Суеверие - Амброуз Дэвид - Страница 16

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая

— Как вы знаете, — сказал он в ходе вступительной речи, — мисс Джоанна Кросс собирается написать об этом эксперименте статью для журнала «Наш город». Она не станет использовать в статье ваши настоящие имена, разве что, — добавил он с улыбкой, — вы сами этого захотите. В таком случае, она, разумеется, пойдет вам навстречу. Естественно, сам я тоже буду вести записи для профессиональной публикации в научном издании, но без вашего разрешения также не стану упоминать ничьих имен.

После этого он предложил, чтобы каждый рассказал немного о себе. Мэгги Мак-Брайд с большой неохотой начала первой, и вскоре стало ясно, что под ее природной застенчивостью скрывается гибкий ум и твердое сознание того, кто она есть.

Мэгги родилась в Шотландии, в городе Элгине. Ее родители эмигрировали в Канаду, когда ей было двенадцать лет. В Ванкувере она познакомилась с неким Скоттом Джозефом Мак-Брайдом и вышла за него замуж. Они с мужем работали у одного богача — она кухаркой, а он парикмахером — и вместе с хозяином переехали в Нью-Йорк. Интерес к парапсихологии возник у Мэгги благодаря жене ее нанимателя, которая частенько устраивала спиритические сеансы. Мэгги, правда, призналась, что хотя во время этих сеансов она и играла «отведенную ей роль», но никогда особенно не верила, что из этого что-то получится. У них с Джо было двое детей, которыми они очень гордились. Сын — химик-технолог, женат, есть ребенок; дочь — инвестиционный аналитик на Уолл-Стрит. Когда пять лет назад Джо умер от рака, Мэгги осталась домработницей у своих постаревших хозяев. Пару лет назад в рекламном проспекте Ассоциации Парапсихологов ей попалось на глаза объявление о наборе добровольных помощников, и она из любопытства на него откликнулась. Мэгги принимала участие в одном из экспериментов Сэма. Результаты у нее были хорошие, но в пределах нормы. Сама она никогда не сталкивалась ни с чем сверхъестественным и подозревала, что чаще всего это выдумки людей, которые надеются таким образом заработать себе на хлеб, но, в общем, была человеком широких взглядов.

Барри Херст говорил за себя и за Дрю, но всегда соглашался, если она его поправляла, что случалось нечасто. Они оба были из Куинса и знали друг друга с детства. Оба вышли из рабочей семьи. Став постарше, Дрю решила пойти в сиделки, у Барри же в те времена начались постоянные столкновения с законом. Он довольно туманно изложил причину, которая подвигла их жениться (Джоанна подумала, что Дрю просто-напросто залетела), но их союз явно оказался удачным. Барри остепенился и теперь, в сорок один год, был владельцем небольшой фирмы по продаже сантехники. Когда он заявил, что образования у него никакого, Дрю возразила, что каждую свободную минуту он проводит за книгой и особенно начитан по части истории и философии. Кроме того, с гордостью добавила она, у него большая коллекция классической музыки, и за работой он частенько насвистывает Моцарта. Воодушевленный ее словами, Барри признал, что «в общем-то всего в жизни добился сам».

Десять лет назад в автокатастрофе погибла их единственная дочь. Ей было одиннадцать лет. По словам Барри, он тогда едва не помешался от горя, и только железная воля Дрю помогла ему устоять. И все же он остался агностиком, хотя жена его была убежденной католичкой. Впрочем, это обстоятельство, казалось, им ничуть не мешало. Сюда они пришли, в заключение сказал Барри, потому что он прочитал в журнале статью о работе Сэма и захотел узнать о ней поподробнее.

Роджер Фуллертон скромно отрекомендовался преподавателем физики, который уже знает, что вселенная иррациональна, но пока не знает насколько и надеется выяснить это в ходе эксперимента.

