Я люблю другого (Глубинное течение, Темный поток) - Картленд Барбара - Страница 47

• Предыдущая
• 47/47

Николас открыл дверцу и, нагнувшись, освободил запор другой дверцы, со стороны Фенелы. Она уселась в машину, и, не произнеся ни слова, они тут же тронулись в путь.

Они ехали бок о бок в полной тишине до тех пор, пока наконец не добрались до поворота на окруженную деревьями шоссейную дорогу и перед ними не открылся Уэтерби-Корт, серый и чудесный в лучах солнца, а у его подножия, словно серебряная чаша, блистало озеро.

В этот момент Николас свернул машину на траву и выключил двигатель.

– Хочешь знать, что случилось? – хриплым голосом спросил он у Фенелы.

И в его голосе настолько ясно читались охватившие Николаса чувства, что Фенела испытала почти физическую боль, услышав его.

В первый момент она испугалась – ей было страшно говорить, страшно что-либо отвечать ему, но затем наконец она поняла, что надо делать, как ему помочь, как смягчить боль от этой новой раны.

– Нет, ничего не рассказывай мне, – проговорила она, – вообще ничего не говори об этом. Я знаю, все знаю о том, что случилось на аэродроме. Ах, Николас, как мне жаль!

Она подняла руки, говоря это, и притянула его голову к себе.

Фенела не осознавала, что говорила в тот момент, в голове у нее вертелась одна мысль – только бы привлечь его сейчас к себе, осторожно отдать ему хоть что-то от себя.

Какое-то время казалось, что Николас сопротивляется ее попыткам, но затем вдруг – как будто стальная броня его гордости треснула – он повернулся к ней, голова его стала наклоняться, пока глаза его не спрятались в ее шее; и тут она услышала его голос, тихий и сломленный.

– Неудача, Фенела, неудача.

– Я знаю, знаю, – услышала Фенела свой голос, – но это ничего не значит. Ты можешь начать свою работу заново, неудачи не будут вечными; наверное, была какая-то мелочь, о которой ты не подозревал, о существовании которой не догадывался.

Она почувствовала, что его руки все крепче и крепче сжимают ее в объятиях.

– То же самое сказал мне и Дик, – ответил Николас, – но, Фенела, ведь я так верил в «Кобру». Она так много значила для меня. Я чувствую, что это был наш самолет – твой и мой.

Она почувствовала, как Николас глубоко вздохнул, когда произносил последние слова.

– Возможно, моя часть в этом самолете оказалась недостаточной для успеха, – ответила она.

Затем слова замерли у нее на устах, когда она почувствовала на своей шее что-то теплое, влажное и поняла, что это слезы Ника.

Ник плачет! Тот инстинкт, который всегда заставлял ее с охотой заботиться обо всех, кто был с ней рядом, подсказал Фенеле в тот момент, что она должна все время окружать заботой и обхаживать также и своего молодого мужа.

Она крепко обняла его и прижалась своей щекой к его щеке.

– Не надо, милый, не надо! – умоляла она Николаса таким голосом, каким обычно обращаются к маленьким детям. – Мы начнем все снова, мы сделаем это вместе – ты и я. Только ты и я, Ник, если ты позволишь мне остаться рядом с тобой.

Он сделал движение, чтобы выпрямиться на сиденье, и теперь уже смотрел на нее сверху вниз; слезы, стоявшие у него в глазах, текущие по щекам, бессовестно выдавали его чувства.

Фенела посмотрела на Николаса и была зачарована его глазами, тем выражением внезапной надежды, которой они озарились.

«Так вот она какая, любовь», – непроизвольно подумала Фенела, а затем почувствовала, как отозвалось на это ее собственное сердце.

Ей удалось сделать Ника таким, ей удалось удержать его от отчаяния и уныния, удалось превратить горечь его неудачи в радость. Она увидела, что его губы шевелятся.

– Повтори это еще раз, – просил он, – пожалуйста, скажи это еще раз.

