Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Оппоков Виталий - Страница 40

Имея заслуги не только перед австрийским и германским времен кайзера, но и гитлеровским генеральными штабами, Шептицкому удалось установить единоличную опеку над агентом № 3. Он внимательно знакомится с ее «воспоминаниями» и «дневником», решительно отвергнув их. На его взгляд, они не столько служат доказательством великокняжеского титула Лжетатьяны, сколько разоблачают ее самозванство. Он ставит задачу создавать новые мемуарные фальшивки, беря это творчество под свой контроль, тщательно редактируя каждую фразу. Чтобы с наибольшей достоверностью соблюсти «царский стиль и слог», самолично изучил соответствующую литературу русских монархистов, подчеркивая в них нужные места и обращая на наиболее ценные строки внимание своей подопечной. Подготовка «царской дочки» к царскому мышлению проходила в святой келье собора Святого Юра до февраля 1943 года. Когда же опытный глаз и ум митрополита-«шпиона» признали дневники и воспоминания «Татьяны» почти равноценными по достоверности первозданным, Шептицкий переселяет свою (теперь уже свою!) приемную дочь с «царской родословной» в женский монастырь сестер-василианок (село Подмихайловцы, Станиславская обл.) и постригает в послушницы этого монастыря под именем «сестры Таисии». Этим актом глава греко-католической церкви утверждает «святое» право не только Лжетатьяны на российский престол, но и всей униатской церкви, а значит, и его, митрополита Шептицкого, опекуна и приемного отца «царской дочери», на нее.

В феврале 1943 года Шептицкий пишет письмо папе Пию XII. Ни сан владыки, ни собственная святая должность не остановили его в провозглашении провокационной лжи: «Наисвятейший отче… Считаю своим долгом проинформировать Ваше наисвятейшество о следующем: вторая дочь императора Николая II Татьяна — католичка и послушница — живет в нашем монастыре василианок в Подмихайловцах…»

Мемуары — мемуарами, но нужны и документы, удостоверяющие царское происхождение. И в июне 1943 года с помощью настоятеля ковельского монастыря бельгийца Ван де Мале, пароха монастырской церкви Михаила Пилюха и игумена Василия Величковского Андрей Шептицкий вершит криминальный акт — изготовляет подложные «царские бомаги»: свидетельство о рождении «Татьяны» и выписку из метрического свидетельства.

В последнем из названных документов значилось:

Татиана Романов — дочь Николая Александровича Романова и Александры-Алисы Федоровны из рода Гессенского, родилась дня 29 месяца мая года 1897 в Петергофе (Россия).

Ковель, дня 8 июня 1943.

Михаил Пилюх.

Печать греко-католического парафиального правления.

Гр<еко>-кат<олический> парох в Ковеле».

Гитлеровское командование и абвер, где числилась агент № 3, всячески поддерживали старания митрополита Шептицкого. И в их интересах было иметь свое «карманное царское лицо», да еще не православного, а католического вероисповедания. Ведь во всех русских царях после Петра I текла немецкая кровь, так почему бы не продолжить эту традицию, заодно на веки вечные расправившись с советами и большевиками.

Получается интересная цепочка. Шептицкий всем своим святым нутром ненавидит Россию и большевиков, но находит поддержку у «русского патриота» эсеромасона Керенского, объявившего Шептицкого радетелем российской нации, а большевиков — ее злейшими врагами. Бундомасон Бурцев соглашается с Керенским в отношении большевиков, вместе с тем объявляет главу Временного правительства ставленником большевистской и немецкой силы, пользуясь для изобличения воспоминаниями немецкого генерала Людендорфа. Последний является приятелем другого генерала — Гофмана, которого Бурцев тоже зачисляет в лучшие друзья большевиков, но который (уже не надуманно, а в действительности) находится в тесных контактах с митрополитом Шептицким. Генерал Гобман, горячо поддерживаемый врагами большевизма — тем же Шептицким и английским нефтяным магнатом Детердингом, — разрабатывает план новой войны с Советской Россией, который возьмет на вооружение и доработает впоследствии Гитлер. И он, и генерал Гофман считали большевиков своими злейшими врагами, называли их главными виновниками происшедшей в 1918 году революции в Германии и поражения, которое она потерпела в Первой мировой войне. Их последовательным сторонником был Шептицкий, ненавидевший как Советскую Россию, так и Россию вообще.

