Приключения 1985 - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 74

• Предыдущая
• 74/106
• Следующая

Но соседка возвращается из ночной смены, и дверь к соседу открыта, и свет у него горит, а сам в одежде спит! Опять набрался! Она, соседка, знает — его уже однажды дружок притаскивал в жутком состоянии. Всякие фельетоны пишет, а сам-то хорош! И свет не гасит, хоть и спит. А за свет пополам платить, а у нее только лампочка одна, и она ее выключает сразу, когда не надо… Потом на кухню пошла чаю «скипятить» после смены, и там тоже свет «негашенный»! И тут решила, что надо ему все сказать!.. А он и не просыпается, белый какой-то, даже желтый. Вот…

Куртов тем временем уже осмотрел комнату, обнаружил магнитофон «Легенда» во включенном состоянии. Он, магнитофон, тихо шипел — всю ночь батарейки свои просаживал вхолостую. Потому что врач наш из бригады уже сказал — между одиннадцатью и часом ночи это произошло. Хотя точнее он скажет попозже.

Соседку успокаиваем, протокол оформляем. Смотрю на машинку — лист бумаги:

Вот и все, что там было. Начало очередного фельетона, наверное. А на кассете, когда я ее перевернул, была музыка. Рояль вел себя солидно и уверенно. И вот к нему почти неслышно подкрадывается скрипка. И когда они встречаются, возмущается большой барабан, привлекая внимание общественности. И та — в лице тромбонов, фанфар, кларнетов — немедленно откликается и трубит всем, что…

Но тут Куртов смотрит на меня. Он часто на меня так смотрит, с тех пор, как мы познакомились. Я его понимаю… И снова контролирую себя (какая может быть музыка сейчас?!), переворачиваю кассету еще раз. А там:

— Спекулянт, наверное, — роняет Куртов. — Запись на улице. Возможно, очередной герой…

Куртов стоит в дверях, загораживая выход, и постукивает пальцами по косяку — дробно, сухо, часто. Старший… Как-то у него получается выглядеть старшим. Хотя мы с ним, по существу, ровесники. И по званию тоже… Опыт, наверное. Я что? Политех, распределение, чуть больше полгода на врастание в коллектив конструкторского бюро — и по комсомольскому набору в милицию. И за плечами в погонах — несколько месяцев на курсах и еще месяц уже в нашем райотделе. Плюс детективная мешанина из прочитанного: пиф-паф, иду по следу, руки вверх!.. А Куртов сразу после армии и уже много лет. Куртов умеет себя контролировать и эмоции умеет придерживать. Главное — факты.

Факт — звонок в райотдел. Факт — обнаружен труп. Факт — банальный инфаркт. По предварительному заключению… Отсутствие события преступления. Собственно, наша с ним миссия окончена. И скорее даже моя. Все потому, что на стыке дежурств. И мне бы сейчас спать и спать. Тем более ночка была! Разбирались с пьяной дракой. Машина возвращалась с маршрута: «А я не лез, я разнимал! Витек, скажи!.. Разрешите доложить! Оказал сопротивление, хватал за воротник… Слушь, лейтенант! Будь человеком! Не трогал я вашего! Держал просто одной рукой, легонько! А другой рукой бутылку заканчивал! Так вы же все равно загребете, так хоть чтоб добро не пропадало! Ну, ты человек или кто?! Еще доставили! Нарушали ночной общественный порядок путем распевания песни «Как прекрасен этот мир» в неположенном месте…»

Спать хочется… Только «Салем» и «Шипку» одновременно не курят. Или то, или другое. Или… один курит одно, другой — другое… Значит, что? Был кто-то?.. А кто? А когда?.. До? После? Во время?.. Надо бы выяснить, кто здесь вчера гостил. Для Куртова важны факты, а разные окурки — это не факт?

Инфаркт инфарктом, но у фельетониста Гатаева врагов должно быть множество. Фельетон — не юбилейная речь. А неоказание помощи — тоже преступление. То есть Гатаев курил, скажем, «Салем» (как-никак пресса, и все такое), а второй — «Шипку». Тут удар с Гатаевым, а гость уходит. Не вызвав «скорой», никого не вызвав… А? Богатое у меня воображение! Снова детективная мешанина? Потому что первый раз сталкиваюсь с покойником? И Куртов снова смотрит на меня… Я его понимаю. Но!

