Любовь контрабандиста - Картленд Барбара - Страница 34
- Предыдущая
- 34/60
- Следующая
Леона вспомнила, чуть вздрогнув, что, пока они одевались, герцогиня успела составить целый план, по которому она должна была быть представлена перед обедом под чужим именем как одна из гостей в Клантонбери. Затем им следовало выждать некоторое время, чтобы посмотреть, кто из присутствующих первый разгадает ее хитрость и узнает в ней ту самую скромную миниатюрную девушку в сером платье, которая прибыла сюда раньше.
— Для нас огромная удача, что герцог не видел вас до сих пор, — улыбнулась герцогиня, — так как он поневоле будет вести себя совершенно естественно. Нам нужно следить за Джулиеноы и Николасом Уэстоном и, конечно, за вашим собственным братом, хотя он должен узнать вас сразу.
Пока наверху они обсуждали эту идею, она казалась не более чем веселым розыгрышем, и Леона охотно согласилась принять участие в затее герцогини с переодеванием, решив, что удовольствие, которое эта шутка доставляла ее милости, в определенной степени возмещало ей необходимость одолжить одно из своих самых лучших платьев. Но сейчас, когда настал момент осуществить задуманное, она вдруг почувствовала испуг.
Ничто в ее уединенной, замкнутой жизни не подготовило ее к подобного рода развлечениям, вызывавшим по-детски простодушное волнение у герцогини.
— Завтра нам предстоит большой прием, — сообщила она Леоне. — Сегодня, по счастливому стечению обстоятельств, мы предоставлены сами себе. Я предполагала, что вечер выйдет неимоверно скучным, но даю вам слово, что я уже давно не получала столько радости.
Она говорила с такой искренностью, что Леоне ничего не оставалось, как поверить ей, и при всей своей неопытности она могла отчасти понять, до какой степени бесконечная череда балов, маскарадов и званых вечеров, которыми герцогиня наслаждалась в Лондоне, успела ей надоесть. В этой затее было нечто новое, выходящее за рамки привычного, и потому ее милость была всецело поглощена и захвачена ею, как никогда прежде в светских увеселениях.
— Вы выглядите очаровательно, моя дорогая, так что не стесняйтесь, — бросила она Леоне напоследок, ускользнув от нее у самого подножия лестницы. Пара услужливых лакеев распахнула перед нею массивные двери, и герцогиня проследовала через анфиладу комнат в великолепную парадную гостиную.
Леона выждала в зале ровно две минуты, как было условлено, и никогда еще две минуты не тянулись так медленно. По меньшей мере с полдюжины лакеев замерли в церемонных позах, уставившись неподвижно перед собой, но, несмотря на это, Леона чувствовала, что они наблюдали за ней, возможно, посмеиваясь про себя над происшедшей с ней переменой. Как бы там ни было, решила она, ей не оставалось ничего другого, как только подбодрить себя.
В длинном зеркале с позолоченной рамой, висевшем напротив камина, она могла рассмотреть отражение всего зала. Ее роскошное платье вырисовывалось ярким силуэтом на фоне старинных панелей, она улавливала блеск и ослепительную игру бриллиантов вокруг своей шеи. И все это время ее не покидала мысль о том, какое мнение должно было сложиться о ней у лорда Чарда. Ее заботили не столько Николас Уэстон или Хьюго, сколько лорд Чард, которому уже приходилось видеть ее в различных обликах — в белом шелковом наряде с пятном крови на юбке, сожженном ею накануне, в жалких обносках, в которых она приехала сюда, и в ночной рубашке прошлой ночью, когда она рыдала, сидя у него на кровати.
Леона даже зарделась, едва представив себе, как потрясена была бы герцогиня, узнай она о том, что произошло в замке, и вместе с тем у нее потеплело на сердце, стоило ей вспомнить, с какой добротой и вниманием он отнесся к ней тогда.
«Вы так его любите?»
Что за нелепый вопрос и каким безрассудством было с ее стороны не ответить на него сразу же прямо и откровенно! В действительности девушка не смела даже мечтать ни о чем подобном и потому была застигнута врасплох. Разве она не должна была ненавидеть его как врага, который явился к ним в замок, чтобы шпионить за округой, подстроить ловушку Хьюго и всем тем, кто доверился ему и зависел от него? «Нет, я ненавижу его!»— вот что ей следовало бы ответить, но она понимала, что это было бы ложью. Она не могла испытывать к лорду Чарду столь же беспредельное отвращение, как, например, к Лью Куэйлу. Но любовь! Это было нечто совершенно иное.
