Пути, которые мы избираем - Поповский Александр Данилович - Страница 35

— Разумеется да! Вас ждет серьезная практика.

— А если исследования придется вести на людях, — продолжала она, — возможно, и на вас, как вы к этому отнесетесь?

Он заверил ее, что все охотно придут ей на помощь, в испытуемых недостатка не будет…

Быков вскоре убедился, что его робкая сотрудница умеет быть твердой, неумолимой, способна настойчиво домогаться ответа, не отступать, пока не добьется своего. По приезде на место она тут же определила количество поглощаемого им кислорода и выдыхаемой углекислоты и объявила, что будет опыты ставить именно на нем. Где бы они ни находились, усердная сотрудница являлась к нему рано утром с табуретом. Ни протесты, ни жалобы не могли ее тронуть, она без слов приступала к делу. Он поднимался на табурет, проделывал по ее требованию упражнения, терпеливо отдаляя минуты предстоящего завтрака. Нельзя было смотреть без улыбки, как эта маленькая девушка командовала солидным и рослым ученым, распекала его и требовала точности в движениях. Он просил извинения, смущался и в оправдание говорил, что высокий рост в молодости имеет нечто благородное и не лишен приятности, но под старость он становится в тягость. Маленькой Ольнянской это должно было служить утешением.

— Вы замучаете меня! — сердился ученый, завидев ее с табуретом в руках. — Мне некогда сегодня, у меня каждая минута рассчитана.

Этот довод нисколько ее не убеждал — все отлично знали, что меньше всего у Быкова рассчитано время.

— Не срывайте мою работу, — строго заявляла она, — у нас общая цель, я делаю это не для себя. Цивилизованный человек, говорили вы, весьма усердствует в трех вещах: он слишком много сидит, слишком много ест и слишком много думает… Гимнастика вам не повредит.

И в Пятигорске и в горах на высоте в два километра над уровнем моря диалог повторялся с неизменным результатом для начальника экспедиции.

Ольнянская жаловалась сотрудникам, что ей трудно с ним совладать: с завтраком подождать ему невмоготу, лишний раз подняться на табурет он не хочет.

Однажды она заметила, что задолго до упражнений у ее испытуемого повышается газообмен. Она была уже готова объяснить происшедшее нежеланием Быкова проводить упражнения, но спохватилась. Разве газообмен зависит от нас? В нашей ли воле заставить клетки поглощать больше или меньше кислорода?

— У вас происходят странные вещи, — сказала девушка, — я получаю временами не то…

— Как так не то? Говорите яснее.

— Очень просто: у вас повышается обмен прежде, чем вы еще приблизились к табурету.

— Проверьте методику, — посоветовал он ей. — То, что вы говорите, лишено смысла.

— У меня все в порядке, — уверяла она его, — проверьте сами, я вас прошу.

Быков знал аккуратность своей помощницы и все-таки сказал:

— Мы посвятили себя столь важному делу, что не можем себе позволить быть легковерными.

Странное явление вновь повторилось, но найти ему объяснение не удалось. Экспедиция покидала горные районы и возвращалась в Ленинград.

Ольнянской не повезло, ее работа, проделанная в горах, осталась без применения и в отчет экспедиции не вошла.

В Ленинграде маленькая сотрудница зачастила к ученому. Она терпеливо выжидала, когда он останется один, и робко приступала к объяснениям. Быков знал наперед, о чем будет речь, предвидел длинную беседу, настойчивые просьбы и молчание, от которого становится не по себе.

— В физиологии не должно быть научного брака, — говорила она, — тут что-то есть, мы должны разобраться.

— Почему вы так настаиваете на этих материалах? — спрашивал он. — Займемся чем-нибудь другим.

Девушка деловито ему объясняла, что ни о чем другом не может быть речи.

Напрасно ученый пытался ее переубедить, доказывал примерами, как гибельно держаться былых заблуждений.

Надо иметь мужество отказаться от них. Иоганн Мюллер сжег свои первые научные труды, основанные на идеалистических ошибках натурфилософов.

Она спокойно выслушивала его, но не уступала. Непоколебимой уверенностью звучали ее утверждения, что внутреннее чувство имеет свои закономерности. История знает немало примеров, когда интуиция оказывалась сильнее доводов рассудка. Надо себе раз навсегда уяснить, почему газообмен поднимался у испытуемого, как только он приближался к табурету.

Маленькая упрямица добилась своего: Быков предложил ей повести эти исследования на людях.

— Повторите с ними то, что вы проделывали со мной. Очень возможно, что у них образуется временная связь между обстановкой лаборатории и процессом газообмена…

Что же вынудило Быкова согласиться с Ольнянской и даже предсказать ей успех? Доводы ли сотрудницы на него повлияли, или помощь неожиданно явилась со стороны — случайное наблюдение оплодотворило мысль ученого?

Ни то, ни другое. Не в правилах Быкова стеснять инициативу учеников…

Новые опыты ничем не отличались от тех, которые проводились в горах, где Быков представлял собой испытуемого.

— Приготовьтесь к опыту! — властно звучала ее команда.

Исследуемый вставал, чтобы исполнить ее приказание. В ход пускался метроном, и тотчас следовала вторая команда:

— Начинайте работу!

Человек взбирался на табурет, спускался на пол и вновь поднимался. Физическое напряжение все более нарастало, учащалось дыхание, росло потребление кислорода. Упражнение повторяли шестнадцать раз; за словесным приказанием следовал стук метронома. На семнадцатый раз звучание аппарата уже задолго до начала упражнения резко повышало дыхание, потребление кислорода усиливалось. Каково бы ни было положение испытуемого, чем бы ни был он занят или увлечен, звуки метронома расширяли его легкие, потоки кислорода устремлялись к тканям.

— Вот это то самое, что нам надо, — с удовлетворением заметил Быков, когда маленькая ассистентка на двух испытуемых показала ему силу временной связи. — Пойду расскажу Ивану Петровичу, он любит интересные факты.

Павлов выслушал Быкова и задумался.

— Интересные факты, что и говорить. Не то еще узнаете. Главное — не зазнаваться, не успокаиваться. Размахнулись вы, батенька, широко, хватит работы на целую жизнь.

Назавтра Быков сообщил ассистентке мнение Павлова:

— Иван Петрович одобрил вашу работу; так, говорит он, и должно быть. Поздравляю. В вашем распоряжении важные материалы, можете их опубликовать.

Она немного подумала.

— Я хотела бы эти материалы еще раз проверить. Позвольте мне повременить.

— Не возражаю, — ответил он, — в физиологии все возможно: следующие опыты могут принести с собой исключения.

Профессор не сомневался в силе ее доказательств, через голову ученицы он видел путь, который ей предстоит. Больше всего обрадовала его осторожность Ольнянской. Она напомнила ему собственное недоверие к себе, нелюбовь к поспешным решениям.

— Можно повременить, как хотите. Позвольте только в связи с этим привести вам историческую справку. Известный вам Гарвей сообщил о своем открытии кровообращения в Лондонской королевской коллегии в 1615 году. Обнародовать же свой труд он согласился лишь в 1628 году — тринадцать лет спустя… Похвально, конечно, но нас вы, надеюсь, так долго не заставите ждать?

Однажды сотрудница явилась к ученому глубоко взволнованная и огорченная.

— У моих новых испытуемых не образуются временные связи. Метроном не изменяет их газообмена.

Это было невероятно: человек обречен образовывать временные связи до последнего вздоха. «Отсеченная гильотиной голова, — шутил Быков, — некоторое время еще живет и, кто знает, возможно, образует временные связи».

— Вы бы для проверки посмотрели сами, — попросила аспирантка.

Она не может без него вернуться к себе, виновники неудачи ждут ее в лаборатории.

Он пригласил девушку сесть и долго расспрашивал о подробностях неудавшегося испытания.

— Не сообщали ли вы им, зачем мы проводим эти опыты?

Она отрицательно покачала головой.