Тропами подводными - Папоров Юрий Николаевич - Страница 44

Не успел я разобраться, что же произошло, как рыба, в которую я только что стрелял, подошла ко мне и с необъяснимым интересом, слегка приоткрыв жуткую пасть, принялась рассматривать меня. По телу у меня побежали мурашки. Подтягивая стрелу, я поплыл навстречу рыбе. Она с еще большим удивлением, но абсолютно без всякой поспешности, вразвалочку отошла.

Мне же показалось, что в ее огромных круглых, как кофейные блюдечки, глазах я прочел вопрос: «Что за странное животное с двумя хвостами выпускает изо рта пузыри и на расстоянии делает больно?»

Рядом раздался выстрел, и мимо, чуть ниже, пронеслась светлая тень, оставляя за собой бурый след. Доктор был верен себе и теперь следовал за своей добычей, как водный лыжник за моторной лодкой.

Я оказался в одиночестве — один, в воде, у входа в порт! Думать об этом было нельзя! Следовало действовать. А вокруг плавало уже не менее десяти рыб. Та, в которую я стрелял, была ко мне ближе других и, кажется, все время пыталась заглянуть мне в глаза. Особой агрессивности в ее поведении не чувствовалось, но непонятно было, что притягивало ее к явному врагу. Ни одна рыба, включая и акул, подобным образом себя не вела.

Подныриваю и, изловчившись, стреляю. Вся стая шарахается в сторону, но тут же возвращается. Моя добыча бьется на стреле. Сила тяги небольшая. Вижу, что выстрел угодил в голову повыше жабр.

Мысленно прикидывая, как глубоко засел гарпун, начинаю подгребать к лодке. Рыба сопротивляется, но я оказываюсь сильнее. Стая следует за нами. Собираю волю и гоню мысль: что, если хотя одна из них сообразит подскочить ко мне и ущипнуть зубастой пастью?

Появляется Доминго Альфонсо. Он плывет от лодки. Уже успел заменить стрелу. Мне становится легче. Но вот звучит его выстрел, и мой друг вступает в борьбу. Раненый тарпун носится вокруг него, как игрушка на нитке. Вижу, как мой товарищ судорожно стремится сорвать что-то с шеи. Бросаю свое ружье и мчусь к нему: тарпун опутал его шею шнуром и петля до крови сдавливает горло. Хватаю шнур почти у самой стрелы. Мгновения хватает, чтобы Доминго Альфонсо, который даже в этой ситуации не выпустил ружья из рук, освободился от пут. Тарпун сильно бьет мощным вильчатым хвостом, и в масках у нас обоих полно воды.

Оставляю Альфонсо Доминго дальше сражаться с рыбой один на один, выплескиваю воду из маски и глазами ищу мой круг. Оранжевое пятно оказывается совсем рядом. Подплываю и довольно легко подтягиваю ружье. Мой тарпун покорен — видно, выстрел в голову сильно оглушил его.

Доктора встречаю на полпути от лодки. Он сжимает левую руку в кулак и выставляет вверх большой палец. Его трофей уже в лодке.

Когда я передаю стрелу лодочнику, Альбертико стоит на носу и пристально следит глазами за отцом и его кругом. Моряки с баржи и «торговцы» шумно приветствуют меня. Только тот, кто сам когда-либо испытывал радость победы, может оценить владеющее мной чувство.

Возвращаюсь к «карусели». Иначе то, что происходит вокруг доктора, назвать нельзя. Стая, в которой теперь уже наверняка более двадцати пяти рыб, носится кругами с большой скоростью. Доктор, однако, хладнокровно выбирает ту, что покрупнее, и… снова отличный выстрел. Стрела пронзает жабры насквозь. Рыба уходит на глубину и сильно тянет за собой ружье. Доктор слегка погружается и выпускает ружье, но хватается за линь. Он в кожаных перчатках потихоньку стравливает конец, пока не достигает круга: расчет прост — выждать, дать рыбе самой утомиться.

Очередь за мной, но… неудача. Хоть и попадаю под нужным углом, гарпун входит в тело рыбы неглубоко, и она вырывает его вместе с куском мяса, который тут же проглатывается одной из ее сестер. Не успеваю перезарядить, как рыба уже рядом и буквально лезет на меня. Произвожу выстрел, от звука набатно гудит в голове. Тарпун дергается и замирает.

