Дар Орла - Кастанеда Карлос - Страница 44
- Предыдущая
- 44/69
- Следующая
Женщина выглядела так, будто только что встала с постели. Она была в полном беспорядке. Наш стук, наверное, разбудил ее и она, видимо, надела платье из корзины с грязным бельем. Она была босая. Волосы ее были с сединой и страшно всклокоченные. У нее были красные глаза, похожие на пуговки. Она была домашней женщиной, но каким-то образом страшно внушительной и довольно высокой, около 170 см, темной и ненормально мускулистой. Ее голые руки были покрыты буграми мышц. Я заметил, что у нее очень красивой формы колени. Она мерила меня глазами с ног до головы, возвышаясь надо мной, и кричала, что не слышит моих извинений. Дон Хуан прошептал, что мне следует извиниться громко и ясно.
Как только я это сделал, женщина улыбнулась и, повернувшись к дону Хуану, обняла его, как ребенка. Она укоряла его, что не нужно было разрешать мне стучать, так как мои прикосновения к двери слишком скользящие и беспокоящие. Она взяла дона Хуана за руку и повела его в дом, помогая ему перешагнуть высокий порог. Она называла его «миленький старикашка». Дон Хуан смеялся. Мне было страшно видеть, что он ведет себя так, будто ему приятен тот вздор, что говорит эта ужасная женщина. Как только она завела «милейшего старикашку» внутрь дома, она повернулась ко мне и сделала знак рукой, как бы отгоняя прочь приблудную собаку. Она рассмеялась над моим удивлением, ее зубы были большими, неровными и грязными. Затем она, казалось, переменила свое решение и сказала, чтобы я вошел.
Дон Хуан направился к двери, которую я едва мог видеть в конце темного зала. Женщина выбранила его за то, что он идет, куда не следует. Она провела нас через другой темный холл. Дом казался огромным, и во всем доме не было света нигде. Женщина открыла дверь в очень большую комнату, почти пустую, кроме двух старых кресел в центре под самой тусклой электрической лампочкой, какую я когда-либо видел. Это была старомодная длинная лампочка.
Еще одна женщина сидела в одном из кресел. Первая женщина села на маленький соломенный половичок на полу и прислонилась спиной к другому креслу, затем она прижала колени к груди, совершенно при этом обнажившись. Она не носила трусов. Я уставился на нее, совершенно ошеломленный.
Отвратительно грубым тоном женщина спросила меня, почему я так уставился в ее влагалище. Я не знал, что сказать, и поэтому стал отнекиваться. Она поднялась и, казалось, собиралась ударить меня. Она требовала, чтобы я признался, что глазел на нее с разинутым ртом, потому что никогда в своей жизни не видел влагалища. Я чувствовал себя виноватым. Я был страшно раздражен и в то же время недоволен тем, что меня поймали в такой ситуации.
Женщина спросила дона Хуана, что это я за нагваль, если никогда не видел влагалища. Она повторяла это вновь и вновь, выкрикивая это во весь голос. Она обежала вокруг комнаты и остановилась около той женщины, что сидела. Она потрясла ее за плечи и, указывая на меня, сказала, что я – мужчина, который ни разу не видел влагалища за всю свою жизнь. Она смеялась надо мной и преследовала меня.
