Море Имен - Онойко Ольга - Страница 61

Компьютерная игра.

Обыкновеннейшее рубилово – найди зомби, убей зомби… или не обыкновенное; возможно, что даже не рубилово; не в этом дело. А в чём?

Захоронения токсичных отходов. Умершая земля под брошенными заводами. Начиная с «хвостохранилищ», которые навязались уму Алея когда-то при поиске Лёнькиной собаки Луши, этот ни с чем не связанный образ постоянно возвращался в его цепочки.

Жёлтый облупленный знак: предупреждение о радиации. В каждой второй игре ты его увидишь.

Редко ты увидишь его вне игры.

Лёгкие Алея судорожно втянули воздух. Алей надрывно всхлипнул, выгнулся, становясь на затылок и пятки; пальцы его судорожно комкали плед, сжимались до белизны. В глазах потемнело. Сердце стучало как бешеное, медленно, с пронзающей болью подкатывая под горло.

«Лучше бы я искал из Старицы», – успел ещё подумать Алей, потому что там, под зеленящимися кронами и лучистым вечно полуденным небом, видения сшибали с ног, но не обрывали дыхания. А потом мысли исчезли, и осталась только реальность – тяжёлая, вещная, настоящая.

…на деревянном столбе, на одном гвозде держался жёлтый облупленный знак: предупреждение о радиационной опасности. Мимо столба, лениво вихляя, ползла дорога – не дорога, две параллельные канавы, залитые грязной водой. Дорога рождалась из тумана и уходила в туман. Направо высокая трава ложилась навзничь, как ковёрный ворс, за полосой травы так же бессильно клонился почерневший забор, а за забором стояла страшная, слепая и гнилая избушка – вроде избушки Бабы-Яги.

Во дворике перед ней Ясень разбирал багажник старой красной «Листвянки», а на трухлявом крыльце перед отцом стоял Иней, маленький мальчик Инька, мертвенно бледный и такой испуганный, что Алей до крови прикусил губу, силясь подавить душевную боль.

– Папа, – спросил Иней несмело, – а мы зачем здесь?

– Надо, – коротко ответил Ясень.

Он порылся в багажнике и достал какой-то длинный угловатый предмет, завёрнутый в тряпки.

– Ты совсем замучился, – сказал Ясень, – и я замучился. Так что ночку переночуем, а потом дальше поедем.

Иней с несчастным видом поднял брови.

– Пап, – сказал он, – может, мы не будем в избушке спать? Может, мы в палатке будем опять? Тут страшно…

– Нет, – ответил Ясень печально, – в палатке нельзя. Из палатки мы не уйдём. – И он с натугой повеселел: – Ну ты чего разнюнился, Инька? Мужик ты или нет?

Иней молчал. Он опустил глаза и крепко сжимал зубы: пытался быть мужиком.

«Папа, – почти вслух закричал Алей, – что ты делаешь? Зачем?! Отпусти его! Зачем ты его туда затащил? Он маленький!» Точно услышав старшего сына, Ясень поднял голову, и Алей увидел его мрачные, непроницаемо-чёрные глаза. Какой-то миг казалось, что отец смотрит прямо на него, видит его, и волна озноба прокатилась по телу Алея, но отец отвёл взгляд, и стало понятно – он оглядывает дорогу и дальний лес.

Ясень криво улыбнулся и со стуком захлопнул багажник.

Потом как будто камера сменилась. Только что Алей видел отцовское лицо, раскосые ледяные глаза, а теперь смотрел из-за его плеча. Отец разворачивал тряпки на длинном, глянцевом, угловатом… внутри были ещё тряпки, промасленные. И патроны. И ещё что-то, по всей видимости нужное для стрельбы.

– Инька, – ласково сказал он, примеривая винтовку к плечу, – иди внутрь и сиди там, пока не позову. Можешь не смотреть.

Инея как ветром сдуло. Ясень улыбнулся, прицеливаясь в кого-то, кого видел он один – там, далеко в тумане, на границе луга и леса.

Выстрелил.

Алей очнулся.

Он чувствовал себя так, точно попали в него. Казалось, сердце мотается по пустой грудной клетке, с размаху ударяясь о рёбра – настолько сильно и больно оно билось. Мысли путались от недостатка воздуха: всё время видения Алей не дышал.

