Путешествие в Икстлан - Кастанеда Карлос - Страница 4
- Предыдущая
- 4/66
- Следующая
Мы гуляли по окружающей пустыне, пока не стало почти совсем темно. Он не показывал мне никаких растений и не говорил о них совсем. Мы остановились на минуту отдохнуть у больших кустов.
– Растения очень любопытные вещи, – сказал он, не глядя на меня. – они живые, и они чувствуют.
В тот самый момент, как он сделал это заявление, сильный порыв ветра потряс пустынный чапараль вокруг нас. Кусты издали гремящий звук.
– Ты слышишь это? – спросил он меня, приставляя правую руку к своему уху, как бы помогая своему слуху. – листья и ветер соглашаются со мной.
Я засмеялся. Друг, который свел нас, уже предупреждал, чтобы я держался настороже, потому что старик был очень эксцентричен. Я подумал, что «соглашение с листьями» было одной из его эксцентричностей.
Мы еще гуляли некоторое время, но он все еще не показывал мне никаких растений, и не сорвал ни одного из них. Он просто шел через кусты, слегка их касаясь. Затем он остановился, сел на камень и сказал мне, чтоб я отдохнул и осмотрелся.
Я настаивал на разговоре. Я еще раз дал ему знать, что очень хочу учиться о растениях, особенно о пейоте. Я просил его, чтобы он стал моим информатором в обмен на какое-либо денежное вознаграждение.
– Тебе не нужно платить мне, – сказал он. – ты можешь спрашивать меня все, что хочешь. Я буду рассказывать тебе все, что я знаю, а потом я расскажу тебе, что делать с этим.
Он спросил меня, согласен ли я с его планом. Я был в восторге. Затем он добавил загадочное замечание:
– Возможно, нет ничего такого, что можно учить о растениях, потому что о них нечего сказать.
Я не понял того, что он сказал или того, что он под этим имел в виду.
– Что ты сказал? – спросил я.
Он повторил это замечание трижды, и затем весь район был потрясен ревом военного реактивного самолета.
– Вот! Мир только что согласился со мной, – сказал он, приставляя левую ладонь к уху.
Я находил его очень приятным. Его смех был заразительным.
– Ты из Аризоны, дон Хуан? – спросил я, пытаясь удержать разговор в рамках того, чтобы он был моим информатором.
Он взглянул на меня и утвердительно кивнул. Его глаза, казалось, были уставшими, я мог видеть белки его глаз вдоль нижних век.
– Ты был рожден в этой местности?
Он кивнул головой, опять не отвечая мне. Это походило на утвердительный жест, но это походило также и на нервное потряхивание головой человека, который задумался.
– А откуда ты сам? – спросил он.
– Я приехал из южной америки, – сказал я.
– Это большое место. Ты приехал из нее из всей?
Его глаза были опять пронзительными, когда он посмотрел на меня. Я начал объяснять ему обстоятельства своего рождения, но он прервал меня.
– В этом отношении мы похожи, – сказал он. – я живу здесь сейчас, но на самом деле я яки из Соноры.
– И это все! Я сам приехал из...
Он не дал мне закончить.
– Знаю, знаю, – сказал он. – ты есть тот, кто ты есть, оттуда, откуда ты есть. Так же как я – яки из Соноры.
Его глаза были очень яркими, а его смех странно беспокоящим. Он заставлял меня чувствовать так, как если бы поймал меня на какой-то лжи. Я испытал любопытное ощущение вины. У меня было чувство, что он знает что-то, чего я не знаю или не хочу говорить.
Мое странное раздражение росло. Он, должно быть, заметил его, потому что спросил, не хочу ли я поесть в ресторане в городе.
По пути назад к его дому и затем ведя машину в город, я почувствовал себя лучше, но полностью не расслабился. Каким-то образом я чувствовал, что мне что-то угрожает, хотя и не мог найти причину.
Я хотел ему купить пиво в ресторане. Он сказал, что никогда не пьет, даже пиво. Я засмеялся про себя. Я не поверил ему. Друг, который свел нас, говорил мне, что «старик большую часть времени находится не в себе». Мне действительно не было дела до того, лжет он или нет о выпивке. Он мне нравился. Было что-то умиротворяющее в его личности.
