Далекие твердыни - Онойко Ольга - Страница 21

Даже для Айарриу.

Даже сейчас.

Принц эле Тиккайнай поднимает голову. Когда вспыхивает свет, Эн-Тайсу зажмуривается — глаза его отвыкли видеть за время, проведенное во тьме, и теперь болят. Он сидит на полу, поджав под себя ногу; руки его разведены в стороны, как крылья, но эта пташка никуда не улетит — запястья Эн-Тайсу охватывают кандальные браслеты. Айарриу давит на рычаг — вращается тяжкий ворот, цепи становятся все короче, и вот тиккайнаец вынужден встать, приподняться на цыпочки… Рыжая грива его отросла до бедер; грязная и свалявшаяся, она похожа на паклю.

— А вот и белобрысенький Арри, — невнятно, приноравливаясь к речи после долгого перерыва, говорит Эн-Тайсу. — Он сегодня ужасно злой.

Бледные губы его кривит ухмылка.

— Что случилось? — участливо спрашивает пленник, бросая на Айарриу короткий взгляд. — Встал не с той ноги? Или… вообще не встал?.. — и тиккайнаец гнусно хихикает.

— Ты много говоришь, — замечает Айарриу, скрестив руки на груди и прислонившись к стене; он изучающе оглядывает Эн-Тайсу.

— Приятно поговорить с кем-нибудь живым. Даже если это ты. Кстати, может, выйдем на воздух и выпьем чего-нибудь? Я что-то загостился.

— Это верно, — вполголоса произносит Айарриу.

— Вот как? — тиккайнаец снова хихикает. — Неужели ты решил расстаться со своим драгоценным Эн-Тайсу? Нет, не верю. Ты просто дразнишь мое бедное сердце. Ты слишком меня любишь, Арри-сахарок, я знаю. Ты всегда приходишь ко мне, когда тебе плохо и тоскливо.

Последнее — правда; и правда, звучащая посреди полубредовой издевки, бьет сильнее. Глаза Айарриу расширяются и сужаются вновь, губы его дергаются, расходясь в оскале. Он медленно подходит к пленнику, с наслаждением замечая, что Эн-Тайсу, хотя и хранит на лице обычное глумливое выражение, все же подбирается в цепях, инстинктивно пытаясь отстраниться. Мышцы его напрягаются, зрачки начинают бешено пульсировать. Оскал принца мало-помалу становится улыбкой от такого чудесного зрелища.

Айарриу протягивает руку и вкладывает коготь в ямку между ключицами пленника. Его когти заточены в виде наконечников стрел и так тверды, что могут оставить царапину на граните.

— Эле Йорои думает о тебе, — говорит он. — Отчего это так?

— Киайену? — безошибочно угадывает Эн-Тайсу. — Бесы его знают. Я с ним спал в свое время, но мне не понравилось. Никогда не давай ему в рот, Арри, он может замечтаться, решить, что поймал мышь, и откусить.

Айарриу усмехается.

— Тебя хорошо кормят, — говорит он. — У тебя все мысли об одном.

— Почему же? У меня полно времени, чтобы подумать о разных вещах. О политике, о построении войск, о цветах и дворцах. Но твой вид всегда вызывает у меня непотребные мысли.

Айарриу надавливает когтем, прорвав кожу под его шеей, и медленно ведет рану вниз по груди.

— О да, — подтверждает Эн-Тайсу, точно не чувствуя боли. — Потому что ты приходишь ко мне только тогда, когда тебе невыносимо…

Его слова обрывает хлесткий удар по лицу. Голова Эн-Тайсу дергается, цепи гремят, он ударяется о стену, но оборачивается с прежней улыбкой — только губы его из белых стали алыми, и кровь стекает по подбородку.

— …невыносимо хочется, — договаривает он и даже подается вперед; лица двух принцев близки так, что они могут укусить друг друга. — Ведь по-настоящему у тебя стоит только на кровь, так, Арри-сахарок?

Айарриу резко выдыхает, но на лице его написано почти удовольствие.

— Ты нарочно злишь меня, Эн-Тайсу?

Тиккайнаец утомленно закатывает глаза.

— В такой красивой светленькой головке просто не может быть мозгов, — говорит он. — Разумеется, Арри. Я нарочно тебя злю. Ты уже сделал ублюдка своей сестре, или вставлял ей только в зад?

Айарриу тихо, издевательски смеется.

— Ты хочешь, чтобы я тебя убил, Эн-Тайсу? Ты мечтаешь об этом уже пятьдесят лет. Ты мечтаешь об этом, а не о цветах и дворцах, так? Но годы идут, я прихожу и ухожу, у тебя заново отрастают когти, зубы и уши, и ничего не меняется — ничего!

