Аня и Долина Радуг - Монтгомери Люси Мод - Страница 39

• Предыдущая
• 39/62
• Следующая

— Что ж, тогда я могу сразу возвращаться домой, — вздохнула она печально.

— Вероятно… если не считаешь, что могла бы поговорить со мной о том, что хотела обсудить с ней, — мягко сказала мисс Розмари. — Когда с кем-нибудь поговоришь, становится гораздо легче. Я это по себе знаю. Не могу сказать заранее, пойму ли я все так глубоко, как миссис Блайт… но обещаю тебе, что смеяться не буду.

— Вы не засмеетесь вслух, — заколебалась Фейт. — Но, может быть, будете… смеяться про себя.

— Нет, я не буду смеяться даже внутренне. С чего мне смеяться? Что-то огорчило тебя… а мне не бывает смешно, когда я вижу, что человеку больно — и неважно, что причиняет ему боль. Если у тебя есть желание рассказать мне, что огорчило тебя, я охотно выслушаю. Но, если желания нет… я не обижусь, дорогая.

Фейт бросила еще один долгий внимательный взгляд прямо в глаза мисс Уэст. Эти глаза были очень серьезны… в них, даже в самой их глубине, не было никакого смеха. Коротко вздохнув, она села на старую сосну рядом со своей новой подругой и поведала ей все об Адаме и его горькой участи.

Розмари не смеялась, да ей и не хотелось смеяться. Она поняла и посочувствовала… она в самом деле была почти такой же чуткой, как миссис Блайт… даже точно такой же чуткой.

— Мистер Перри — священник, но ему следовало бы быть мясником, — сказала Фейт с горечью. — Ему так нравится резать мясо. Он наслаждался, когда резал на кусочки бедного Адама. Он так просто втыкал в него нож, как будто это был какой-нибудь обыкновенный петух.

— Между нами, Фейт, мне самой не очень нравится мистер Перри, — сказала Розмари, слегка рассмеявшись… но, как ясно поняла Фейт, смеялась она над мистером Перри, а не над Адамом. — Мне он никогда не нравился. Я ходила с ним в школу — он тоже из Глена, — и даже тогда он был совершенно невыносимым маленьким ханжой. Ох, нам, девочкам, ужасно не нравилось держаться с ним за руки в круговых играх — у него были такие пухлые, влажные и липкие ладони. Но мы должны вспомнить, дорогая, что он не знал, кем был для тебя Адам. Он считал его просто обыкновенным петухом. Мы должны быть справедливы даже тогда, когда нам ужасно больно.

— Наверное, вы правы, — согласилась Фейт. — Но, мисс Уэст, почему всем кажется смешным, что я так горячо любила Адама? Если бы это был какой-нибудь противный старый кот, никто не считал бы любовь к нему странной. Когда котенку Лотти Уоррен отрезало лапки сноповязалкой, все ее жалели. Она два дня плакала в школе, и никто над ней не смеялся, даже Дэн Риз. И все ее друзья пришли на погребение и помогли похоронить котенка… Это, конечно, был ужасный случай, но я все же думаю, это было не так отвратительно, как увидеть, что твоего любимца съели. Однако надо мной все смеются.

— Я думаю, это потому, что само слово «петух» звучит довольно забавно, — сказала Розмари серьезно. — В нем есть что-то комичное. А вот слово «цыпленок» смешным не кажется. Это звучит не так смешно, если кто-то говорит, что любит цыпленка.

— Адам был миленьким маленьким цыпленочком, мисс Уэст. Такой маленький золотистый шарик. Он подбегал ко мне и клевал прямо из моей руки. И когда вырос, тоже был красавцем… белый как снег, с таким великолепным загибающимся белым хвостом… хоть Мэри Ванс и утверждала, будто хвост слишком короткий. Он знал свое имя и всегда приходил, когда я звала его… он был очень умным петухом. И тетушка Марта не имела никакого права резать его. Он принадлежал мне. Это было нечестно, ведь правда, мисс Уэст?

