100 великих мыслителей - Мусский Игорь Анатольевич - Страница 35
- Предыдущая
- 35/248
- Следующая
Но Сенека не был бы Сенекой, если бы не попытался теоретически осмыслить свою политическую деятельность, найти ей оправдание с точки зрения нравственных норм стоицизма. Вслед за стоиками он полагал, что монархия при справедливом царе, носителе разума, может быть залогом благоденствия государства: «Только мудрец умеет быть царем». Об этом он писал в трактате «О милосердии», обращенном к Нерону, создавая образ идеального государя, мудреца у власти. Он — носитель разумного милосердия, которое позволяет государю найти должную меру между мягкостью и строгостью, необходимой для обуздания порочной толпы, этим исправляются нравы, а в государстве воцаряется единодушная и всеобщая любовь к правителю. Таков был идеал, но не такова была действительность. Сенеке приходилось бороться с влиянием Агриппины, а для этого идти на уступки порокам Нерона. Нерон отвечал Сенеке бесчисленными подарками, Сенека их принимал, и его богатства росли так быстро, что все громче становились разговоры о несоответствии проповедей Сенеки и его поступков.
В борьбе с Агриппиной Сенека победил, но эта победа была хуже поражения. В 59 году Нерон приказал убить Агриппину, и Сенека был вынужден не только санкционировать матереубийство, но и выступить с оправданием его перед сенатом. «В итоге ропот шел уже не против Нерона, чья чудовищность превосходила любые пени, а против Сенеки, облекшего в писаную речь признанье в преступлении» (Тацит). В свое оправдание Сенека пишет новый трактат — «О блаженной жизни». Это — самая решительная попытка Сенеки примирить стоическую доктрину и действительность. Только мудрец в силах осуществить идеальную норму поведения, пишет Сенека, но ведь ни он сам, ни даже древние стоики не могут быть названы мудрецами. Они, как и все люди, погружены в жизнь с ее заботами и требованиями, связаны с людьми, опутаны обязательствами перед государством. Как же при всем этом сберечь нравственную чистоту? — Нужно сохранять всегда и во всем сознание нравственной нормы. Это сознание — оно же совесть — и отличает человека нравственного (философа) от толпы. Понятие совести как осознанной разумом и в то же время пережитой чувством нравственной нормы было введено в стоицизм Сенекою.
Между тем Нерон, освободившись от Агриппины, все больше выходил и из-под влияния Сенеки. В 62 году умер (или был отравлен) Бурр. Сенека ходатайствовал об отставке и хотел вернуть Нерону все полученные от него богатства — Нерон отказался принять их обратно. Но Сенека уже решился на новый, последний поворот своей жизни от государственных дел к «досугу». Означает ли это для него поражение? Нет, отвечает Сенека в следующем своем трактате — «О спокойствии души». Деяние остается для него истинным поприщем добродетели, и прежде всего деянием на благо государства. «Вот что, я полагаю, должна делать добродетель и тот, кто ей привержен. Если фортуна возьмет верх и пресечет возможность действовать, пусть он не тотчас же бежит — нет, пусть он с выбором отыщет нечто такое, чем еще может быть полезен государству.
Нельзя нести военную службу? Пусть добивается общественных должностей. Приходится остаться частным лицом — пусть станет оратором. Принудили к молчанию — пусть безмолвным присутствием помогает гражданам. Опасно даже выйти на форум — пусть по домам, на зрелищах, на пирах будет добрым товарищем, верным другом, воздержным сотрапезником. Лишившись обязанностей гражданина, пусть выполняет обязанности человек!» («О спокойствии души»).