Николас говорил это почти шепотом, но ответ Фенелы прозвучал ясно и смело:

– Мы сделаем это вместе, дорогой, – я и ты.

В большой спальне дома Уэтерби-Корт было очень тихо, и Фенела могла слышать даже биение своего сердца.

Она ждала; ждала, затаив дыхание, когда откроется дверь.

Ей казалось, что сейчас наступает тот момент, к которому она готовилась всю свою жизнь. Она двигалась к нему очень медленно, но постоянно и неуклонно.

Николас как-то сказал Фенеле, что она напоминает ему реку – широкую и спокойную. Она не знала, как в прошлом, но сейчас ей хотелось быть именно такой, чтобы хоть как-то помочь ему!

У нее было такое ощущение, что все ее чувства и стремления кого-то оберегать, ободрять, поддерживать и утешать, которые она испытывала при общении со своими близкими – My, малышами, Саймоном и Реймондом, – теперь выкристаллизовались в одно – то чувство, которое она испытывает сейчас к Николасу!

Она желала дать ему гораздо больше того, что давала кому-либо прежде; настолько больше, что раньше это вообще было бы вряд ли возможно.

Потом ее вдруг сковал ужас от страшной мысли: а не слишком ли поздно пришло к ней это чувство?

Может быть, из-за того, что она приносила ему так много боли и делала это так часто, теперь он уже больше не верит ей?

Да нет, она просто пугает себя. Фенела тут же вспомнила надежду в его глазах, хоть в них стояли тогда слезы, и изумление в его голосе.

Николас все еще любит ее – он должен любить ее. Но страх в ней все-таки остался. А может быть, он не догадывается, что она ждет его?

Фенела услышала шорох открываемой двери и увидела, как Николас идет по комнате, направляясь к ее постели.

Она не могла разглядеть выражения его лица, потому что оставила горящей лишь одну свечу. Николас подошел и сел на край ее кровати.

– Фенела, – нерешительно окликнул он ее.

Она поняла, что Николас не уверен в том, что после всего случившегося она захочет его, поэтому боялся вновь испытать боль и стыд.

Фенела протянула ему руку и почувствовала, как он крепко, чуть ли не панически сжал ее пальцы.

– Я должна… что-то… сказать тебе, – проговорила она, и голос ее был едва слышен.

– Я слушаю тебя, – ответил Николас.

Фенела глубоко вздохнула.

– Но ты… так далеко… от меня… а это – …большая тайна.

Она почувствовала, как он напрягся.

Потом очень медленно, как будто все время опасаясь, что его грубо остановят, он лег в постель и обнял Фенелу.

Внезапно она тесно прижалась к нему своим телом и тоже крепко обняла его.

– Ах, Николас… Николас, – шептала она. – Я была такой глупой… такой мерзкой… но я не понимала тогда… я поняла только сегодня… как много значишь ты для меня… как ты нужен мне!..

Ее голос перешел в рыдания.

– Люби меня… пожалуйста… пожалуйста, люби меня… и помоги мне… я хочу быть… твоей… частью тебя…

По щекам ее текли слезы.

– Дорогая моя, милая моя, моя обожаемая женушка, – проговорил Николас, и голос его при этом был таким, какого прежде Фенела никогда не слышала. – Я люблю тебя, я обожаю тебя.

Он целовал теперь ее глаза, слезы на щеках, ее шею, а затем вдруг отстранился от нее. Фенела поняла почему.

Она повернулась к нему.

– Я люблю тебя… Ник… я люблю тебя.

Затем их уста слились в поцелуе, и она познала восторг и экстаз, которых никогда прежде не испытывала.

«Вот теперь это любовь… настоящая любовь», – подумала Фенела.

Затем в ней вдруг возникло пламя навстречу тому огню, который в тот момент пылал в Николасе.

Это было такое совершенство, было так непередаваемо божественно, что заставляло Фенелу все теснее и теснее прижиматься к Нику.

И вот уже их стало не двое – они теперь были единым существом.

Это была любовь!

• Предыдущая
• 47/47