— Нечестно, — решительно кивнула Розмари. — Совершенно нечестно. Я помню, у меня в детстве была любимая курочка. Такая хорошенькая… золотисто-коричневая пеструшка. Я любила ее так же сильно, как любила всех других моих домашних питомцев. Ее не зарезали… она умерла от старости. Мама не хотела резать ее, потому что это была моя любимица.

— Если бы моя мама была жива, она не позволила бы зарезать Адама, — сказала Фейт. — Да и папа, если на то пошло, тоже не позволил бы, если бы только был дома и знал об этом. Я уверена, он не позволил бы, мисс Уэст.

— Я тоже в этом уверена, — сказала Розмари.

Ее лицо вспыхнуло чуть ярче. Вид у нее был довольно смущенный, но Фейт ничего не заметила.

— Я очень плохо поступила, что не сказала мистеру Перри про его дымящиеся фалды? — спросила она с тревогой.

— О, ужасно плохо! — отвечала Розмари с лукавой искоркой в глазах. — Но думаю, я поступила бы точно так же, Фейт… я не сказала бы ему, что его фалды подпаливаются… и думаю, что ничуть не сожалела бы о своем дурном поступке.

— Уна считает, что я должна была сказать ему, потому что он священник.

— Дорогая, если священник ведет себя не как джентльмен, мы не обязаны уважать фалды его фрака. Я знаю, мне было бы очень приятно видеть, как загораются фалды Джимми Перри. Это, должно быть, было забавно.

Обе рассмеялись, но смех Фейт перешел в горький вздох.

— Ну, все равно, Адам мертв, и у меня никогда не будет другого любимца.

— Не говори так, дорогая. Мы лишаемся очень многого в жизни, когда не любим. Чем больше мы любим, тем богаче жизнь… даже если это любовь всего лишь к маленькому существу, покрытому мехом или перышками. Ты хотела бы завести канарейку, Фейт… маленькую золотую канарейку? Если хочешь, я подарю тебе одну. У нас дома две.

— О, я очень хотела бы, — воскликнула Фейт. — Я люблю птиц. Только… вдруг кот тетушки Марты съест ее? Это такая трагедия, когда твоих любимцев съедают. Думаю, что во второй раз я этого не вынесу.

— Я уверена, что если ты повесишь клетку подальше от стены, то кот не сможет до нее добраться. Я расскажу тебе, как нужно ухаживать за ней, и когда пойду в следующий раз в Инглсайд, то оставлю ее там для тебя.

Про себя Розмари подумала: «У гленских сплетниц появится еще один повод посудачить, но мне все равно. Я хочу утешить это бедное сердечко».

И Фейт утешилась. Было так приятно встретить сочувствие и понимание. Она сидела рядом с мисс Розмари на старой сосне, пока сумерки не прокрадись незаметно в белую долину и вечерняя звезда не засияла над серой кленовой рощей. Фейт рассказала Розмари все о своем маленьком прошлом и надеждах на будущее, о том, что она любит и чего терпеть не может, о мелочах быта в доме священника, о взлетах и падениях школьной жизни. Расставаясь, они уже были верными друзьями. В тот вечер, когда все сели ужинать, мистер Мередит был, как обычно, погружен в задумчивость, но вскоре произнесенное за столом имя привлекло его внимание и заставило вернуться к реальности. Фейт рассказывала Уне о своей встрече с Розмари.

— Я думаю, она просто прелесть, — сказала Фейт. — Такая же милая, как миссис Блайт… только по-другому. Мне даже захотелось ее крепко обнять. А она обняла меня… и это были такие милые, бархатные объятия. И еще назвала меня «душенькой». Я прямо задрожала от восторга. Я ей все могла бы рассказать.

— Значит, тебе, Фейт, понравилась мисс Уэст? — спросил мистер Мередит довольно странным тоном.

— Я люблю ее! — воскликнула Фейт.

— О! — пробормотал мистер Мередит. — О!

• Предыдущая
• 39/62
• Следующая