Меня не купишь - Касарьего Мартин - Страница 17

• Предыдущая
• 17/37
• Следующая

— Расскажи мне о себе, — попросила Роза. — Ты вдруг бесследно исчез. Ты мог бы написать мне или… — рука, которую я гладил, выскользнула, чтобы нарисовать что-то неопределенное в воздухе, — ну хоть что-то.

— Прости, — сказал я. — Когда мы познакомились, у меня все было хорошо. Я работал телохранителем у мафиози, банкиров, бизнесменов, иногда все эти три ипостаси соединялись в одном человеке, к тому же пьянице и бабнике. Иногда даже доводилось иметь дело с честными людьми. Это служило для меня стимулом. Я получил пулю в колено, потерял Эльзу и скатился во второй эшелон. Я служил вышибалой на дискотеках, начал пить. Неприглядная история, но другой у меня нет. Мне жаль, что я не мог подать тебе весточку, но ничего хорошего я бы и не смог рассказать. Ну а ты? Как жила ты?

Я чувствовал себя выпотрошенным, в горле пересохло. Давненько мне не приходилось говорить так долго.

— Мне было пятнадцать лет. Я делала над собой усилие, чтобы не назвать тебя дядей, помнишь? Из всех, кого я знала, ты больше всего подходил на роль отца. — Ее глаза пленительно блестели. Она опять была готова заплакать. — Ты исчез, а Эльза ничего не стала объяснять. Пять лет я жила за границей. Мы получили наследство от одной пятиюродной бабушки, и Эльза захотела, чтобы я учила английский и французский.

Я спросил себя, правда ли Роза проглотила историю о наследстве? В пятнадцать лет — да, вполне возможно, но сейчас…

— Потом я вернулась сюда, познакомилась с Го-до, а… его ведь убили? — Она растерянно посмотрела на меня. — Я пока не пойму, что это означает, никак не могу поверить. Мои родители умерли, когда мне было всего два месяца, я их и не знала, так что это совсем другое. Наверное, я плакала, потому что неосознанно понимала, что так положено, чувствовала себя обязанной плакать…

— Роза, — сказал я, опять завладевая ее рукой, — ты совсем скоро станешь женщиной, то есть ты и так уже женщина, но для меня ты всегда останешься ребенком, о котором я должен заботиться. Я никогда тебя не предам, потому что ты единственное чистое и достойное, что по счастливой случайности появилось в моей жизни.

Пока мы говорили, в бар зашел головастый коротышка с фотоаппаратом. Пару раз он стрельнул глазами в нашу сторону и, конечно, пристал с предложениями.

— Не желаете сфотографироваться? Всего двести пятьдесят песет.

— Нет, — отрезал я, обретая обычную категоричность и возвращая руки на место.

— Да, — возразила Роза. Она обернулась ко мне. — Одну фотографию двух грустных историй всего за двести пятьдесят песет. Разве это цена?

Мы посмотрели на фотографа, вспышка настигла Розу, когда она улыбалась мне улыбкой игрока в покер.

— Я плачу, — сказала Роза. — Нам нужно две копии.

Я записал адрес на обрывке штрафа, а Роза тем временем положила на стол пятьсот песет и получила квитанцию. Мне было немножко неудобно, но я подумал, что у нее наверняка лучше с деньгами, да еще мне пришлось выложить 7500 монет в чертовом борделе, в обмен на известие о прискорбной кончине. Приставучка, довольный и веселый, как кастаньеты в руках умелой цыганки, спрятал заработанное. На мой взгляд, глупо так радоваться, заработав сущие гроши.

— Это рядом с моим домом, — прокомментировал он. — Завтра же получите ваши фотографии. Спасибо, огромное спасибо!

— Ладно, будет тебе, приятель, — ответил я. Роза подошла ко мне, пересчитывая монетки на

ладони, и тут же аккуратно прибрала их в кошелек. Она тоже выглядела довольной.

— Пообещай мне! — попросила она.

— Что?

— Поужинать вместе на Рождество.

Я утвердительно кивнул, и Роза в восторге чмокнула меня в щеку, точь-в-точь как если бы я был ее добрым папочкой, тем отцом, о котором она ничего не знала, кроме выдуманных историй, рассказанных ей старшей сестрой.

— Готовить буду я! — подвела итог Роза.

Мы вышли из бара и медленно, наслаждаясь прогулкой, побрели к машине. Оставшиеся после дождя лужи так и сверкали в свете фонарей. Ни слова не говоря, Роза ухватилась за мою руку, и мы так и шли, не нарушая молчания. У выхода со стадиона СЕУ спиной к нам маячил темный силуэт.

— Обычно Годо ждет меня тут после тренировок, — сказала Роза. — То есть ждал, — поправилась она упавшим голосом и выпустила мою руку.

Мы прошли через железные ворота. Темный силуэт обернулся, но не стал светлее: это был негр выше меня ростом, но поуже в плечах. С мрачным выражением лица он направлялся прямо к нам. Не глядя на меня, он схватил Розу за руку.

— Ты должна прийти, Роза, — сказал он на сносном испанском.

— Пусти меня, — дернулась Роза и стряхнула его руку. Она отступила на шаг назад, он сделал шаг вперед.

— Кто это? — спросил я.

— Не знаю, — ответила Роза.

— Знаешь, — сказал неизвестный (по крайней мере, неизвестный мне). — Я Хулио Сесар. Годо знакомил нас. Мы встречались четыре раза.

— Не помню.

— Помнишь. — Негр нервничал и то и дело оглядывался. — Не ври. Ночью месяц назад. Мы иметь дело с Годо. Теперь Годо нет. Он должен много денег. Ты идешь со мной.

— Я не одна, — сказала Роза и кивнула на меня.

— Ты жди, — бросил негр, не удостоив меня взглядом. — Ты играть с игрой, Роза.

— Наверное, он имеет в виду, что я играю с огнем, — пояснила Роза.

— Не дури, ты не понимаешь, что делаешь. Ты идешь со мной. — И он опять схватил ее за руку. — Я показать тебе видео.

— Послушай, — вмешался я, — пусть она сама решит.

— Ты молчи. — Он по-прежнему не смотрел в мою сторону и говорил сквозь зубы, едва сдерживая нарастающее бешенство. — Идешь со мной. Ты должна видеть это. Не отказывайся.

Он достал из кармана пальто видеокассету.

— Что это? — спросила Роза.

— Не знаю, — уперся негр. — Видео. Ты должна смотреть.

Он сильнее сжал Розину руку, намереваясь тащить ее волоком. Цветочек вскрикнул. Мое терпение было на исходе.

— Отпусти ее, — сказал я, — ты делаешь ей больно. Я сказал, чтобы ты отпустил ее.

— Ты, сукин сын, — отозвался он и в первый раз изволил взглянуть на меня. — Убирайся, или тебе будет очень плохо. Она знает Годо. Годо должен много денег. Она врет.

— Ты всегда такой сердитый, парень?

— Нет, иногда бывает намного хуже. — В его словах слышалось позвякивание хорошо заточенного ножа, в глазах вспыхнул нехороший огонь.

Я воспринял это как сигнал, и, поскольку было ясно, что парень глух к голосу разума, я пошел на опережение. В «честном» бою я бы, конечно, поставил на черного. Преимущество белой расы — миф, ошибка коллективного сознания. Но сейчас был совсем другой случай. Я ударил его в челюсть, и она хрустнула, как будто была сделана из богемского хрусталя. Черномазый не упал, но отпустил Розу и слегка обалдел. Мне это было на руку. Не хотелось уродовать парню лицо моими перстнями, и следующий удар был нацелен вниз и явно относился к разряду запрещенных в любом виде спорта, достойном называться спортом. Я ведь советовал всем не ставить на черного? Поясняю: я врезал ему коленом (здоровым коленом, как вы понимаете) между ног. Роза наблюдала сцену боя, остолбенев от ужаса и нервно кусая ногти. Картины насилия не в ее вкусе. Хулио Сесар застонал и упал. Да, я вел себя как настоящий изверг. Я наклонился и сообщил ему на ухо:

— Не знаю, что у тебя есть при себе, но не ходи за нами. Предупреждаю, что у меня есть вот это.

Длина ствола 96,5 мм, общая длина оружия — 180 мм, мушка на стволе, в общем, все как положено. Я всего на мгновение показал ему мою «астру» и сразу же спрятал ее. Забрал у него из-за пояса кассету, чтобы парню было легче передвигаться, и повернулся к Розе.

— Не обижайся, но похоже, Годо сам искал приключений на свою задницу.

В молчании мы направились к машине. Я обнял ее за талию, и она меня не оттолкнула. Мы напоминали двух подростков на первом свидании. Не сомневаюсь, что, если бы мимо проходил один из этих политкорректных недоумков, он бы не спрашивая кинулся на защиту черномазого. Только давайте поставим точки над г: я врезал ему не потому, что он негр, а потому, что он козел, и потому, что я должен был защищать себя и цветок, вокруг стебля которого я обвивался сейчас. Я был не рад, что Роза присутствовала при безобразной сцене. Мы подошли к машине, и только тут я решился взглянуть на нее. Она выдержала мой взгляд не мигая. Я не знал, как она расценила мое поведение, и предпочел не задавать лишних вопросов. Незнание — несчастье глупцов и спасение умных.

• Предыдущая
• 17/37
• Следующая