Я был обижен. Я чувствовал, что дон Хуан должен был что-нибудь сделать, чтобы спасти меня от этого посмешища. Я вспомнил, как он говорил мне, что эти женщины бывают совершенно безумны. Он еще недооценил их: эта женщин была готова для психбольницы. Я взглянул на дона Хуана, ища поддержки и совета. Он смотрел в сторону. Он казался таким же растерянным, хотя мне показалось, что я поймал злорадную улыбку, которую он быстро скрыл, отвернув голову. Женщина легла на спину и задрала юбку, приказав мне смотреть, сколько моей душе угодно, вместо того, чтобы бросать взгляды украдкой. Должно быть, лицо у меня покраснело, судя по тому, каким жаром облило мне голову и шею. Я был так раздражен, что чуть не потерял контроль над собой. Мне хотелось разбить ей голову. Та женщина, что сидела в кресле, внезапно поднялась и, схватив первую за волосы, рывком поставила ее на ноги, совершенно без видимых усилий. Она уставилась на меня через полуприкрытые глаза, придвинув свое лицо на расстояние 5-7 см от моего. Ее запах был на удивление свежим. Очень высоким голосом она сказала, что мы должны перейти к делу. Обе женщины стояли теперь рядом со мной под электрической лампочкой. Они не были похожими. Вторая женщина была старше и ее лицо было покрыто толстым слоем косметической пудры, что придавало ей вид клоуна. Ее волосы были ровно уложены в шиньон. Она казалось спокойной, разве что у нее постоянно дрожала нижняя губа и подбородок. Обе женщины были одинаково высокими и сильными на вид. Они угрожающе нависали надо мной и долгое время пристально на меня смотрели. Дон Хуан ничего не предпринимал, чтобы прервать их пристальное разглядывание. Старшая женщина кивнула головой, и дон Хуан сказал мне, что ее имя Зулейка и что она сновидящая. Женщину, которая открыла нам дверь, звали Зойла и она была сталкером. Зулейка повернулась ко мне и голосом попугая спросила, верно ли то, что я никогда еще не видел влагалища. Дон Хуан не мог больше сдерживаться и начал хохотать. Жестом я дал ему знать, что не знаю, как отвечать. Он прошептал мне на ухо, что для меня будет лучше, если я скажу, что не видел, а иначе я должен быть готов описать влагалище, потому что именно это Зулейка потребует от меня затем. Я так и ответил, и Зулейка сказала, что ей жалко меня. Затем она приказала Зойле показать мне влагалище. Зойла улеглась на спину под электрической лампочкой и раздвинула ноги. Дон Хуан смеялся и кашлял от смеха. Я попросил вывести меня из этого сумасшедшего дома. Он прошептал мне на ухо, что мне лучше будет смотреть хорошенько и казаться при этом внимательным и заинтересованным, потому что иначе нам придется оставаться здесь до прихода царствия небесного. После моего тщательного и внимательного осмотра Зулейка сказала, что я знаток, и что если я когда-нибудь еще натолкнусь на женщину без трусов, то не буду настолько грубым и грязным, чтобы позволять своим глазам выскакивать на лоб, потому что я теперь-то видел влагалище. Зулейка очень тихо провела нас во внутренний дворик. Она прошептала, что тут есть некто, ожидающий встречи со мной. Во дворике было совершенно темно. Я едва различал силуэты остальных. Затем я видел темные очертания человека, стоящего в нескольких футах от меня. Мое тело испытало непроизвольный толчок. Дон Хуан заговорил с этим человеком очень тихим голосом, говоря, что привел меня для встречи с ним. Он назвал этому человеку мое имя. После секундного молчания дон Хуан сказал мне, что имя этого человека Сильвио Мануэль и что он воин темноты и фактически лидер всей партии воинов. Затем Сильвио Мануэль заговорил со мной. Я подумал, что у него, видимо, какой-то дефект речи. Его голос был приглушенным и слова вылетали зарядами, словно мягкое покашливание. Он приказал мне подойти поближе. Когда я попытался приблизиться к нему, он отделился так, будто висел в воздухе. Он провел меня в еще более темный конец зала, двигаясь неслышно назад. Он пробормотал что-то, чего я не мог понять. Я хотел заговорить, но в горле першило и пересохло. Он еще 2-3 раза повторил мне что-то, пока до меня не дошло, что он велит мне раздеться. В