27 июля 1944 года советские войска вошли во Львов. Для семидесятилетнего главы униатов и «воспитателя российской престолонаследницы Татьяны I» такой поворот событий оказался тяжелым ударом. В конце сентября того же года он тяжело заболел. Уже прощаясь со «святой, грешной» жизнью, он попросил своего коллегу — брата Климентия, единственного посвященного в «царскую тайну», продолжить его идею окатоличивания России с помощью подложной престолонаследницы. Ну а ее благословил на издание «воспоминаний» и «дневника», но не в Германии (на нее уже не было надежд), а в США. Митрополит Андрей хотел мстить царю Николаю и посмертно с помощью его «дочери», предавшей якобы и страну, и веру.

Шептицкий выбрал, надо сказать, надежное оружие. Уж что-что, а измена среди россиян считалась подлейшим делом во все времена. Именно это орудие избрал против большевиков и приятель Шептицкого Керенский, найдя для обвинения соответствующих помощников.

Он приобрел известность еще при царствовании Николая II. Ну а в короткий век Временного правительства стал настолько популярным, что его имя произносили как символ антибольшевизма. Еще бы — следователь по особо важным делам Петроградского окружного суда Павел Александрович Александров был одним из тех, кто показаниями «важных» свидетелей подтверждал прогерманскую деятельность большевиков.

Вел он порученное ему дело под грифом «секретно», а огласке предавал то, что еще не только не нашло подтверждения, но и не проверялось. Нужно было не столько «уличить» большевиков, сколько «обличить». Причем почтеннейшей публике сообщались такие факты, «добытые контрразведкой», которые, будь они действительно истиной, а не дезинформацией, охранялись бы не только грифом «секретно», но и неусыпными стражами. Но ничьи головы не летели. Ни тех, кто разглашал «военную тайну», ни тех, кто породил безосновательный шум, ни даже привлеченных за «шпионаж». Их всех в конце концов отпустили под денежный залог. Тогда кто же работал на Германию? Деникин, сообщивший правительству непроверенные данные? Керенский, разрешивший опубликовать их? Газетчики, поднявшие «шпионскую» истерию? А может, был прав Корнилов, связавший воедино большевиков с Временным правительством, о чем поведал следователю Соколову Бурцев?..

Сведения, которые в июле 1917 года были разглашены в печати, являлись явной фальшивкой, в чем Александров, как опытный следователь, смог убедиться без всякого труда. Об этом спустя годы он и заявил советскому следствию.

Какие же свидетели помогли Александрову и тем, кто стоял за его спиной, объявить большевиков, и в первую очередь Ленина, «германскими шпионами»? Один из них — «самый важный». Он служил «дойной коровой» и для предвзятого следствия, и для публичных обвинений масонствующих Бурцева и Алексинского, и для мемуаров русского генерала Деникина и немецкого — Людендорфа. На него делал ставку Керенский. К нему прибегал за «фактами» еще один правдолюб-патриот — Брусилов…

Кто же этот «сверхагент»? Впервые, пожалуй, о нем упоминается в документе, приобщенном к делу Александровым. Кстати, правдивость этого документа дала бы основание нынешним оуновцам (украинским националистам) не демонтировать памятники Ленину, а устанавливать новые. Ведь в нем, в этом документе, Ленин изображается как ярый сторонник «самостийной Украины», якобы везде и всюду по заданию немцев пропагандировавший эту идею. Вполне резонно уже потому считать упомянутый документ фальшивкой, что украинские националисты по-прежнему считают Ленина и большевиков врагом номер один.

Несколько строк из этого документа, раскрывающих и его главное содержание, и «самого важного» свидетеля: