Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых - Март Михаил - Страница 15

• Предыдущая
• 15/58
• Следующая

— У нас нет никаких доказательств, — возразил Викентий. — К тому же работниками наркомата иностранных дел может заниматься только особый отдел НКВД, никак не милиция.

Я не выдержала:

— Тогда я сама его убью!

— Уезжайте от греха подальше, Лиза, — сказал Викентий. — Я сделаю все, что могу, вы все только испортите.

Больше мы не виделись.

На Клаве лица не было, она словно постарела на несколько лет, а очнувшись, решительно заявила:

— Все! Дергаем отсюда! Из Ленинграда быстрее уедем.

Долго ждать не пришлось. В комсомольском штабе строителей-добровольцев Лиза впервые увидела красивую статную женщину в длинном кожаном пальто с красной косынкой на голове. Она походила на революционерку из далекого семнадцатого, какими их изображают на книжных иллюстрациях и в театрах. Такой она запомнила Алису Коокен в образе комиссара, когда смотрела «Оптимистическую трагедию» в камерном театре Таирова. Сочетание женской красоты, революционного порыва и грубой кожаной тужурки с сильно затянутым ремнем на узкой талии, привели девушку в восторг. Какая романтика!

— Вот что я вам скажу, девушки! — прокуренным голосом начала кожаная леди, оглядывая присутствующих. — К сожалению, нас еще мало. В отличие от Ленинграда, Москва пока дремлет в своем благополучии. Кричать в газетах о вашем подвиге мы не будем, но и мурыжить вас в ожидании тоже. Оркестра не ждите, в конце концов не ради шумихи вы едете на другой конец Советского Союза, вы едете строить новую светлую жизнь. Вас ждут, в вас нуждаются, в вас верят. Проезд до Владивостока нам предоставляет НКВД СССР, но не совсем бесплатный. Завтра с платформы Москва-товарная в шесть часов утра отходит поезд на Дальний Восток. Тупик номер восемь. Вас могут взять с собой в качестве санитарок и помощниц по кухне. Не велика трудность, учитывая, что вас ждет впереди. Через четырнадцать суток вы будете на месте, где вас встретит представитель нашего комитета. Встречаемся на платформе в пять утра. Опоздавших ждать не будем, не на свидание идете. Военный эшелон расписаний не нарушает. Дисциплина должна стать для вас главным. Мы добровольцы. Твердый комсомольский характер, сила воли, бесстрашие и вера в будущее — вот наши качества. Те, кто в себе не уверен, могут не приходить, осуждать не станем. Кто в себе сомневается, пусть возьмет деньги на обратный билет. Дезертирам дорога не оплачивается. Жду! Идите собирайтесь, туфельки и шляпки оставьте младшим сестренкам.

Лиза ничего не стала собирать, незаметно чемодан из дома не вынесешь. Только сняла с книжки деньги, которые копила на создание теплого семейного гнездышка.

Май выдался жарким, пахло свежей листвой. Лиза и Клава шли к вокзалу пешком. Из пятнадцати девушек явились только шесть. Красавица в кожаном не удивилась.

В восьмом тупике стоял эшелон, состоящий из десяти товарных вагонов и двух пассажирских — один во главе состава, другой — в конце. К распахнутым дверям «телятников» были приставлены трапы, рядом — солдаты с овчарками. Из крытых грузовиков выгоняли людей и по одному отправляли к трапу, заполняя вагоны под завязку, после чего трапы сбрасывали, а двери запирали на щеколду.

— Кто это? — с некоторым испугом спросила Лиза.

— Враги народа, — ответила кожаная леди. — Свою вину они отработают на БАМлаге. Партия и правительство сохранили им жизнь в надежде на исправление.

— Мы поедем с ними?

— Нет, конечно, но ваша помощь может понадобиться.

У первого вагона их встретил комендант поезда, немолодой уже усталый человек в форме капитана госбезопасности с безразличным холодным лицом.

— Вот, Артамон Исаич, шесть красавиц.

— Я вижу четырех.

Оглянувшись, дама в коже усмехнулась:

— В прошлый раз я только двух довела. Остались самые надежные, уж эти не подведут, будьте уверены.

— Мне плевать, Валя. Может, они правильно сделали, не на прогулку в зоосад едем.

Валя порвала две бумажки, а четыре передала капитану.

— Сопроводиловка. Все документы у них на руках. Характеристик нет ни у одной.

— Понятное дело. Беглянки.

— Никакая я не беглянка, — возмутилась Лиза. — Просто я не сказала в институте, что уезжаю.