Где-то поблизости стреляет Альфонсо Доминго. Когда мы оба возвращаемся от лодки, я вижу кровавый след на шее друга, а доктор все еще не овладел своим трофеем. Рыба его очень крупная и не дается в руки. А надо ухватиться за стрелу, и тогда удастся направить рыбу в нужную охотнику сторону.

Неожиданно стая исчезает так же внезапно, как и появилась. Доктор немедленно, раздвинув пальцы в виде латинского «V», приставляет руку к стеклу маски и два раза убирает ее. Это означает: «Смотри», «Внимание». Нам ясно: доктор приписывает молниеносный уход рыб возможному появлению более сильных хищников, и поэтому мы с Альфонсо Доминго становимся друг к другу спинами, прикрывая доктора со стороны моря.

Наконец ему удается схватить стрелу. Он перебирает по ней руками, пока не достигает тела рыбы. Та отчаянно сопротивляется, бьет хвостом, но охотник уже вне опасности, и мы плывем к лодке.

На пристани нас ждал представитель портовых властей, который весьма темпераментно выразил свое неудовольствие по поводу того, что мы затеяли охоту в таком месте, но тут же, сменив гнев на милость, присоединился к собравшимся, чтобы с жаром высказать свое восхищение.

Крупный экземпляр, который подстрелил доктор, от рыла до хвоста имел без четырех сантиметров два метра, на весах он потянул 114 фунтов. Я занял третье место, но был безмерно счастлив.

Дома у доктора, когда мы уселись за дружную трапезу, чтобы отметить наши успехи и мой предстоящий отъезд, — Доминго Альфонсо то и дело вытягивал шею, ибо рубец спекся и, очевидно, саднил, — отец с напускной строгостью спросил сына:

— А ну-ка теперь расскажи, Альбертико, что ты задумал сегодня? Зачем тебе вдруг понадобился в лодке акваланг?

Альбертико промолчал; но когда я направлялся домой, а мой юный друг сел в машину, чтобы добраться до центра города, он поведал мне, что на днях ему приснился страшный сон. Он рассказал об этом сне матери своего приятеля, которая «все понимает в хиромантии и снах», и та дала понять, что сон предвещает несчастье его отцу.

— Ну, а чего же ты сейчас оставил отца одного? — пошутил я.

— Сила сна кончается во вторую половину субботы.

Я рассмеялся.

— Неужели ты веришь во все это?

— Да, в общем-то, нет, но я так, на всякий случай. Просто мне хотелось быть с вами на охоте.

— А мне очень бы хотелось, чтобы у всех моих друзей были такие сыновья, как ты.

Альбертико потупил взор и тут же стал со мной прощаться. Вышел он из машины со словами:

— Мне очень хочется учиться в Московском университете. Если получится, можно я вас разыщу в Москве?

Я вынул из записной книжки визитную карточку и оставил Альбертико свой московский адрес.

В тот день, ставший для меня особо знаменательным, мы охотились в одном из протоков между коралловыми островками, напротив рыбацкого поселка Ла-Эсперанса.

Дома у меня уже наполовину были собраны чемоданы. С Бентосом, которого теперь ничем нельзя было оторвать от книжек, и с Оскаром, на фабрику которого пришло из Болгарии новое оборудование и он с головой был погружен в его освоение, я уже попрощался. Альберто собирался приехать в аэропорт. Доктор находился в зарубежной командировке. Поэтому последний, так сказать отвальный, выход в море состоялся в обществе Доминго Альфонсо и двух его друзей. Я повез их в Ла-Эсперансу, чтобы заодно попрощаться с местными рыбаками.

По дороге, как только мы оставили позади Баию-Онду, Доминго Альфонсо сказал:

— Давай, Юра, сегодня охотиться так, чтобы ты установил свой личный рекорд и запомнил этот день на всю жизнь, а улов потом отвезем в Лас-Посас. Там ребята наши рубят тростник. На неделю им свежей рыбки подвалим. Вот будет здорово!

Кто стал бы возражать против такого заманчивого и дельного предложения? Только я тут же с сожалением подумал, что не захватил с собой фотоаппарата.

С первыми лучами солнца мы попрыгали за борт. Навстречу мне плыла стайка кальмаров, мгновенно рассыпавшаяся в разные стороны. Редкими островками попадались водоросли: сине-зеленые, серые и бурые, жгутиковые, красные, диатомовые. На корнях и подводных ветвях мангров в обилии висели густые поселения съедобных устриц.