка в учительскую, там и потолкуем…
В учительской накрыт стол. Хлеб нарезан большими ломтями, сало, огурцы.
— А вот и картошечка поспела… Чем богаты. Угощайтесь.
И я, и Гриша Ларин были готовы… На Руси «чай» — понятие особое…
Включает и хлеб, и соль, и водочку, и разговоры неспешные… Одним словом — «чай».
Открываю сумку, извлекаю «столичные гостинцы»: московскую сырокопченую, банку лосося, шпроты, ну и, конечно, кристалловскую…
Разлили по полной в граненые лафитнички:
— Ну, со встречей… Со знакомством…
Василий Игнатьевич, главред «Светлого пути», поднес к губам стаканчик осторожно, придерживая ладонью за донышко, руки заметно подрагивали…
Недоопохмелился, видно, с утра, бедолага… Зажевал корочкой, чуть посидел, просветлел лицом…
— А вы Карповну-то, ребят, не шибко слушайте… Нажалуется она, наплачется… Не знаю как где, а мы тут — ничего живем… Земля родит, огороды у всех… Ничего… Да и голова у нас районный — мужик что надо, соображает…
Дороги — видали какие?
— Ты, Игнатьич, как рюмку примешь — так сразу хвастать!
— Чего — хвастать? Разве не так? Надежда Карповна усмехнулась хитро:
— Это у нас завсегда: приезжих сторожиться да себя нахваливать! Абы чего не вышло… Идеологический работник…
— Да чего ты, право… «Идеологический…» А Зуева, что пиломатериалы крал, кто, не мы расчехвостили?
— Ну прямо герой труда… Смотри не запались на скаку-то.
— Вот так, мужики… Видали… Не баба — язва!.. В глаза говорю, хотя и родня мне.
— А у нас в Пречистом все всем родня… Седьмая вода на киселе…
— Ну как пошла, с морозцу-то? — Игнатьич глянул на меня скоро, беспокойно перевел глаза на Ларина, снова — на меня… — По второй?
— По второй.
— А вообще-то Василий прав. В Пречистом мы еще ничего — везунчики… Слава Богу, что под Чернобыль попали… — произносит Надежда Карповна.
- Предыдущая
- 22/110
- Следующая