Пирожок с человечиной - Кассирова Елена Леонидовна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/28
• Следующая

Дети были детьми по уму, но сердцем чувствовали взросло. Тридцать пар глаз устремлялись на стройную Катеринывгеньну с обожанием. Катин, особенно Костин, журналистский ореол был неотразим. Притом вне класса она, в красном вязаном колпачке и черной аляске, была своя, как ровесница. Филология пошла у них нарасхват. Дети не сводили с Кати глаз. И за ее худобу и вислый, как на вешалке, свитер уважали. После урока до следующего урока литераторшу обступали плотным кольцом, одни – спросить, другие – так постоять, при ней.

На классруководство Кате дали девятый. Из ее-то именно девятого девочки и пропали.

Девочки, правда, были те самые «Костины» Маша и Даша, которых в сентябре с подоконника между этажами согнали бомжи.

Тогда Касаткин к ним не пригляделся. И сейчас напряженно всматривался в цветной мутноватый квадратик, поляроидное фото. Эти фото кто-то надарил Кате в ее девятом: Катя у доски, Катя у окна, Катя между рядами, Катя где-то на ходу, улыбочка, юбка разметалась, все смазано, но красиво. Можно подумать, фотомодель.

На плохоньком снимке была видна Катина макушка над столом, остальное заслоняли с обеих сторон дети. Маша с Дашей стояли в сторонке. Полногрудые пышки с откляченным, как у уточки, задком. Такие сексапильны, пока учатся в школе.

Могло случиться что угодно, самое нехорошее.

Последний раз матери видели их утром, одноклассники – у школы, когда расходились после уроков, в начале третьего. Дальше след пропал. Денег у девочек не было. Родители еле сводили концы с концами и дочерям выдавали со скрипом десятку с получки.

Объявили розыск, заодно трех первых парней – эрэнъевца, пэтэушника и киоскера. Несколько раз сообщали по ТВ с показом фото. Провели опрос. На Машу и Дашу свидетели нашлись. Двух толстеньких девочек видели у конечной остановки экспресса № 777. Мол, обе были в оранжевых куртках и башмаках на платформе. Матери подтвердили. У Маши – красная куртка, у Даши желтая. У Маши – кроссовки на платформе, у Даши – башмаки на каблуках и с пряжками.

Ищейка участкового Голикова, действительно, от школы привела на автобусную остановку и залаяла.

Вот и всё.

Маша с Дашей пропали сразу после Костиной презентации.

Был конец школьной четверти. Народ перед Новым годом расслабился.

Но ударили наконец морозы, совпав, как всегда, с трагедией. Прошла первая снежная буря, намело снегу с запасом. И, хотя люди готовились к праздникам, воздух морозно оцепенел. Вечером после десяти все казалось льдом и мраком смерти. Снег под ногами скрипел адски зло.

Отношение митинцев к Косте и Кате тоже, мягко говоря, подмерзло. Люди при встрече опускали глаза. С Касаткиным почти никто теперь не здоровался. Словно стыдились за недавний праздник. Словно этот праздник всему виной!

Понятно, что Костя и Катя людей не крали. Но у чувства своя логика.

30-го к ним приехал Жэка и просился на каникулы, но они спровадили его и велели пока не приезжать.

31 декабря они сами уехали на Берсеневку встретить Новый год у Костиной бабушки.

Провожали их косыми взглядами. Отвечали: «С наступающим!» – неохотно.

В новогоднюю ночь исчезла Кисюк-младшая, Таечка. Вышла вынести ведро в мусоропровод и не вернулась совсем. Была в халате и тапках.

Раиса на рассвете бегала по дому, звонила куда-то без толку, выскакивала на улицу, вперемежку с подростковыми хлопушками кричала в окна: «Таечка, Таечка!»

Костя с Катей были тут ни при чем. Но в первое утро нового года, когда они подкатили к подъезду, встречные посмотрели на них с ненавистью.

В начале января уголовное дело о пропаже людей было возбуждено.

Ваняев и Петраков могли сбежать от призыва. Олег от «братков». Маша с Дашей, девочки шальные, допустим, бегали за поп-звездами. Но Таечка сидела дома. Днем наездилась, устала, чистила, как сказала Раиса, яйца для лососевого салата и ни за кем не бегала.

Криминал был налицо.

Костя бесплодно сидел за компьютером.

Летом душили старух, зимой крадут детей.

Сосед Ваняев. Веселовской сменщицы Зои Петраковой сын. Олег-киоскер. Катькины девятиклассницы. Таечка. Итого шесть.