Но это мы еще поглядим, так ли все просто…

Рядовой случай… Может, для людей с опытом он и рядовой, но у меня и ряда еще не выстроилось. Всего месяц с небольшим при погонах — какой тут опыт?! Да еще и в отпуск сразу — догуливать за свою бытность в КБ. Отпуск — это хорошо. И последнее дежурство. И Сашка уже свою «Яву» отладил, а я — свою. И уже договорено — сроки, горючее, маршрут. Средняя полоса — лучшее место для мототуризма. Только вот отосплюсь…

Тем более Куртов говорит: «Какое дело?! Какая прокуратура?! Езжай! И без тебя тут хлопот…» Тем более Сашка говорит: «Охота тебе! Ты же все сделал — выехал на место, осмотрел, доложил! И вообще уже не в твое дежурство! Поехали, а то дожди зарядят через неделю, дороги раскиснут!» И я говорю: «Нет уж!»

Странность моего поведения — не странность даже, а… В общем, оперуполномоченный Федоров Михаил Сергеевич, то есть я, не любит, когда ему говорят «и без тебя тут хлопот…». Он, наверно, действительно еще многого не освоил и не усвоил. Он действительно мыслит категориями затрепанных детективных книжек. Но тем не менее он знает, что опыт — дело наживное. И что его надо наживать. И пусть Куртов недовольно цокает языком, но я все же забираю — по протоколу — и кассету с магнитофона, и блокнот Гатаева, и еще один листик с пола.

Пока придет заключение о смерти Гатаева из области, пока Куртов получит его после вскрытия, пока будет составлен протокол об отказе в возбуждении уголовного дела: за отсутствием события преступления… До тех пор для меня событие остается событием… Смерть газетчика, фельетониста. В районном центре — это фигура. И обстоятельства странные… Куртов снова смотрит — я его понимаю. Но понимать и принимать — разные вещи…

— Сидорова! Ты мысли читать умеешь? Нет, ты мысли читать умеешь?!

Ага! Значит, эта пожилая очаровашка — Сидорова. Читал, помню, попадалась эта фамилия в нашей районной четырехполоске. Крепко, основательно. Правда, немного с придыханиями. Но интересно… Она и сейчас с придыханиями — но уже не пишет, а говорит. Человеку за столом, который сверкает ножницами.

— Ты, старик, должен понять, старик, что это интересно и нужно, старик! И читательницы ведь ждут, старик! Ведь на субботу же, старик! У меня, старик, уже грибной суп приготовлен на восемьдесят строк, старик! И зразы, старик!

— Си-до-ро-ва! — шумит «старик». — З-з-зраза! Уйди! Я сказал — у тебя хвост?! Я сказал — обрубаю?! И обрубаю! — Он продолжает сверкать ножницами, отсекать все лишнее, поливать клеем, пририсовывать кому-то зубы на фотографии. Ответственный секретарь — так на двери написано…

Но мне нужен редактор. «Старик» полководчески указывает ножницами на дверь: «Через одну комнату».

Через эту одну комнату иду под треск пишмашинок. Сидят в два ряда — слева, справа. Лицом к лицу. Дистанция два шага — перестреливаются, печатают. И вот по этой нейтральной полосе дохожу до двери со свежей табличкой «Ю. А. Дробышев».

Ю. А. Дробышев сидит в пелене дыма, курит и сокрушается в телефонную трубку:

— …А я родился-учился здесь, женился здесь, развелся здесь… Ну, да! Еще в позапрошлом году… И умру, наверно, тоже здесь! — Вытряхнул из пачки «Салема» еще одну сигарету, прикурил от предыдущей. — А у них по плану только два сборника в год… Да нет! В порядке! Какая хандра?! Просто ною… Пройдет! Что? Хорошо, передам. Счастливо!..

Положил трубку. С тоской глянул на мою папку.

— Роман? Или записки охотоведа?

Потом он извинился, когда выяснилось, что сходство с охотоведом у меня чисто внешнее и что я об этом даже не подозревал. И он сразу понял и спросил:

• Предыдущая
• 74/106
• Следующая