«Что такое любовь?»— спрашивала себя Леона в наивной чистоте помыслов. Было ли это внезапное волнение в душе, от которого почти перехватывало дыхание? Ощущение того, что чьи-то глаза с непреодолимой силой манили тебя к себе? Сознание, что ты можешь на них положиться и они ни при каких обстоятельствах тебя не обманут? Было ли это любовью? Как в самом деле она могла судить о таких вещах, если никогда прежде не знала любви?
Она увидела, как лакеи, подавшись в сторону, схватились за ручки двери в гостиную, и поняла, что две минуты истекли.
И в этот миг ее вдруг охватила безотчетная тревога.
Леоне казалось, что она не сможет больше продолжать этот маскарад. Ей следовало бежать прочь отсюда, наверх, и скрыться у себя в спальне или, еще лучше, переодеться в свою привычную одежду, пусть старую и поношенную, но которую она воспринимала сейчас как неотъемлемую часть себя самой.
Потом, почти против воли, ноги сами понесли ее вперед. Шаг за шагом они влекли ее все ближе и ближе к дверям, распахивавшимся перед нею, и затем резкий, звучный голос ливрейного лакея как будто эхом разнесся под сводами залы:
— Виконтесса Мэйфилд, ваша милость!
Это было имя, выбранное ими наугад, которое, как утверждала герцогиня, звучало настолько неопределенно, что среди их знакомых почти наверняка мог встретиться кто-нибудь с этим именем. И теперь Леона медленно шла через зал, показавшийся ей самым длинным из всех виденных раньше. Калейдоскоп ярких, ослепительных красок, люстр и цветов как будто обрушился на нее мощной волной и затем отступил снова, тогда как она была в состоянии сосредоточиться только на одной фигуре герцогини, приближавшейся к ней; глаза ее лукаво блестели, хотя на алых губах играла официальная улыбка приветствия.
— Как мило с вашей стороны навестить нас, моя дорогая леди Мэйфилд, — произнесла она тоном, которым обычно пользовалась, как поняла Леона, находясь в светском кругу. — Я как раз говорила моему мужу и другим гостям, как я была обрадовала известием о том, что вы оказались по соседству и собираетесь сегодня вечером удостоить нас своим присутствием. Вы выглядите просто восхитительно.
Леона присела в учтивом реверансе, и, едва она поднялась, герцогиня подхватила ее под руку и увлекла за собой.
— Ваша милость, — обратилась она к своему супругу, — это моя дорогая подруга, леди Мэйфилд, о которой я так часто рассказывала. Мне было очень приятно узнать, что этим вечером она оказала нам честь своим посещением.
— От души рад приветствовать вас, мадам, — произнес герцог, склоняясь к ее руке, и Леона была немало удивлена, обнаружив, что он оказался совсем не таким, каким она представляла его себе. Он был коренаст, довольно лыс, с длинным невыразительным лицом и неописуемым запахом конюшни, который не могли скрыть даже его элегантные атласные панталоны и бархатный сюртук.
— А теперь я познакомлю вас с остальными гостями, — герцогиня отвела Леону в сторону. — Мистер Николас Уэстон, старый друг нашей семьи…
— К вашим услугам, мадам, — отозвался мистер Уэстон с важным видом, и Леона с трудом подавила внезапное желание рассмеяться, так как было совершенно очевидно, что по крайней мере один из присутствовавших здесь не узнал ее.
— И сэр Хьюго Ракли, наш близкий сосед, — продолжала герцогиня.
Леона видела, что Хьюго не только не догадывался о том, кто перед ним, но и определенно не проявлял к ней ни малейшего интереса. Его взгляд был прикован к герцогине. Она заметила выражение восхищения в его глазах и не осуждала его за это.
— И наконец, — промолвила герцогиня, — я должна представить вам моего горячо любимого брата, лорда Чарда.
— Милорд… — пробормотала Леона, присев в реверансе и избегая смотреть в его сторону, ее опущенные ресницы оттеняли внезапно вспыхнувший на щеках румянец.
- Предыдущая
- 34/60
- Следующая