Сенека демонстративно отстраняется от общественной жизни «отменяет все заведенное в пору прежнего могущества: запрещает сборища присутствующих, избегает всякого сопровождения, редко показывается на улице, как будто его удерживает дома нездоровье либо занятия философией» (Тацит). Человек имеет право на досуг и не отслужив свой срок, — доказывает он в книге «О досуге». На первый взгляд, Сенека возвращается к идеям своего корсиканского уединения — к трактату «О краткости жизни». Но там он делал акцент на долг человека перед самим собою — теперь же на первое место выдвигается долг перед людьми: однако не перед римской гражданской общиной, выродившейся в толпу рабов тирана, а перед вселенским «сообществом богов и людей». «Два государства объемлем мы душою одно — поистине общее, вмещающее богов и людей; и другое, к которому мы приписаны рождением. Этому большому государству мы можем служить и на досуге, — впрочем, не знаю, не лучше ли на досуге» («О досуге»). Это служение есть философия, она же — созерцание величия всего сущего, чтобы учить этому служению сограждан «большого государства», Сенека пишет свои последние обобщающие философские труды — «Изыскания о природе», «О благодеяниях» и книгу итогов — «Письма к Луцилию».
Но никакой уход от дел уже не мог спасти философа. Нерон ощущал, что сама личность Сенеки, всегда воплощавшая для него норму и запрет и всеми сопоставляемая с новым (а вернее — истинным) обликом бывшего воспитанника, является преградой на его пути. И когда в 65 году был раскрыт заговор Писона — заговор, не имевший положительной программы и объединявший участников только страхом и личной ненавистью к императору, — Нерон, несмотря на почти доказанную непричастность Сенеки, не мог упустить случая и приказал своему наставнику умереть. Философ вместе с женою, которую пытался сперва удержать от самоубийства, вскрыл себе вены.
«У Сенеки, чье стариковское тело было истощено скудной пищею, кровь шла медленным током, и он взрезал жилы еще и на голенях и под коленями. Обессилев от жестокой боли, он, чтобы его страдания не сломили духа жены и чтобы самому при виде ее мук не потерять терпеливости, убедил ее перейти в другую комнату. И в последние мгновения он призвал писцов и с неизменным красноречием поведал им многое, что издано для всех в его собственных словах и что я считаю излишним искажать пересказом» (Тацит).
Мы не знаем этих последних слов Сенеки. Но окончательные выводы его философствования показали, что, не сумев на практике примирить философию как нравственную норму и служение сообществу людей как государству, в теории Сенека нашел выход из этого противоречия и снял его». «Нравственные письма к Луцилию» — последнее произведение Сенеки.
Луцилий выбился из бедности во всадническое сословие, долго служил в Сицилии, писал стихи и страстно хотел стать настоящим философом. Сенека сделался его духовным вождем. Наставничество со времен Гесиода представлялось всей античности неотъемлемым долгом знающего. Излюбленной формой такого наставления со времен Сократа стал философский диалог, который вопросами направляет мысль собеседника в нужную сторону и приводит его к окончательному ответу. Если философ не беседовал наедине, а выступал перед большой публикой, то он в монологе имитировал диалог, сам перебивал себя вопросами, переключался с темы на тему, с разных сторон подводя к одному и тому же. Такой жанр назывался «диатрибой», с его ориентацией на жизненные примеры, на легко запоминающиеся сентенции вместо сложной логики, с его доверительной интонацией он был универсальной формой популярного моралистического философствования.
Из устной речи диатриба легко переходила в письменную в небольшие трактаты (у Сенеки они так и называются «Диалоги», хоть в них и нет собеседников) и, тем более, в письма письмо, будучи и в житейской практике заменой непосредственной беседы, в литературе оказывалось естественной ее ипостасью. Обращаясь к другу, Сенека в то же время вполне осознанно создавал произведение литературного жанра, хорошо знакомого античности. Сенека сам разбирает вопрос о том, каким следует быть поучению философа. По его мнению, оно должно быть доступным, легко запоминающимся, но главное — «поражающим душу». Эмоциональное воздействие — вот главное средство философа-наставника. «Донимай их (слушателей), жми, тесни, отбросив всяческие умозренья, и тонкости, и прочие забавы бесполезного умствования. Говори против алчности, говори против роскоши, а когда покажется, что польза есть, что души слушателей затронуты наседай еще сильнее».
- Предыдущая
- 35/248
- Следующая
