Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы) - Роговин Вадим Захарович - Страница 30

Письмо Троцкого сразу же вызвало смятение в рядах правящей фракции и беспокойство по поводу того, что его содержание может стать известно широким кругам партии. На заседании Политбюро 11 октября, впервые обсуждавшем это письмо, некоторые члены и кандидаты в члены Политбюро, ещё не связавшие себя тесно с «тройкой», признали ненормальность сложившегося внутрипартийного режима. Так, Дзержинский потребовал обновления Московского комитета как слишком бюрократического, отчего рядовые члены партии в Москве не считают возможным открыто высказывать своё мнение в рамках партийной организации, а делают это за её спиной. Бухарин, выступая против предложения о том, чтобы новым постановлением Политбюро обязать членов партии сообщать о внутрипартийных группировках, сказал: «Это только повредит. Это будет понято, как избыток полицейщины, которой и без того много. Нам необходимо резко повернуть руль в сторону партийной демократии»[236]. Никто из присутствовавших не выступил против этих слов Бухарина, а Молотов даже подчеркнул, что это «азбучные истины».

Вместе с тем, большинство членов Политбюро обратилось к Троцкому с просьбой об отсрочке рассылки его письма членам ЦК и ЦКК. Троцкий согласился с этим и сообщил, что со своим письмом он ознакомил лишь небольшой круг ответственных товарищей, не входящих в состав ЦК и ЦКК.

Обеспокоенное тем, что Троцкий впервые вынес за пределы ЦК свои разногласия с большинством Политбюро, последнее сделало попытку представить письмо Троцкого «платформой, на основе которой делаются энергичные попытки к образованию фракции»[237]. Для выработки такого обвинения 14 октября было созвано заседание бюро Московского комитета партии, на котором утверждалось, что письмо Троцкого распространяется среди членов Московской организации, что при этом происходит «обход работников, собирание подписей, требование созыва Съезда»[238]. (В основе такой информации лежали, очевидно, слухи о подготовке документа, названного впоследствии «Заявление 46-ти»). Бюро МК высказалось против широкой дискуссии по вопросам, поднятым в письме Троцкого, и предложило ограничиться обсуждением этих вопросов на пленуме ЦК с участием представителей крупнейших партийных организаций.

15 октября было разослано письмо Молотова и Томского членам Политбюро, в котором выражалась обеспокоенность тем, что письмо Троцкого уже проникло в широкие партийные круги и может в ближайшее время стать предметом обсуждения районных собраний Московской организации. По поводу этих утверждений Троцкий заявил, что он немедленно, согласно договоренности на прошлом заседании Политбюро, принял меры к тому, чтобы письмо не получило распространения до следующего заседания Политбюро, и что он считает исключённой возможность распространения письма и тем более сбора под ним подписей. Очевидно, предполагая, что распространение письма является провокацией со стороны Сталина, желавшего получить предлог для обвинения Троцкого и его единомышленников во фракционной деятельности, он подчёркивал, что если письмо «кем-либо распространяется, то не по моей воле» и просил проверить, не идёт ли это распространение «через технический аппарат Секретариата ЦК»[239].

В тот же день было созвано заседание Президиума ЦКК, которое обсудив письмо Троцкого (в его отсутствие), приняло резолюцию, развивавшую обвинения, выдвинутые бюро МК. В ней утверждалось, что «партия этим письмом поставлена перед фактом выступления одного из членов ЦК с определённой платформой, противопоставленной проводимой ныне нашей партией, в лице её Центрального Комитета, политике»[240] и перед попыткой организации фракции на этой платформе, поскольку письмо якобы стало достоянием широких партийных кругов. Президиум ЦКК призвал во что бы то ни стало избежать широкой партийной дискуссии по письму Троцкого и изжить разногласия на ближайшем пленуме ЦК и ЦКК, запретив до вынесения его решений разглашение письма.

Существенное изменение в создавшуюся ситуацию внесло представленное в тот же день, 15 октября, в Политбюро ЦК «Заявление 46-ти». Оно было названо так потому, что его подписали 46 членов партии со стажем до 1917 года. В этом документе так же, как и в письме Троцкого, нетрудно обнаружить перекличку с ленинскими идеями «политической реформы». В «Заявлении 46-ти» вопросы изменения внутрипартийного режима и борьбы с аппаратным бюрократизмом ставились шире и острее, чем в последних ленинских работах, поскольку за несколько месяцев после отхода Ленина от руководства партией авторитарно-бюрократические тенденции в партийной жизни намного возросли. «Под внешней формой официального единства, — говорилось в этом документе, — мы на деле имеем односторонний, приспособляемый к взглядам и симпатиям узкого кружка подбор людей и направление действий. В результате искажённого такими узкими расчётами партийного руководства партия в значительной степени перестаёт быть тем живым самодеятельным коллективом, который чутко улавливает живую действительность, будучи тысячами нитей связанным с этой действительностью. Вместо этого мы наблюдаем всё более прогрессирующее, уже почти ничем не прикрытое разделение партии на секретарскую иерархию и «мирян», на профессиональных партийных функционеров, подбираемых сверху, и прочую партийную массу, не участвующую в общественной жизни»[241].

В «Заявлении 46-ти» выразительно описывались нездоровая атмосфера внутри партии и механизмы аппаратного подбора кадров, подрывающие уставные принципы и нормы партийной жизни. «Члены партии, недовольные тем или иным распоряжением ЦК или даже губкома, имеющие на душе те или иные сомнения, отмечающие «про себя» те или иные ошибки, неурядицы и непорядки, боятся об этом говорить на партийных собраниях, более того — боятся беседовать друг с другом, если только собеседник не является совершенно надёжным человеком в смысле «неболтливости»; свободная дискуссия внутри партии фактически исчезла, партийное общественное мнение заглохло. В наше время не партия, не широкие её массы выдвигают и выбирают губернские конференции и партийные съезды, которые в свою очередь выдвигают и выбирают губкомы и ЦК РКП. Наоборот, секретарская иерархия, иерархия партии всё в большей степени подбирает состав конференций и съездов, которые всё в большей степени становятся распорядительными совещаниями этой иерархии»[242].

Для характеристики положения, сложившегося в партии, авторы «Заявления 46-ти» использовали термин «режим фракционной диктатуры внутри партии». Этот режим, по их мнению, сложился после X съезда. Авторы письма подчёркивали, что некоторые из них с самого начала относились к «диктатуре внутри партии» отрицательно, другие — сознательно пошли на «непротивление» такому режиму, считая, что поворот к нэпу, а также болезнь Ленина оправдывают его в качестве временной меры. Но все они сходились в том, что такой режим уже к XII съезду изжил себя и стал совершенно нетерпимым: «…Он убивает самодеятельность партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом, который действует без отказа в нормальное время, но который неизбежно даёт осечки в моменты кризисов и который грозит оказаться совершенно несамостоятельным перед лицом надвигающихся серьёзных событий»[243].

В «Заявлении 46-ти» констатировалось, что опасность состоит не только в наличии бюрократического партийного аппарата, который сковывает самодеятельность партии, но и в том, что этот аппарат превратился в средство проведения фракционной политики и агрессивного подавления любого инакомыслия, любого несогласия с позицией большинства Политбюро и ЦК.