Должно быть, на лице у меня отразилось сомнение, потому что затем он стал объяснять мне, что он пил в молодости, но затем однажды просто бросил это.
– Люди вряд ли даже понимают, что мы можем выбросить из нашей жизни все что угодно в любое время. Просто вот так. – он щелкнул пальцами.
– Ты думаешь, что можно бросить курить или пить так легко? – спросил я.
– Конечно! – сказал он с большим убеждением. – курение и пьянство – это ничто, совсем ничто, если мы хотим их бросить.
В этот момент автоматическая кофеварка, в которой кипела вода, издала громкий пронзительный звук.
– Слышишь это! – воскликнул дон Хуан с сиянием в глазах. – кипяток согласен со мной.
Затем он добавил после паузы:
– Человек может получать согласие от всего вокруг него.
В этот критический момент кофеварка издала поистине гортанный звук. Он взглянул на кофеварку и сказал: – благодарю вас, – кивнул головой, а потом расхохотался.
Я опешил. Его смех был немножко чересчур громкий, но мне искренне все это нравилось.
Затем моя первая реальная сессия с моим «информатором» закончилась. Я сказал ему, что мне нужно навестить некоторых друзей, и что я был бы рад повидать его снова в конце следующей недели.
– Когда ты будешь дома? – спросил я.
Он пристально рассматривал меня.
– Когда ты приедешь, – заметил он.
– Я не знаю точно, когда я приеду.
– Тогда просто приезжай, не заботься.
– Но что, если тебя не будет дома?
– Я буду там, – сказал он, улыбаясь, и пошел прочь.
Я побежал за ним и спросил его, не будет ли он возражать, если я привезу с собой фотоаппарат, чтобы сфотографировать его и его дом.
– Об этом не может быть и речи, – сказал он с гримасой.
– А как насчет магнитофона? Будешь ты возражать против этого?
– Боюсь, что и такой возможности тоже нет.
Я почувствовал себя раздраженным и стал горячиться. Я сказал, что не вижу логической причины его отказа.
Дон Хуан отрицательно покачал головой.
– Забудь это, – сказал он с силой. – и если ты еще хочешь видеть меня, никогда не говори об этом опять.
Я выставил последнее слабое возражение. Я сказал, что фотоснимки и магнитофонные записи являлись бесценными для моей работы. Он сказал, что есть только одна вещь, которая бесценна для всего, что мы делаем. Он назвал ее «дух».
– Нельзя обойтись без духа, – сказал он. – а у тебя его нет. Горюй об этом, а не о фотоснимках.
– Что ты?..
Он прервал меня движением головы и вернулся на несколько шагов.
– Обязательно возвращайся, – сказал он мягко и помахал мне на прощание.
2. Стирание личной истории
Четверг, 22 декабря 1960 года
Дон Хуан сидел на полу около двери своего дома спиной к стене. Он перевернул деревянную молочную флягу и попросил меня садиться и чувствовать себя, как дома. Я предложил ему пачку сигарет, которую я привез. Он сказал, что не курит, но подарок принял. Мы поговорили о холоде ночей в пустыне и на другие обычные темы.
Я спросил его, не мешаю ли я его нормальному распорядку. Он взглянул на меня с какой-то гримасой и сказал, что у него нет никакого распорядка и что я могу оставаться с ним до вечера, если хочу.
Я приготовил несколько опросных листов по генеалогии и родовым отношениям, и я хотел заполнить их с его помощью. Я составил также по этнографической литературе длинный список культурных черт, которые, как считалось, присущи индейцам этого района. Я хотел пройтись по списку вместе с ним и отметить все вопросы, которые были знакомы для него.
Я начал с опросных карт родовых отношений.
Как ты называл своего отца? – спросил я.
– Я называл его папа, – сказал он с очень серьезным лицом.
Я почувствовал легкое раздражение, но продолжал, думая, что он не понял.
Я показал ему опросный лист и объяснил, что один пропуск там оставлен для отца, а один – для матери. Я привел пример различных слов, которые используются в английском и испанском языках для того, чтобы называть отца и мать.
- Предыдущая
- 4/66
- Следующая