На этот раз тиккайнаец молчит. Айарриу чувствует, как внутри растекается сладкое тепло наслаждения. Он может болтать сколько угодно, это ничтожество, принц даже ни разу не вырывал ему язык, потому что не имел ничего против этой жалкой болтовни. Ему, Айарриу, достаточно сказать пару слов, чтобы болтливый эле Тиккайнай побелел и затрясся от ненависти. Он так жалок в эти минуты, что у принца действительно встает. Истомное, тянущее чувство внизу живота не требует немедленного удовлетворения, оно — надолго, и Айарриу не торопится, задумчиво рисуя когтем кровавые узоры на груди и животе пленника.

— Сегодня я убью тебя, — говорит он.

— Лжешь, — глухо отвечает Эн-Тайсу.

— Лгу. Сегодня я тебя отпущу.

Для Эн-Тайсу это настолько очевидная ложь, что он даже не удостаивает Айарриу ответом. Принц тихо смеется. Интересно, что бы сказал тиккайнаец, узнав, что эле Хетендерана действительно намерен его отпустить?

Если даже Киайену способен сдуру ляпнуть что-то об Эн-Тайсу, нет никакого удовольствия держать его здесь. Неприятно, если о пленнике начнут шептаться по углам. Айарриу действительно уже много раз забавлялся с ним, и это надоело. С другой стороны, убить Эн-Тайсу — значит превратить его в воспоминание, а это еще скучнее. Если и впрямь его отпустить, когда-нибудь в будущем он может стать хорошим развлечением.

Но просто так отпускать его Айарриу, конечно, не собирается.

— Ты переел йута, мой принц, — хрипло говорит Эн-Тайсу. Звучит это неубедительно. Кровь стекает по его телу, и он точно облачен в алый рият. — Смотри, кончишь как твой отец. Будешь лежать где-нибудь толстой свихнувшейся тушей и ходить под себя.

Айарриу отодвигается и внимательно смотрит на него, примериваясь. Потом резким точным ударом выбивает плечо Эн-Тайсу из сустава.

Тиккайнаец не вскрикивает, только дергается и пытается перенести вес тела на другую руку. Понаблюдав за этим, Айарриу точно также бьет по его правому локтю.

На сей раз крик есть.

Но это не так интересно.

Принц добился своего, хотя тиккайнаец, сходящий с ума от боли, вряд ли понимает, что было его целью. До сих пор Эн-Тайсу действительно хотел умереть, очень хотел; но это желание шло от рассудка, не от души. Он слишком любит жизнь, этот рыжий ублюдок. Сейчас, когда боль замутила его разум, он не хочет смерти — он хочет мести. Вырваться, впиться клыками в глотку, наглотаться крови Айарриу, почувствовать, как жизнь уходит из его тела… это приятно. Дурманит почти как йут.

Айарриу медленно проводит рукой по лицу Эн-Тайсу. Подается вперед и нежно, медленным поцелуйным движением прокусывает изнанку его предплечья. Тиккайнаец не может попробовать кровь Айарриу, но Айарриу может попробовать его кровь… Окровавленные губы принца растягивает стылый оскал.

— Да ты свихнулся, — с кривой усмешкой выговаривает Эн-Тайсу. — Отрадно видеть.

— Не отвлекай меня, — мягко говорит принц.

Мгновение они смотрят друг на друга.

Потом Айарриу протягивает руку и вынимает из глазницы Эн-Тайсу глазное яблоко. Дергает, обрывая кровоточащие слизистые лохмотья, поднимает, показывая уцелевшему глазу.

Лицо Эн-Тайсу превратилось в оскаленную маску боли. Он молчит. Еще одно движение, и у маски будет две пустых глазницы. Но тогда он не увидит того, что будет потом, а это следует видеть.

Айарриу раздавливает глаз в кулаке; слизь стекает по пальцам. Принц облизывает мизинец и смеется.

Потом он выписывает в воздухе размыкающее заклятие, и звенья цепей распадаются. Эн-Тайсу оседает на пол. Он, пожалуй, еще может рвануться, отчаянно желая в последний миг жизни сомкнуть клыки на горле Айарриу, но тот не намерен позволять ему это. В конце концов, он хочет сохранить ему жизнь.

Еще одно заклятие — связывающее.

Шатаясь, Эн-Тайсу стоит на коленях. Заклятие держит его спину прямой, иначе он бы упал. Айарриу подходит сзади, берет его за волосы, вытирая о них руку, испачканную в слизи. Потом смыкает пальцы на шее.