Правда, Тая Кисюк не ребенок, тридцать лет, разведенка, и эти – не дети. Ваняев драками, даже просто угрозами «жидам» сам вполне тянул на 206-ую – ста-тью – «хулиганку».

Пропажи начались в ноябре. Осенью, как известно, обострение приступов у маньяков-убийц. В Митино, похоже, явился новый Чикатило. А смотрят косо почему-то на Костю.

– Ну и что же, что косо смотрят. Тебе с ними детей не крестить, – утешала Катя. – Наплюй. Маньяк не ты.

– Я, – шутил Костя.

Но скоро снова заговаривали о том же.

В самом деле, с какой стати тут маньяк? Маньяк нападает на слабых. А у Ваняева велосипедная цепь и перстень с шипом. И у Олега-киоскера…

– Кость, купи нам пушку.

– Где?

– В магазине «Охотник». Продают с восемнадцати лет любому.

– И что за пушка?

– Бьет на десять метров. Пневматическое ружье.

– Брось. У Олега из ларька был пэ-эс-эм. Не помогло.

– Что же делать?

– Ничего. Маньяк, по-моему, – чушь.

– Кость, давай уедем. Молчание.

– А, Кость?

Касаткин уезжать не хотел. Их отъезд никого не спа­сет. Даже, может, кого-то погубит. «Ведь я, в общем, один, – думал Костя, – мужик среди баб. Беленький и Лёва-Жирный не в счет. Остальные – черт-те что…»

– Сперва разберусь, в чем дело, – вслух сказал Костя.

– Ты уже разобрался однажды, – проворчала Катя, Она намекала на прошлые промахи. Но Костя сделал вид, что это комплимент.

– Лиха беда начало, – ответил он.

Этим все и кончалось. Переговаривались с Катей – и только.

Катя в эти дни бездельничала.

На каникулах хотела пойти с детьми в театр и на экскурсию – в Оружейку, конечно, чтобы показать «их с Костей» знаменитый ворованный драгоценный пернач. Родители отказались. Мало того. Они запретили детям подходить к Смирновой на пушечный выстрел. Слава Богу, у нее был дар выносить несчастье. Она, как всегда в мучении, сжала губы и просветлела.

А у самого Кости начались горячие деньки. Время было отпускное, праздничное. Народ жаждал ресторанов или, хотя бы, читки о них. Редакция удвоила Касаткину место для его рубрики.

Костя взялся жадно. После рождественского поста снилась еда. Сочинять было наслаждением.

Днями Костя строчил, авралил. А вечерами ходил на натуру – по клубам и кабакам. Иногда посещал два-три за вечер.

И везде ел. Страдал, видя, как их с Катей не любят, а сам угощался. Матери пропавших сходили с ума. Раиса Васильевна, Таечкина сестра, смотрела на Костю странными глазами. И сам Костя думал: «Где они? Почему пропали?» Но при этом пожирал суп из акульих плавников с имбирем и гусиный паштет под бешамелью, тянул из гофрированной трехцветной гэ-образной соломинки коктейль из семи компонентов и пил кофе «Голубая гора».

С Нового года все казалось безвкусным.

Но Костина колонка прославилась. Ему открыли двери все заведения. «Эксцельсиор» кормил очень дорогой говядиной. «НЛО», «Робинзон» и «Синяя борода» – менее дорогой экзотикой: мясом нутрий и змей. В геевских клубах цены были всякие, а кормежка стандартная, как в буфете в читалке или театре.

Касаткина потчевали бесплатно. В «Патэ&Шапо» Костя позвал Капустницу. Любви он ей дать так и не смог. Решил откупиться шиком.

Французский ресторан был действительно шикарным именно своей благопристойностью. Нинка от радости выглядела авантажно. Даже прозрачная блузка, которую в народе звали «мясо в целлофане», – в общей ресторанной респектабельности имела вид не подольской, а парижской.

И Капустница казалась не раскрашенной теткой, а ухоженной фрёй.

Костя с Нинкой заказали утиное крылышко и бутылку «Клико». Капустница смотрела на Костю, Костя – по сторонам.

В углу зала он увидел чье-то очень знакомое лицо.

От неожиданности Костя вдохнул шампанское не в то горло и зашелся кашлем. Когда он снова поднял глаза, в углу никто не сидел. Было много мрака и воздуха. Вино действовало. У Кости, наверно, разыгралось воображение.

• Предыдущая
• 6/28
• Следующая