его голосе и в окружающей темноте было что-то могущественное; я был не способен ослушаться. Сняв с себя одежду, я стоял совершенно голый, трясясь от холода и страха. Было настолько темно, что я не мог сказать, здесь ли дон Хуан и те две женщины. Я услышал тихое продолжительное шипение из какого-то источника в нескольких футах от меня и, ощутив холодный ветерок, понял, что Сильвио Мануэль, выдыхая воздух, обдувает им все мое тело. Затем он попросил меня сесть на мою одежду и смотреть на яркую точку, которую я легко мог различать в темноте – точку, которая, как мне казалось, излучала слабый желтоватый свет. Я смотрел на эту точку, по-моему, бесконечно долго, пока не сообразил внезапно, что точкой яркости был левый глаз Сильвио Мануэля. После этого я уже мог различить контуры его лица и тела. В холле не было настолько темно, как казалось. Сильвио Мануэль приблизился ко мне и помог мне подняться. Мысль о том, что можно с такой ясностью видеть в темноте, захватила меня. Мне даже было все равно, что я раздет, или, то, что, как я теперь видел, обе женщины наблюдали за мной. Очевидно, они тоже могли видеть в темноте, так как они в упор смотрели на меня. Я хотел надеть штаны, но Зойла вырвала их у меня из рук. Обе женщины и Сильвио Мануэль долгое время смотрели на меня, затем дон Хуан, подойдя из ниоткуда, вручил мне мои туфли, и Зойла провела нас по коридору к открытому дворику с деревьями. Я различил темный силуэт женщины, стоящей в центре дворика. Дон Хуан заговорил с ней, и она что-то пробормотала в ответ. Он сказал мне, что она южная женщина, что ее имя Марта и что она является курьером двух западных женщин. Марта сказала, что она могла бы поспорить, что я никогда еще не знакомился с женщиной, будучи голым, и что нормальным является сначала знакомиться, а уже потом раздеваться. Она громко рассмеялась. Ее смех был таким приятным, таким чистым и молодым, что по мне пошла дрожь. Этот смех перекатывался по всему дому, усиливаясь темнотой и тишиной вокруг. Я взглянул на дона Хуана, ища его поддержки, но его не было; не было и Сильвио Мануэля. Я остался один с тремя женщинами. Забеспокоившись, я спросил у Марты, не знает ли она, куда ушел дон Хуан. Как раз в этот момент кто-то схватил кожу на моих запястьях; я взвыл от боли. Я знал, что это был Сильвио Мануэль. Он поднял меня так, будто я вообще ничего не весил, и стряхнул с меня туфли. Затем он поставил меня в низкий бак с ледяной водой и опустился к моим коленям. Я оставался в баке долгое время, пока все они пристально меня изучали. Затем Сильвио Мануэль опять поднял меня и поставил рядом с моими туфлями, которые кто-то аккуратно установил рядом с баком. Дон Хуан опять вышел из ниоткуда и вручил мне мою одежду. Он прошептал, что мне следует одеться и оставаться еще некоторое время, чтобы быть вежливым. Марта подала мне полотенце вытереться. Я оглянулся, ища остальных двух женщин и Сильвио Мануэля, но их нигде не было видно. Марта, дон Хуан и я оставались в темноте, разговаривая долгое время. Она, видимо, говорила в основном дону Хуану, но мне казалось, что именно я был ее действительным слушателем. Я ждал, что дон Хуан подаст знак, когда уходить, но он, казалось, наслаждался оживленным разговором Марты. Она рассказала ему, что Зойла и Зулейка в этот день были в высшей точке своего безумия. Затем она добавила для меня, что почти все время они бывают совершенно разумны. Как бы открывая секрет, Марта рассказала нам, что причиной того, что волосы Зойлы были в таком растрепанном виде, было то, что по крайней мере треть их была волосами Зулейки. Случилось так, что обе они прониклись вдруг друг к другу исключительными дружескими чувствами и помогали друг другу делать прическу. Зулейка укладывала волосы Зойлы так же, как она уже делала сотни раз, но находясь теперь вне контроля, она вплела волосы Зойлы в свои, Марта сказала, что когда они поднялись, то тут же повалились наземь. Она бросилась им на помощь, но пока она успела войти в комнату, Зулейка одержала верх и, будучи более рассудительной, чем Зойла в этот день, решила отрезать ту часть волос