— И я о том же, милая. А письмо родителям пошлешь с дороги. Поди уже написала и в конвертик запечатала.

— Откуда вы знаете?

— Давно живу. Идите к фельдшеру, он вас на довольствие поставит и места вам выделит.

Прежде чем проститься, кожаная комиссарша неожиданно сказала:

— Вот что, девчонки, погрузка закончится через час, если уйдете, никто вас не остановит, вам решать. Учтите, поезд остановок в пути не делает, тем более по требованию. У вас есть время одуматься. Особенно это тебя касается, красатуля. — Она положила руку на плечо Лизы. — Такие, как ты, из Москвы добровольно не уезжают, тем более без вещей. Обида пройдет, а она в твоих глазах написана. Может, не стоит себе жизнь ломать? У тебя есть будущее. Здесь. Но не там. Там через пять лет ты превратишься в камень. Поверь, я знаю, о чем говорю.

— Я уже все решила.

— Бог тебе судья.

— Вы верите в Бога?

— У каждого в душе есть Бог, но его легко растоптать кирзовыми сапогами. А бездушие — это смерть, человек становится машиной, забывает, зачем родился.

— Как «зачем»? Для созидания.

— Ты это слово забудешь, в твоем сознании его заменят понятия долг, приказ. Дальше пустота.

— Я все решила.

— Прощайте, голубушки. Не теряйте Бога в душе.

Странные слова сказала кожаная дама, но не слова поразили Лизу, а то, как они были сказаны, сколько в этом было силы и уверенности.

— Пошла новых дурех набирать! — язвительно усмехнулась одна из девушек вслед уходящей.

— Заткнись, дура! — грозно рыкнула Лиза, и все поняли: среди них появился лидер и лучше ее слушать. С такой не пропадешь.

Лиза и не думала о лидерстве, просто, в отличие от многих, она привыкла к самостоятельности, а другим по привычке хотелось спрятаться за чьей-то спиной. Смешно говорить, старшей беглянке на днях исполнилось девятнадцать.

Через час вагоны дернулись и эшелон медленно, со скрипом, пополз вперед. Лиза смотрела в окно, прощаясь с Москвой. Она и не подозревала, что уготовила ей жизнь.

Поезд застрял в Оренбурге. Не помогли и сопроводительные документы, выданные генералом Улусовым: лес не считался стратегическим грузом, а линия была перегружена. Атаман Никольский в форме старшины сопровождал подполковника Малоземова к начальнику станции. Не принять подполковника госбезопасности начальник станции не мог. Крепыш лет пятидесяти с небритыми щеками то и дело хватался за телефонную трубку и отвечал на вопросы врывающихся в кабинет железнодорожников. На узловой развязке работали в авральном режиме: военные эшелоны с покрытой брезентом техникой проходили в Северную Корею где шла настоящая война между Севером и Югом.

— Вряд ли я смогу вам помочь, подполковник. Обстоятельства меняются каждый день, нагрузки растут, и просвета мы в ближайшее время не увидим.

— У нас приказ. Вы видите, кем выданы документы. К тому же наш эшелон должен свернуть на юг, и мы освободим главную магистраль.

— Ничем помочь не могу. Генерал Улусов пропустил вас через свой округ, это его право. Уральским округом командует генерал Хворостовский. Идите к нему. Если Хворостовский подтвердит мандат, я вас пропущу под его ответственность. Только я сомневаюсь в этом. Почему эшелон с лесом сопровождает старший офицер госбезопасности со взводом солдат, не мое дело. Решайте свои проблемы с Хворостовским.

— Что будем делать? — спросил атаман, когда они вышли во двор.

— Пойдем к Хворостовскому.

— Слишком рискованно. Здесь Улусов авторитетом не пользуется. У каждого свой шесток. Из тайги мы ушли, узкоколейку отремонтировали, Малашкина оставили живым. Ему ничего не остается, как бежать за помощью.

— Не паникуйте, Зиновий Петрович. Малашкин попадет в объятия Улусова. Дело в том, что рудник «Светлый» по документам давно закрыт. Сначала его переименовали в леспромхоз, как бы для конспирации, а потом закрыли за ненадобностью. Якобы слишком далеко расположен от магистрали и не оправдывает затрат. Так что теперь Малашкин никто. Заключенных давно списали. В сказки о том, что по тайге бродят банды, никто не поверит, Таких случаев не зарегистрировано. По этой же причине диверсию на плотине до сих пор приписывают террористам-одиночкам. О том, что ее взорвал отряд атамана Рябого, никто не знает.

• Предыдущая
• 15/58
• Следующая