Проклятие Марены - Пфлаумер Инга "Warda" - Страница 12

Рядом с гробницей некроманта сидел обессиленный Вердо — он был цел, но, видимо, схватка потребовала слишком много энергии. На мага, рыча, надвигались волки. Я держала несколько клинков в ладони — испачканные в волчьей крови лезвия прилипали к рукам, но привести оружие в порядок не было времени. Клинки звучно рассекли воздух, и три волка упали на пол; ещё двух, уже в прыжке, посохом остановил Монах. Зубы зверей сжались вокруг священного предмета — и волки тут же отлетели в сторону, чуть поскуливая. Не знаю, из чего сделано оружие Монаха, но к этому посоху лучше не притрагиваться никому, кроме его обладателя. Мечи Тарку со звоном упали на пол — Шторм победил.

Я перевела дух, как вдруг стоящий рядом Монах как-то странно дёрнулся. Из его рта выбежала тоненькая струйка крови, а в глазах появилось удивлённое выражение, как у того возницы, что я убила, казалось, целую вечность назад. Старец осел на пол — за его спиной стоял лучник. На залитом кровью лице Эйгля сияла улыбка. Одноглазый с криком бросился на юношу, тот поднял лук — но мое лезвие тут же пробило бледную ладонь. Руки Одноглазого сомкнулись на шее последнего воеводы. Эйгль захрипел, и уже на последнем издыхании прошептал: "Вы все прокляты. Сокровища Марены не принесут вам счастья". Но к проклятиям нам было не привыкать.

Стрела вошла Монаху в спину и пробила грудь. Он хрипел, и с каждым выдохом у губ его пузырилась кровь. Было понятно, что схимник уже не жилец.

— Не успел… — выдохнул раненый. Мы молчали. — Хотел доказать им, что я прав. Что зря они меня вышвырнули. Гордыня обуяла… А теперь — поздно… Шторм! — ганарец присел рядом с Монахом. Старец отогнул ворот рясы и достал амулет четырёхликого Белобога на цепочке. — Кто жив останется — пусть отнесёт это в Аркон, его святительству Властимиру Арконскому, верховному волхву Свентовита. Передаст ему пусть со словами "Газерим Ларион гордыню отверг и смиренно молил о прощении. Пусть краду пустой оставят по Лариону — не как по отступнику от веры, но как по простому схимнику. И на первый сухень, в навий день тризну отпоют"…

Шторм кивнул. Монах задержался на этом свете ещё лишь несколько мгновений.

— Щурова межа… — прошептал он прежде, чем дух его отлетел к праотцам.

Сил на погребальный костёр не осталось. Да и не из чего было его разводить, в банках склянках, единственном наследии Монаха, не разобрался бы никто, кроме него самого.

Я отправилась собирать оружие и доспехи. Странно, но тела слуг Марены исчезли, словно их никогда и не было. Разбитый саркофаг снова был цел, будто никто его и не трогал. На полу остались только топор, два меча странной формы, посох, увенчанный черепом, золотистый лук и шлем из головы белого волка. Все эти предметы отправились в мешок.

— Всё собрала?

Я кивнула Шторму. Двери в конце зала распахнулись, словно приветствуя нас.

Мы вошли в большой зал с колоннами. Стены были украшены ледяной резьбой, колонны служили источниками холодного, голубоватого света. В нишах по правую руку стояли три статуи, и столько же — по левую.

Эти статуи сложно было не узнать. Мы только что сражались с их оригиналами. Ледяной повелитель волков стоял в первой нише, закинув на плечо деревянную дубину. У ног его сидел огромный волк. Вторую нишу занимал погибший последним лучник. Он словно готовился к выстрелу. Подчиняясь руке скульптора, белые волосы Эйгля развевались от ветра.

В последней нише стоял маг, уничтоженный Вердо. Мантия с вышитым черепом — гербом некромантов, не оставляла в этом сомнений. Огромные глаза Самеди казались темнее, чем всё лицо, словно лёд там был окрашен кровью.