Пит Дэниельс, глубоко взволнованный тем, что сидит за одним столом с самим Фуллертоном, сказал, что ему двадцать один год, что родился он в Кентукки и изучал физику в Кал-Техе. Он заявил, что не пошел на производство и не стал искать какого-либо еще практического применения полученным знаниям, потому что это казалось ему безнадежно скучным занятием; вместо этого он начал работать у Сэма. (Сэм уже говорил Джоанне, что у Пита душа истинного исследователя, и такие, как он, на вес золота, хоть и платят им ореховой скорлупой.) Пит был до забавного простодушен, и Джоанна почувствовала, что всем в группе он сразу же понравился.

Уорд Райли умудрился рассказать о себе даже меньше, чем Джоанна знала о нем со слов Сэма. «Бывший бизнесмен, который всю жизнь испытывал интерес ко всем видам паранормальных явлений». И все. Любопытнее всего было, однако, что никто не проявил желания узнать о нем больше. Было в нем что-то, что заставляло людей сразу принимать его таким, как он есть, и не требовать ничего сверх того, что он предлагал сам.

Оставалась только Джоанна. Поскольку всем уже было известно, кто она и зачем здесь находится, Джоанна предложила задавать ей вопросы, если кого-то интересует что-то конкретное. Барри Херст спросил, верит ли она, после того, как разоблачила Храм Новой Звезды, в сверхъестественные явления? Джоанна ответила, что верит в той же степени, как и все присутствующие. Конечно, описания прошлых опытов, подобных этому, вполне убедительны, но свои выводы она сделает, только когда собственными глазами увидит, как стол, за которым они сидят, летает по комнате.

Фуллертон улыбнулся и заметил, что о себе может сказать то же самое. После этого собрание перешло в обычную болтовню за чашечкой кофе. Сэм был явно доволен, что ему удалось создать нужную атмосферу. Наконец он решил, что для первого знакомства достаточно, и распустил собрание. Через три дня должна была состояться новая встреча.

— И тогда, — сказал он, — мы начнем выдумывать нашего призрака. И тогда, перефразируя Бетти Дэвис, «пристегните ремни» — потому что, если мы добьемся чего-нибудь, нас ждет тряская дорога.

— Что это? — Джоанна смотрела на металлический контейнер с вязкой голубоватой жидкостью без запаха.

— Парафин. Гляди, — Сэм засучил рукава и погрузил в контейнер руку. Когда он ее вынул, она была покрыта полупрозрачной пленкой, словно тонкой перчаткой. — Он высыхает почти мгновенно и легко снимается, — Сэм снял пленку с тыльной стороны ладони. — Видишь, узор кожи отпечатался до мельчайших деталей.

— Очень интересно. Я полагаю, ты неспроста мне это показал?

Они находились в задней комнате, где была фотолаборатория, стояла газовая плита и висели несколько полок с химическими реактивами. Сэм принялся объяснять Джоанне свою мысль, попутно счищая с руки остатки парафина:

— В двадцатые годы жил такой польский банкир по имени Франек Клуски, который в сорок пять лет обнаружил у себя способности медиума. По свидетельствам тех, кто ходил на его сеансы, он создавал прямо из ничего фигуры людей, полулюдей, животных и полуживотных. Единственная сложность заключалась в том, что после сеанса они исчезали, так что никто не мог доказать, что они действительно были, хотя люди их видели и даже трогали. Тогда один исследователь предложил призракам во время сеанса окунуть руки в чашу с парафином. Призраки весьма охотно согласились, и когда сеанс кончился, на полу остались пустые парафиновые перчатки. Оставалось только залить их гипсом, чтобы получить прекрасные слепки... конечностей тех существ, которые их оставили.

Джоанна уставилась на него и убежденно сказала:

— Нам тоже надо будет так сделать!

— В институте метапсихологии в Париже хранится целая коллекция гипсовых слепков, полученных таким способом. Их называют «руками фантомов».

— Хотела бы я посмотреть на физиономию Роджера, когда он об этом узнает.

Сэм засмеялся:

— Еще интереснее будет взглянуть на него, когда ему на колени шлепнется такая перчатка и потусторонний голос спросит, как он может объяснить это явление.

— Знаешь, — задумчиво проговорила Джоанна, — ты очень правильно поступил, когда позвал Роджера в эту группу. Как ты и говорил, если он удостоверится в существовании нашего привидения, скептикам будет сложно с ним спорить.

• Предыдущая
• 16/66
• Следующая