– О Господи… – прошептал он, как только смог говорить, – Господи…

«Есть вероятность, – сказала Осень, – что мы живём в лучшем из миров», и меньше всего Алей хотел бы убедиться в этом – так. Сумасшедший отец всё-таки затащил бедного Иньку в мир, где нужно держать при себе заряженную винтовку и уметь легко пускать её в ход.

Алей больше не мог ни о чём думать. Останься у него хоть толика хладнокровия, он, пожалуй, продолжил бы цепочку поиска и закончил её, поняв несколько важных вещей; но любые важные вещи могли подождать, пока брат был в опасности. До сих пор Алей ещё мог убеждать себя, что отцу, бывалому и тёртому человеку, стоит доверять, что ему можно доверить ребёнка. Теперь стало очевидно, что это не так.

«Папа, что с тобой стало? – отчаянно спросил Алей. – Зачем ты это делаешь? Я не знаю, но я тебе не позволю. Играй в свои игры, но без Иньки».

…А ситуация обрисовывалась – хуже не придумаешь. Мир брошенных изб и взведенных курков Алей видел только мельком, в галлюцинации, в полузадушенном состоянии. Он ещё сумел бы заставить Эна провесить тоннель именно в этот мир, но ориентировался там не в пример хуже, чем на собственной даче. Сказать по чести, никак не ориентировался – и точных координат задать не мог. Это значило, что Эн имел полное право выкинуть его за десяток километров от цели, в лесу или в чистом поле, где люди безоружными не ходят. А демон, по присущей ему злобности, не упустил бы шанса позабавиться…

Но на самом деле было ещё проще. Кто-то смотрел на поле из леса – кто-то, в кого отец пустил пулю, то есть заведомо недобрый и хищный. Алей не мог выйти рядом с избушкой, нельзя было возникнуть из небытия на чужих глазах. Нужно было выходить вдалеке и идти к домику через туман, поле, может быть – через лес… это было просто очень опасно.

Алей рывком сел. Голова закружилась, в виски ударила боль. С досадливым стоном он обхватил голову руками и скорчился.

Он не мог ждать. Физически не мог лежать и плевать в потолок, размышляя о вечном, пока Инька оставался в этой чёртовой чёрной избе в диких полях. Нужно было выручать его. Как угодно, но выручать.

Алей взял телефон и набрал номер, и после двух бесконечных гудков трубка ровно ответила ему:

– Слушаю.

И он тихо проговорил:

– Здравствуйте, Летен Истин.

Они стояли внизу, у машины – двое мужчин, похожих как братья. Рослые, плечистые, с одинаковыми армейскими стрижками, одинаковыми скупыми движениями. Воронов при них выглядел не то третьим, старшим братом, не то молодым дядькой: мужиком матёрым и бывалым, чьё главенство признают без споров и без обид.

Отойдя на два шага, Летен говорил с кем-то по мобильнику, а они ждали, оглядывая двор. На дороге чуть в стороне играли в футбол мальчишки; пущенный мяч угодил под машину, и один из них тотчас присел, доставая его, а потом азартно и ловко запустил обратно, к хозяевам.

Алей смотрел на них в окно, присев на подоконник между стопками учебников.

Машину Воронов пригнал другую – тоже чёрную и крупную, но какую-то обыкновенную. Безликую, невнушительную. Такая не притянет лишнего взгляда. Алей плохо разбирался в автомобилях. Ни у кого из родни Обережей не было машины. Он различал пяток отечественных моделей, а в остальном мог только смутно догадываться, что к чему.

«У папы теперь есть машина, – подумал он, отворачиваясь от стекла. – Красная «Листвянка». А раньше он и без машины неплохо себя чувствовал. И без винтовки. Господи, эта чёртова винтовка». Винтовка не шла из головы, винтовка – и тот, в кого из неё стреляли. Крепла уверенность, что отец стрелял не в зверя или птицу, и уж тем более не для развлечения… Становилось жутко.

День выдался неяркий, облачный. Ветви ближних деревьев загораживали свет, будто занавеси, их покачивал ветер, и в комнате блуждали тени. Все цвета поблёкли. Только горели яркие огоньки на системном блоке, да летал по монитору трёхмерный пернатый змей-заставка, вчера поставленный туда Полоховым.

Алей поколебался, выключил компьютер и выдернул шнуры из розеток.