Далекие твердыни - Онойко Ольга - Страница 46

— К Аяри? — Тайс рассмеялся. — О нет. К тому же я сам хочу его попробовать.

— Распутник, — припечатал Рэндо, улыбаясь.

— Ты меня таким любишь, — преспокойно сказал айлльу.

— Наглец!

— И таким тоже.

Рэндо прикрыл глаза. Точно въяве, припомнился сладкий запах серебряных волос и неожиданная податливость Аяри, охотно обнявшего человека… «Нельзя отрицать, что с моей стороны это было бы распутством, — подумал уаррец. — Но не насилием… Бесы и Бездна, кажется, я и впрямь уподобился туземцам. Думаю о том, чтобы сожительствовать с двумя демонами разом и ничего против не имею. Если слух дойдет до Тысячебашенного, ни один порядочный человек в него не поверит. А островитяне, чего доброго, усмотрят в этом свидетельство моей божественной природы. Потеха!» Он и впрямь рассмеялся и, подняв взгляд на Тайса, погладил демона по спине. Но мысль о Кестис Неггеле и нравах высокой столицы смутила его; наместник, казалось, уже сроднившийся с обычаями островов, вспомнил, что уаррцу более подобает недостаток чрезмерной сдержанности, нежели бесстыдства. «Хетендерана отравила меня, как йут…»

«Ну соглашайся же! — думал Эн-Тайсу почти с мольбой, храня на лице прежнюю искушающую улыбку. — Он еще стыдится, простодушный. Что это за страна на континенте, где мужчины и властители блюдут чистоту, как девицы на выданье! То-то вы отправились бряцать оружием на край света… Ну давай же, Рэндо, это будет весело и приятно, и ты останешься в этом прекрасном мире на лишних полвека…»

— Так как? — сказал он, не утерпев.

— Не решай за меня.

В человеческом городе было душно. Не столько из-за жары, пришедшей с началом лета, сколько из-за самих людей. Их было слишком много. Аяри предпочитал загородный дом Харая: там всегда можно было ускакать куда-нибудь в тишь, вдаль по дороге или в глубь леса, чтобы побыть в одиночестве. Тиккайнаец в городе чувствовал себя свободно, и это раздражало. Эн-Тайсу всегда напускал на себя хозяйский вид, но здесь это почти становилось правдой.

Аяри сидел в маленьком саду на крыше, который почти всегда пустовал, и думал о том, что не понимает людей. Углубляться в странную страну человеческих чувств было как идти по болоту, и даже хуже, потому что в болоте чутье айлльу куда верней подсказывало бы путь. После того, как Рэндо прогнал от себя Желтоглазого, Аяри пренебрег словами Тайса и пришел к Хараю, сидевшему у реки; тогда он поступил правильно, потому что Рэндо улыбался ему, и благодарил его, и прижал к себе… но день окончился и ласка окончилась с ним, как не бывало. Допусти Аяри ошибку, поведи себя неподобающим образом, теперешнюю холодность Харая можно было бы объяснить. Но лежа на руках у Рэндо, Аяри держался нежней и ласковей, чем самые утонченные из его собственных наложников в Золотом городе. Ему самому не верилось, что он может быть таким.

На преувеличенно равнодушный вопрос принца:

— Матушка, что ты думаешь о господине Хараи? — госпожа Интайль ответила вопросом:

— Я надеюсь, ты его официальный наложник?

Айарриу едва не подавился собственным дыханием.

— Матушка…

Королева поджала губы.

— Но он спит с тобой?

— Я…

— Не говори мне, что отказал ему!

— Нет…

— Я сама была бы счастлива стать его наложницей. Но после того как мужчина видит тело женщины в таком состоянии, он уже не пожелает его, даже если желает только женщин. Высокий Харай женщин не желает, и я не могу понять, почему он предпочитает тебе этого невоспитанного эле Тиккайнай. Ты красивее.

Айарриу все-таки подавился и закашлялся.

Матушка многого не знала — к примеру, о том, как велась война с Серебряным городом и о том, что происходило в казематах города Золотого, — но по части того, что касалось дел альковных, она была цинична, как истинная королева. Отчего-то ее прямота была принцу неприятна. Казалось бы, если ты зависишь от могущественного владыки, что может быть естественней, чем удовлетворять его желания и через это использовать его ради своего блага? Но Харай не был просто владыкой. Даже глупые островитяне чувствовали это и восхваляли его как божество, не умея иначе назвать различие. Королева Интайль не знала о том, как именно Айарриу оказался под рукой Харая, она и последнего столкновения Рэндо с Желтоглазым не видела, потому что лежала в беспамятстве… Рядом с Желтоглазым, порождением преисподней, Рэндо казался еще светлее. Немыслимо было его использовать: ему подобало служить.

