Огонь изнутри - Кастанеда Карлос - Страница 53

• Предыдущая
• 53/64
• Следующая

– Я уверен, – продолжал он. – что присутствие нагваля обуславливает то, что ученики иногда действуют тупо. Когда нагваль Хулиан был еще в мире, я был тупее, чем сейчас. Я уверен, что, когда меня здесь не будет больше, ты будешь способен помнить все.

Дон Хуан объяснил, что поскольку им нужно было показать тех, кто бросил вызов смерти, он и Хенаро выманили их на границы нашего мира. То, что я вначале сделал, был глубокий боковой сдвиг, который позволил мне увидеть их, как людей, но в конце я правильно сделал нужный сдвиг, который позволил мне увидеть их так, как они есть.

На следующий день очень рано в доме Сильвио Мануэля дон Хуан вызвал меня в большую комнату, чтобы обсудить события предыдущей ночи. Я чувствовал себя опустошенным, мне хотелось отдыхать, спать, но дон Хуан спешил со временем. Он сразу же начал свои объяснения. Он сказал, что древние видящие нашли способ использования накатывающей силы для передвижения. Вместо того, чтобы умереть под напором опрокидывающей силы, они оседлали накат и позволили ему сдвинуть свою точку сборки до пределов человеческих возможностей.

Дон Хуан выразил беспристрастное восхищение таким достижением. Он признал, что ничто другое не может дать такого толчка точке сборки, как накат.

Я попросил объяснить различие между толчком наката и толчком земли. Он сказал, что земной толчок является силой настройки только янтарных эманаций. Этот толчок возвышает сознание до немыслимой степени. Для новых видящих это прорыв в неограниченное сознание, которое они называют полной свободой.

Толчок наката, с другой стороны – это сила смерти. Под ударом наката точка сборки смещается в новое непредсказуемое положение. Поэтому древние видящие были всегда одиноки в своих путешествиях, хотя все предприятия, которыми они занимались, всегда были общими, но компания других видящих в таких путешествиях была случайной, и обычно означала борьбу за превосходство.

Я признался дону Хуану, что интересы древних видящих, какими бы они ни были, звучат для меня хуже, чем самые отвратительные и страшные сказки. Он громоподобно расхохотался. Он, видимо, был доволен.

– Ты все же должен признать, как бы это ни было противно, что те дьяволы были очень смелыми, – продолжал он. – я сам не люблю их, как ты знаешь, но не могу не восхищаться ими. Их любовь к жизни, поистине, непостижима для меня.

– Какая же это любовь, дон Хуан? Это что-то тошнотворное, – сказал я.

– Что же еще могло толкнуть этих людей в такие крайности, как не любовь? – ответил он. – они любили жизнь настолько, что не желали с ней расстаться. Именно так я вижу это. Мой благодетель видел нечто другое: он полагал, что они боялись смерти, а это не то же самое, что любовь к жизни. Я сказал бы, что они боялись умереть потому, что любили жизнь, и потому, что видели чудеса, а не потому, что были мелкими алчными чудовищами. Ни в коей мере! Они заблуждались, потому что никто никогда не остановил их и они испортились, как избалованные дети, но их смелость была безупречной, и таким же было их мужество.

– Отправится ли кто-нибудь в неведомое из алчности? Никогда. Алчность действует только в мире обыденных дел. Чтобы принять вызов устрашающего одиночества, нужно нечто большее, чем алчность – нужно иметь любовь, любовь к жизни, к авантюре, к тайне. Нужно иметь неиссякаемое любопытство и крепкую кишку. Поэтому не говори мне этой чепухи, что тебе противно. Это неподражаемо!

Глаза дона Хуана сияли от внутреннего смеха. Он поставил меня на место, но смеялся и над этим.

Дон Хуан оставил меня одного в комнате, быть может, на час. Мне хотелось разобраться в своих мыслях и чувствах, но у меня не было способа сделать это. Я знал, вне всякого сомнения, что моя точка сборки находится в позиции, где не преобладает рассудок, и все же мной двигало рассудочное беспокойство. Дон Хуан сказал, что с методической точки зрения при сдвиге точки сборки мы спим. Меня интересовало, например, находился ли я в спящем состоянии для внешнего наблюдателя, как Хенаро был спящим для меня.

Как только дон Хуан вернулся, я спросил его об этом.

– Ты в спящем состоянии, без всякой натяжки, – ответил он. – если бы люди в нормальном состоянии сознания увидели тебя теперь, ты показался бы им чуточку шатающимся, даже пьяным.

Он объяснил, что во время нормального сна сдвиг точки сборки идет вдоль любого края человеческой полосы. Такой сдвиг всегда связан со сном в постели, а сдвиг, обусловленный практикой, происходит в среднем сечении человеческой полосы и не связан со сном в постели, хотя сновидец находится в состоянии сна.

– Как раз на этом стыке новые и древние видящие разделились в своем поиске силы, – продолжал он. – древние желали иметь копию тела, но с большей физической прочностью, так что они заставляли свою точку сборки скользить вдоль правого края человеческой полосы. Чем глубже они уходили вдоль правого края, тем более странным становилось их тело сновидения. Прошлой ночью ты сам был свидетелем чудовищных результатов сдвига вдоль правого края.

Он сказал, что новые видящие совершенно отличны в этом отношении, потому что не удерживают свою точку сборки вдоль среднего сечения человеческой полосы. Если сдвиг неглубок, как в состоянии повышенного сознания, то сновидец почти таков, как и любой на улице, за исключением некоторой уязвимости в отношении таких эмоций, как страх и сомнение. Однако при некоторой глубине сновидец, сдвигающийся вдоль среднего сечения, становится пузырем света. Таким образом, пузырь света – это тело сновидения новых видящих.

Он сказал также, что такое безличное тело сновидения более способствует пониманию и исследованию, а это лежит в основе всего, что делают новые видящие. Слишком очеловеченное тело сновидения древних видящих заставило их искать такие же слишком личные эгоистические ответы.

Неожиданно мне показалось, что дон Хуан подыскивает слова. – есть еще один человек, бросивший вызов смерти, – сказал он кратко. – настолько не похожий на тех четырех видящих, которых ты видел, что неотличим от обычного прохожего. Он совершил этот уникальный подвиг, приобретя способность открывать и закрывать свою брешь по желанию.

Дон Хуан почти нервно перебирал пальцами.

– Этим человеком, бросившим вызов смерти, является тот древний видящий, которого нагваль себастьян нашел в 1723 году. Этот день мы считаем началом нашей линии – вторым началом. Этот победитель смерти, который живет на земле уже тысячи лет, изменял жизнь каждого нагваля, с которым встречался – у одних сильнее, у других слабее, причем он встречался с каждым нагвалем нашей линии с 1723 года.

Дон Хуан пристально посмотрел на меня. Я почувствовал себя странно неловко. Я думал, что мое замешательство было результатом дилеммы: у меня были очень серьезные сомнения в подлинности этой истории и, в то же время, у меня была абсолютно несоответствующая этому уверенность в том, что все, сказанное им, правда. Я рассказал ему о своем затруднении.

– Вопрос рационального недоверия это не только твоя проблема, – сказал дон Хуан. – мой благодетель вначале тоже бился над этим вопросом. Конечно, позднее он вспомнил все, однако это потребовало много времени. Когда мы встретились, он уже собрал все, так что я никогда не видел его в сомнении. Я только слышал о нем.

Странно то, что те, кто никогда не останавливал взгляда на человеке, легче могут принять то, что он один из первоначальных видящих. Мой благодетель говорил, что его затруднения проистекали из того, что шок от встречи с таким существом соединяет вместе рад эманаций. И этим эманациям требуется время, чтобы разделяться.

Продолжая объяснения, дон Хуан сказал, что по мере того, как сдвигается моя точка сборки, придет момент, когда она наткнется на соответствующую комбинацию эманаций: в этот момент доказательства существования этого человека станут для меня совершенно очевидными.

Я почувствовал себя вынужденным еще раз говорить о своем двойственном состоянии.

– Мы отклоняемся от нашего предмета, – сказал он. – может показаться, что я пытаюсь убедить тебя в существовании этого человека. В действительности я хотел сказать о том, что этот древний видящий знает, как обращаться с накатывающей силой, ну а то, веришь ты или не веришь в его существование, не так важно. Однажды ты на опыте убедишься, что он действительно преуспел в перекрытии бреши. Той энергией, которую он заимствует у нагваля каждого поколения, он пользуется исключительно для закрытия этой бреши.

• Предыдущая
• 53/64
• Следующая