На другой стороне первым замер великан с топором. Все узоры на серебряном тесаке были воспроизведены в точности. Рядом с ним застыл ледяной Тарку с двумя мечами наизготовку. Казалось, ещё секунда — и он ринется в бой. Но больше всего меня заинтересовала последняя статуя. В крайней левой нише стоял тот самый, последний воевода Марены. Даже не знаю, чего я ожидала увидеть, но точно не симпатичного парня с растрёпанными волосами, собранными в хвост. Он был чем-то похож на Ройко, только черты лица были чуть более тонкими и одухотворенными. Парнишка в обычной рубашке, брюках и высоких сапогах, стоял, опираясь на шест. На протянутой руке его лежала горсть снежинок. Каким же чудовищем должна была быть Марена, чтобы вынудить такого милого парня убить себя? Впрочем, что это я… "милый парень". Вряд ли такие слова могут быть применимы хоть к кому-то из слуг ледяной колдуньи.

Сама Марена сидела в конце зала. Я даже испугалась на секунду, такой живой она выглядела. Живой и удивительно красивой. Чёрные волосы ровной волной лежали на плечах, огибая высокую грудь. Точеную фигуру подчёркивало белоснежное платье, украшенное льдинками. Глаза Марены, обрамлённые агатовыми ресницами, были закрыты. Как только мы подошли ближе, по залу полетел то ли шепот, то ли ветер, то ли чьё-то дыхание. Ресницы вздрогнули — колдунья открыла глаза. Я тут же схватилась за нож и спряталась за колонной. Шторм отпрыгнул куда-то в сторону, Одноглазый принял боевую стойку. Только Вердо никак не отреагировал на проснувшуюся колдунью.

— Сотни лет прошли, а людишки всё не могут оставить меня в покое, — проворила Марена, но губы её не шевелились — и от этого становилось только жутче. — Сокровищ жаждете? Хотите купить себе счастье?

По залу полетел ледяной смех.

— То, чего вы жаждете — за дверьми, что по бокам от трона. Верните мне карту, а моим людям — оружие, и идите, берите то, чего алчут ваши жалкие душонки. Никому из вас мои сокровища удачи не принесут. Так будет.

Воцарилось молчание.

— Она живая или мёртвая, я чего-то понять не могу? — поинтересовался Одноглазый, подходя к трону.

— В замке нет ничего живого, — заметил Вердо и подошел к первой двери, справа от трона. Дверь была заперта, и как мы ни пытались открыть её, как Одноглазый не старался расшибить ледяные ставни богатырским плечом, как ни жег лёд огненными вихрями Вердо — дверь не открывалась.

Шторм подумал пару минут, достал из кармана карту, свернул трубкой и вложил в белую руку северной колдуньи. Запертые двери тот же час распахнулись.

Все приблизились к проёму, чтобы заглянуть внутрь и увидеть то, ради чего мы сюда пришли. А посмотреть было на что. Всё пространство внутри было завалено украшениями, предметами быта и оружием. В свете, исходящем от стен, драгоценные камни на ожерельях, диадемах, кольцах, вазах, подносах и прочем вспыхивали миллиардами огоньков. Шторм осмотрел проход, но никаких ловушек не нашел.

— Гляньте-ка сюда! — крикнул Одноглазый от второй двери. Его голос доходил до меня словно сквозь вату. В Кулаке мы часто похищали драгоценности и золото, но столько добра, собранного в одном месте, я не видела никогда.

Боясь, что стоит отвернуться, и все мои сокровища исчезнут, я ответила:

— Что там у тебя?

— Золото! Кучи золота! Меха всякого зверья. Я таких никогда не видел. А ткани!

— Собирайте здесь всё, что можете унести. Я с Одноглазым займусь второй комнатой — распорядился Шторм и вышел.

Всё ещё не до конца веря своим глазам, я достала мешки и начала собирать драгоценности. Сначала хватала полными горстями и просто ссыпала в мешок, но спустя несколько минут стало понятно, что увезти с собой всё мы не сможем. Даже если бросить всю поклажу, оставить в снегах еду и одежду, всё равно ни мы, ни лошади не справятся с этим грузом. Я стала выбирать ценности подороже. Те, где камни были покрупнее, да работа искуснее.

— Не набирай больше, чем сможешь унести — посоветовал вернувшийся Шторм.

— Но мы же не сможем сюда вернуться!

Я тяжело вздохнула. Всё моё существо противилось мысли о том, что придётся оставить здесь столько золота.

— А может, нам, как соберёмся уходить, карту у неё назад забрать? — предложила я.

— Какая хорошая мысль, девочка. Конечно, Марена её тебе сразу отдаст, она же эту карту только подержать хотела, — съязвил Шторм, но сейчас его насмешки меня не злили. Что они в сравнении с богатствами, которые останутся здесь, рядом с трупом ведьмы, которой эти сокровища уже никогда не понадобятся?