Зойлы, которая была сплетена с ее волосами. В путанице волос она ошиблась и вместо Зойлиных обрезала свои. Дон Хуан смеялся так, будто это было забавнейшей вещью в мире. Я слышал мягкий кашель, подобный смеху, из темноты в дальнем конце двора. Марта добавила, что ей придется импровизировать шиньон до тех пор, пока у Зулейки отрастут волосы. Я смеялся вместе с доном Хуаном. Мне нравилась Марта. Две другие женщины были мне отвратительны. Они вызывали у меня чувство тошноты. Марта, с другой стороны, казалось, была проводником спокойной и молчаливой целенаправленности. Я не мог видеть черты ее лица, но воображал ее очень красивой. Звук ее голоса увлекал. Очень вежливо она осведомилась у дона Хуана, не хочу ли я поесть что-нибудь. Я ответил, что не чувствую себя удобно в присутствии Зулейки и Зойлы и у меня может разболеться живот. Марта заверила меня, что обе женщины ушли и, взяв меня за руку, провела через абсолютно темный зал в неожиданно хорошо освещенную кухню. Контраст оказался слишком сильным для моих глаз. Я остановился в дверях, пытаясь привыкнуть к свету. Кухня имела очень высокий потолок, была вполне современной и удобной. Мы уселись. Марта была молодой и очень сильной. У нее была полная чувственная фигура, круглое лицо, небольшие нос и рот. Ее иссиня-черные волосы были заплетены в косу и уложены вокруг головы. Я подумал, что ей, наверно, так же любопытно было посмотреть на меня, как мне на нее. Мы сидели, ели и разговаривали очень долго. Я был очарован ею. Она была необразованной женщиной, но своим разговором очаровывала меня. Она развлекала нас подробными отчетами о тех необычайных поступках, которые совершали Зойла и Зулейка, когда были сумасшедшими. Когда мы отъехали, дон Хуан выразил свое восхищение Мартой. Он сказал, что она, пожалуй, наилучший пример из всего, что он знает, как целеустремленность может влиять на человеческое существо. Без опыта и без всякой подготовки, благодаря лишь несгибаемому намерению, Марта успешно справлялась с самой трудной из всех вообразимых задач, взяв на себя заботу о Зулейке, Зойле и Сильвио Мануэле. Я спросил дон Хуана, почему Сильвио Мануэль не пожелал, чтобы я взглянул на него при свете. Он ответил, что Сильвио Мануэль находился в своей среде, в темноте, и что у меня еще будут бесчисленные возможности увидеть его. Во время первой встречи, чтобы он оставался в границах своей силы, полагается, однако, ему быть в темноте ночи. Сильвио Мануэль и эти две женщины жили вместе, потому что они являлись слитой группой потрясающих шагов. Дон Хуан посоветовал мне не делать скороспелых выводов о западных женщинах. Я встретил их в тот момент, когда они были вне контроля, но это отсутствие контроля относится только к внешнему поведению. У них есть внутреннее ядро, которое, неизменно, поэтому даже в минуты самого глубокого безумия они способны смеяться над своим поведением, как будто идет представление, поставленное кем-то другим. С Сильвио Мануэлем дело обстоит иначе. Он не был сумасшедшим ни в какой степени. Фактически, именно его глубокая трезвость давала ему возможность столь эффективно действовать с этими женщинами, потому что он и они находились на разных полюсах. Дон Хуан сказал, что Сильвио Мануэль таким родился, и все окружающие признавали его отличие от них. Даже его бенефактор, который был жестким и непреклонным со всеми, уделял очень много внимания Сильвио Мануэлю. Дону Хуану потребовались годы, чтобы понять причину такого предпочтения. Благодаря чему-то необъяснимому в своей природе Сильвио Мануэль, войдя однажды в левостороннее осознание, уже никогда оттуда не вышел. Его постоянное нахождение в состоянии повышенного осознания вместе с руководством его бенефактора позволило ему придти прежде, чем кому-либо другому, не только к заключению, что правило является картой, но также и к действительному проходу в другой мир осознания. Дон Хуан сказал, что Сильвио Мануэль неуязвимейшим образом уравновесил свои чрезмерные достижения тем, что поставил их на службу общей цели. Он стал молчаливой силой за спиной дона Хуана.
- Предыдущая
- 44/69
- Следующая