«Почему люди живут так мало? — подумал Аяри. — Я хочу сохранить его жизнь». Но Харай сердился, когда Аяри пытался сохранять его жизнь как воин, и не хотел, чтобы он делал это как наложник.

…Аяри поднял лицо, подставляя его солнечным лучам. Ветерок стих, листья вокруг застыли, среди них немало уже было сухих и желтых — весенние травы и цветы уходили, уступая место летним, привычным к жаре. «Тогда, в доме священницы, он сказал, что благодарен», — вновь подумал Аяри. Все яснее он видел, насколько бессмысленны его размышления. Надо было или отступиться и забыть, или попытаться прийти к Рэндо еще раз… или, наконец, явиться к Эн-Тайсу и сказать: «Положи меня под него».

На последней мысли Аяри оскалился; когти его провели борозды по деревянному сиденью скамьи, содрав краску. Он намеренно заставил себя вообразить этот жалкий, шутовской поступок, чтобы прервать ток унижавших его раздумий. Тайс и так-то исходил злорадством, понимая, что Айарриу оказался в неоплатном долгу перед человеком. Он умело смутил мысли эле Хетендераны, напомнив о свойстве продления жизни, и теперь смеялся: единственная в целом свете могла быть соразмерная благодарность за дела Харая, и эту-то благодарность Харай не хотел от Аяри принять…

Почувствовав запах Рэндо, айлльу не обернулся. Должно быть, уаррец вышел выкурить трубку или просто постоять на солнце. Рэндо любил тепло.

Меньше всего Аяри ждал того, что случилось.

Высокий Харай подошел и опустил ему руку на плечо.

Принц вздрогнул.

Обернувшись, он поднял растерянный взгляд. Рэндо смотрел на него, улыбаясь.

— Аяри, — сказал он мягко и сел на скамью рядом с ним, — я хочу тебя спросить.

Айарриу молча кивнул. Ладонь Харая все еще лежала у него на плече, и это настораживало: слишком уж хотелось надеяться на то, что человек все-таки захотел принять его благодарность…

— Тайс любит решать за других, — весело сказал наместник, — а я не люблю, я слишком часто делаю это по долгу службы. Аяри, когда ты пришел ко мне тем вечером, что тебя вело?

Аяри недоуменно сморгнул. Рэндо порой задавал такие вопросы, на которые и болтливый Тайс не мог сразу ответить.

— Ты хотел заплатить мне? — продолжал Харай.

— Нет, — сказал принц. — Это недостойно.

Рэндо улыбнулся; как показалось, с некоторым облегчением.

— Я рад это слышать, — он помедлил. — Господин Айарриу эле Хетендерана, но достойны ли принца демонов подобные отношения с человеком?..

Он, наверно, смеялся. Аяри заподозрил это, потому что «господином» Рэндо не называл его, даже когда кланялся его матери как королеве. Ясно он понял другое: лучше времени повторить предложение, чем сейчас, не будет — возможно, не будет никогда.

Говорить подобающие случаю слова он никогда хорошо не умел.

Аяри развернулся и кинулся Хараю на шею.

…Рэндо едва не отшатнулся в первый миг, а во второй — возблагодарил судьбу за привычку писать на лице защитные заклинания. Айлльу не соразмерял свою силу с хрупкостью человеческого тела. Если бы не схемы, Аяри в страстном порыве раздавил бы ему грудную клетку. «Наверно, это ответ», — подумал Рэндо, обнимая его.

Ему было смешно: оказалось, что айлльу не умеет целоваться на человеческий лад. Он лизался. Вцепившись в Рэндо, Аяри, как в лихорадке, торопливо облизывал его рот, точно собака, которой случайно посчастливилось подобраться к лицу любимого хозяина, и теперь она спешит выразить свою любовь… Он закрыл глаза, когда Рэндо привлек его к себе. Хараи вытащил шпильки из его волос, и узел серебряных прядей рассыпался. Рукам человека стало жарко в этой волне. Рэндо пощекотал его уши, зная, что они у айлльу очень чувствительны; Аяри вздрогнул, повел плечами и прижался еще теснее, когда господин все же открыл ему рот и провел языком по длинным клыкам.