Бесы в Париже - Картун Дерек - Страница 29

• Предыдущая
• 29/53
• Следующая

Зато для адмирала это был темный лес. Словесные хитросплетения Хемминга если и доходили до него отчасти, то уж, во всяком случае, никакого впечатления не производили. Ведь они собираются решить одну из самых сложных задач этого сложного и жестокого мира: сокрушить коммунизм, так ведь? Этот обтекаемый Хемминг уже начал раздражать его. Что за нудный тип! Пора спрашивать напрямую, а он вопросов не задает, болтает себе. Адмирал решил задать их сам.

— Я бы хотел знать, господин министр, как поступят ваши люди, если по предварительным подсчетам окажется, что коммунисты получили преимущество?

— Это зависит от многих вещей, господин адмирал.

— От каких именно?

— Всего не предусмотришь. От общего настроения в стране, к примеру, а главным образом — от настроения тех, кто, с моей точки зрения, составляет истинную Францию, тех, кто всегда голосует против коммунистов и социалистов и кто, если судить здраво, является движущей силой нашего общества.

— А если как раз они и недовольны нынешним правительством? И настроены действовать против вас?

— Если эта ваша политическая гипотеза оправдается, то мы поступим соответственно новым обстоятельствам.

Адмирал недовольно заворчал. Все вокруг лукавят, не нравится ему это!

— Вот вы лично смогли бы проявить в таком случае решительность и употребить власть?

Амбруаз Пеллерен позволил себе изобразить удивление, брови его слегка приподнялись.

— Вряд ли я мог бы прямо сейчас, заранее, дать определенный ответ.

— То есть власть не употребите…

Наступила долгая пауза.

— Я этого не сказал.

— Так вы предпримете какие-то шаги, господин министр?

Снова пауза.

— Смотря какие шаги. Должен заметить со всей искренностью, господин адмирал, что я не склонен входить в подробности, обсуждая проблемы такого рода.

— Но вы предполагаете поддерживать связь с моим другом Рольфом?

— Да.

— И можно рассчитывать, что вы будете держать нас в курсе? Сведения, которые поступают через наше посольство, — это сущая чепуха.

Министр сделал жест, который легко было истолковать как утвердительный, — адмирал так его и понял.

— Отлично, — резюмировал он. Однако по пути в отель спросил:

— Рольф, а получше у вас ничего не нашлось?

— Лучшего не нужно, господин адмирал. Есть и другие деятели, с которыми нам было бы легче сотрудничать, но у Пеллерена достаточно мускулов и шарма, и когда дойдет до дела, он себя покажет.

— Это он всегда так осторожничает или только вид делает?

— Вовсе нет. Он ходит вокруг да около, потому что хочет убедиться, что вы наших планов не выдадите у себя в ЦРУ. Предлагая вам с ним встретиться, я ведь не утверждал, будто он даст ответ на все ваши вопросы. Но поверьте моему слову, господин адмирал, что, если уж дела на выборах пойдут плохо, он вступит в игру.

…Вернувшись домой, Пишу вынул из спрятанного магнитофона кассету с записью вечернего разговора, унес в спальню, дважды прослушал, принял решение завтра же переправить ее куда следует. И только после этого лег спать.

На следующее утро, в восемь, Баум вызвал к себе Алламбо.

— Пока ничего, — сообщил тот. — Допрашивали всю ночь. Держится за свою версию — с места его не сдвинешь. Я готов поклясться, что он отнюдь не просто посредник в этом деле, а крупная рыба.

— И я времени даром не терял, — сказал Баум. — Вчера вечером потолковал с одним приятелем, который занимается архивами иностранного легиона. Знаете, они там заводят симпатичные толстенькие досье на каждого из своих участников, все как на ладони — и прошлое, и настоящее. Так вот, этот Жан-Поль Масэ довольно-таки занятный малый.

Он вытащил из кармана скомканный лист и расправил его на столе.

— Ну, что мы тут видим? Масэ всегда интересовался политикой, и хоть интерес этот самого грубого свойства, политика в его жизни многое значит. Какое-то время он состоял членом одной неонацистской группы. Но эти ему не подошли — мягкотелые слишком. Он подался к тем, кто покруче, прибился к итальянской группе Terzia Positzione. Тут уж ему и бомбы, и пулеметы. В легионе постоянно вел разговоры о том, что стране, мол, нужна сильная рука. Ради этого, говорил, можно и кровь пролить. Вообще-то его там всерьез не принимали. Но вот насчет его принадлежности к левым — никаких следов. Правый террор — да. А к левым, насколько можно судить, он отношения не имел.

— Так что с ним делать?

— Продолжайте допрашивать…

— Жестко?

— Нет, жестко не надо. Пожалуй, и я включусь — посмотрим, как он отреагирует на нового человека. Давайте его сюда.

Развязность не только не покинула Жан-Поля, а, напротив, даже усилилась по мере того, как с ним обращались все более вежливо. С Алламбо, ему казалось, он справился шутя. Эти здешние свиньи — сущие детишки по сравнению с теми, которых он знавал в прошлом. А теперь вот толстенький, коротенький пердун, который уставился на него и покачивает головой. Да пялься сколько влезет, все равно от Жан-Поля ничего нового не услышишь. Рано или поздно им придется его отпустить. Главное сейчас — сохранять спокойствие, держись нормально, ничего эти говнюки с тобой не сделают.

— Так ты что же, не хочешь нам помогать? — спросил между тем толстяк, лицо его выразило удивление. — Неужели не понятно, что застрянешь тут надолго? Нам-то что, мы не против. Но, может, ты сам о себе позаботишься?

Жан-Поль не ответил. Он попытался сыграть с толстяком в гляделки — не получилось, тогда он уселся поудобнее, вытянул ноги и зевнул.

— Тут тебе не полиция, понимать надо, — продолжал толстяк. — Это контрразведка, у нас порядки другие. — Говорил он мягко, будто даже виновато. — Никто не знает, что ты здесь. Это точно, ни один человек не знает. Разговор у нас с тобой что-то не получается, только время зря тратим. А могли бы в пять минут все решить — сделаешь заявление по всей форме и сразу получишь все, что следует, закон тебя будет защищать…

— Не можете вы меня держать вечно, — заявил Жан-Поль.

— Можем, — ответил Баум тоном глубокого сожаления. — Вполне можем. Видишь ли, ты нам тут всю ночь басни рассказывал. Отнял массу времени у инспектора, а теперь вот мое время не жалеешь. Мы-то люди терпеливые, но у некоторых наших коллег на тебя терпения не хватит. Так что послушайся доброго совета, лучше помоги нам, а то, хочешь — не хочешь, придется с ними повстречаться. Я достаточно ясно выражаюсь?

— А пошли вы все… — Жан-Поль снова зевнул.

— Ладно, посидишь, пока мы еще кого-нибудь не задержим. Там посмотрим. На твоем бы месте я помолился, чтобы это произошло поскорей. Тут у нас скучища… — Баум снова вздохнул. — Уведите его.

Когда за Жан-Полем закрылась дверь, Баум повернулся к Алламбо.

— По-моему, из этого малого ничего не выжмешь. Может, если измолотить его до полусмерти, он что-нибудь и скажет. Но пока еще положение не такое. Дело это щекотливое, может и плохо обернуться. У меня есть идея получше.

Он изложил собеседнику свою идею.

— Любишь ты рисковать, Альфред, — сказал Алламбо.

— Нет, не люблю. Но иногда это необходимо.

В тот день Жан-Поля несколько раз приводили на второй этаж, в комнату, которая находилась в самом конце коридора. Там его допрашивал усталый сержант — никакого результата. То и дело сержант выходил за какой-нибудь папкой, за чашкой кофе. И каждый раз Жан-Поль устремлялся к окну — прикидывал все «за» и «против» побега. Днем и пытаться нечего, а в потемках вполне может получиться. Следовательно, надо, насколько возможно, тянуть…

Где-то после десяти вечера его опять привели на допрос. У сержанта вид был усталый и безнадежный: ему небось и самому надоело. Через полчаса он сказал:

— В горле пересохло. Схожу за кофе. Тебе принести?

— Неси, — вежливо согласился Жан-Поль.

Сержант вышел и запер за собой дверь. Жан-Поль кинулся к окну, вскочил на подоконник и выбрался наружу. Он повис на руках и, оттолкнувшись ногами от стены, разжал пальцы. Падать было невысоко — метра три-четыре. На тренировках в легионе и не с такой высоты приходилось прыгать. Он ловко приземлился и бросился бежать по улице Соссэ. Никто не попался ему навстречу, и дежурный у ворот ничего не заметил.

• Предыдущая
• 29/53
• Следующая